С Айледой договорились встречаться два раза в месяц. По мнению ученицы кнастора, этого было достаточно. Дэцин познакомил Ильгет со священником-монахом из братства святого Реймоса, отцом Августином. Возраст его приближался к полутора сотням лет, и около века назад отец Августин был простым эстаргом. То есть не очень простым, пилотом дальней разведки. Одна из самых опасных и сложных космических специальностей. Такие пилоты прокладывают новые трассы, находя стабильные каналы подпространства. Ходят в самые опасные области, по краю блуждающих полей, в районы пульсаров и коллапсаров, сажают корабли на планеты с бешеной атмосферой. Это работа, требующая призвания.

Сагоны в те времена были малоактивны. Вообще после Второй Сагонской их активность обострялась лишь периодически, всплесками, настоящих войн не было. Однако пилоту случилось встретиться с сагоном, при этом выжить, выдержать и сохранить рассудок. После этого он остался на Квирине навсегда. Дозорная Служба тогда была совсем небольшой, и по причине слабой активности сагонов, настоящих войн не вела. Встреча с сагоном послужила окончательному обращению пилота, и на Квирине он вступил в братство и стал отцом Августином.

В последнее время он не занимался духовным руководством, хоть и был в этом очень опытен. Однако по личной просьбе Дэцина взял Ильгет под контроль. Благословил ее на продолжение занятий, дал несколько полезных советов о том, как делать это, сохраняя свою душу в безопасности.

Отец Августин жил в затворе, поэтому беседовать с ним можно было только в самом монастыре, расположенном в горах, к северо-востоку от Коринты. Они сидели в небольшой комнате для гостей, и стеклянная стена открывала вид на ошеломительно глубокие пропасти, вонзающиеся в небо, словно верхушки храмов, снежные вершины, лес внизу в смутной дымке, каменные изломы и скалы всех оттенков синего, фиолетового, серого. Временами Ильгет казалось, что это лишь картина, что такой ошеломляющей красоты в реальности не бывает. Отец Августин был высоким, и старости, как это бывает на Квирине, не выдавало ничто, кроме выражения глаз. Белый хабит волнами падал с могучих плеч, русые волосы были коротко подстрижены. А впрочем, и выражение глаз могло быть таким особенным вовсе не от старости монаха. От отца Августина пахло вечностью. Да, нашла Ильгет нужное слово, именно так. Здесь, в этой комнате, не было суеты. Только крест на голой стене, три стула и стол, и за окном - горы. И вокруг отца Августина, казалось, вообще не могло быть никакой суеты и никакой обыденности. И страха не было. И разница между жизнью и смертью не ошеломляла.

— Я вообще не понимаю, - говорила Ильгет, - мы уже размышляли с мужем об этом. Само существование кнасторов - оно противоречит догматике? Мы ведь не специалисты, вы понимаете. Получается, что нет, не противоречит. Да, в Библии запрещены магия и колдовство, но ведь неизвестно еще, насколько деятельность кнасторов - колдовство. Может быть, это использование неизвестных нам сил природы. А догмы сами по себе вообще не имеют отношения к каким-то запретам.

— Колдовство, - сказал отец Августин мягко, - это использование сил невидимого мира. Они нам вполне известны. Как и сам невидимый мир.

Ильгет кивнула.

— Да, можно сказать и так. Но почему запрещено их использование? Ведь и апостолы, и святые, например, лечили наложением рук… и вообще совершали разные чудеса. По молитве, да. Но и кнасторы признают Создателя и считают, что действуют по молитве. У них есть молитвы. Но с другой стороны… я что-то не слышала, чтобы апостолы или святые специально тренировались, обучались медитации или еще чему-то, с целью научиться магическим приемам. А ведь у них именно эта цель! Потом, конечно, их учение… Оно нехристианское. Не в том смысле, как учения язычников, ничего не слышавших о Христе. Они о Нем знают, но интерпретируют совершенно иначе. Я бы сказала, это чем-то похоже на бешиорскую ересь.

— Все гностические учения напоминают друг друга, - сказал отец Августин, - а по существу, Ильгет, вот что. Гностики, в том числе, и кнасторы, недооценивают физический мир. Это естественно. Для них мир физический - это Неизреченная Грязь, как в Бешиоре. Или прибежище духовно неразвитых, низменных людей. Согласно их представлениям, духовное развитие обязательно сопровождается все большим и большим проникновением в мир невидимый. Но мы, люди, рождаемся и живем в физическом мире. Этот мир сотворен Богом. Этот мир беспредельно важен Богу. Если бы это было не так, для чего Христу было бы рождаться в физическом мире, жить в человеческом теле, и пожертвовать этим Телом? Если вы верите в Христа, Ильгет, в том смысле, что Христос - это и есть Бог, Создатель Вселенной, в христианском смысле, то вы не можете недооценивать физического мира. Конечно, это вопрос веры.

— Я верю, - решительно сказала Ильгет.

— Помните легенду о Вавилонской башне? Ведь суть там как раз в этом - строительство башни до неба, попытка самостоятельно, собственными силами проникнуть в мир невидимый, путем развития, работы над собой, достичь состояния ангелов. Отношения человека с Богом, Ильгет, могут быть только отношениями любви. А в любви важно смирение. Любя своего мужа, вы смиряетесь, уступаете ему, разве не так? Но ведь и он, любя вас, постоянно думает о том, как вам помочь, услужить, как сделать, чтобы исполнялись ваши желания. Бог смирил себя до предела, отдав свое Тело на растерзание людям. Но и люди должны смириться перед Богом. Любые другие отношения с Ним невозможны. Бог есть Любовь. Он просто не воспримет вас, если вы попытаетесь вломиться к нему силой и чего-то требовать. Или даже просить - но просить без смирения. Он подарил нам физический мир. С этим миром мы вольны делать все, сообразно нашему разуму и таланту. Но оставляя его, мы зачем-то ломимся в мир невидимый, пока закрытый для нас - очевидно, что пока. Зачем? Соответствует ли это отношениям любви и смирения?

— Гм, интересно! - заговорил Дэцин, - но отец Августин, а как же сагоны? Ведь они добились…

— Разве одни сагоны творят то, что мы называем чудесами? Нет, владение силами мира невидимого в Галактике вообще не редкость. Мы знаем, что это возможно. Но хотим ли мы стать сагонами?