Такси доставило меня от дома к Лионскому вокзалу, причем в течение примерно четверти часа я был вынужден слушать проклятия шофера, который из-за проливного дождя и оживленного движения ехал еле-еле. Носильщиков на вокзале не было, я тащил свой чемодан и свою пишущую машинку вдоль длинного состава этого самого Голубого поезда до моего семнадцатого вагона. Купе мое располагалось примерно в середине его. Перед открытой дверью соседнего купе стояла дама и курила. Я поздоровался. Она улыбнулась в ответ и наклонила голову.
У нее была удивительная улыбка. Казалось, будто на ее узком, с тонкими чертами лице восходит солнце. Глаза у нее были очень большие. И зубы красивые, и широкий рот с сочными губами. На ней было красное платье и жемчужное ожерелье. Едва увидев ее, я понял, что она наполнена каким-то почти неземным блаженством. Она была высокая и стройная. Седые волосы одевали ее голову словно шлем и чуть отливали нежным лиловым цветом. Покуда проводник занимался моим билетом, я увидел в темном окне, перед которым стояла дама и по которому хлестал дождь, ее отражение. И с удивлением заметил, что она меня разглядывает. Сам я эту даму не знал. Я никогда ее раньше не видел. Я улыбнулся ее отражению. Она улыбнулась в ответ.
- Когда прикажете вас разбудить, мосье? - с такими словами обратился ко мне проводник, носивший при себе тетрадь с именами пассажиров.
- Пожалуйста, в Сен-Рафаэле.
- Завтрак?
- Да, пожалуйста.
- Кофе или чай?
- Чай с молоком.
- Как и мне, - промолвила дама в красном платье.
- Совершенно справедливо, как и мадам Коллинз, - сказал лысый проводник. Кстати, мадам тоже пожелала, чтобы ее разбудили в Сен-Рафаэле.
- Да, тогда у меня еще будет много времени до Канн. Кстати, мосье, вы тоже едете в Канн?
- Совершенно верно, мадам...
- ...Коллинз, Роберта Коллинз.
Она говорила по-французски с заметным американским акцентом.
- Руайан, - сказал я, - Роже Руайан.
- Господа желают сейчас еще чего-нибудь?
Но прежде чем я успел открыть рот, она ответила:
- Я с удовольствием выпила бы шампанского. - И взглянула на меня. Ее большие глаза были зеленого цвета.
- Не сочтете ли вы, что я веду себя ужасно, если приглашу вас на шампанское, мосье Руайан?
- Очень любезно с вашей стороны, миссис Коллинз. Конечно же, я с радостью приму ваше приглашение, - ответил я.
Ее улыбка стала еще ярче.
- Вот и прекрасно. А шампанское у вас есть?
- Ну разумеется, мадам, - и проводник перечислил три марки.
- "Поммери", - сказала миссис Коллинз.
- Сию секунду, мадам. Бутылку "Поммери". - И проводник умчался.
Миссис Коллинз наверняка было лет пятьдесят, но она выглядела гораздо моложе. Она выглядела так, будто ей только-только сравнялось сорок. Ну, лицо она, без сомнения, подтягивала, причем у первоклассного хирурга-косметолога. А выдавали миссис Коллинз ее руки. С руками ничего не поделаешь! Ей пятьдесят, думал я про себя. Как минимум пятьдесят.
Теперь наш поезд ехал очень быстро.
Проводник принес шампанское, ведерко с кубиками льда и два бокала. Он искусно открыл бутылку и дал мне пригубить.
- Все в порядке, мосье?
- Все в порядке.
- Тогда позвольте мне... - Он налил оба бокала до половины, поставил бутылку в ведерко со льдом и согнулся в поклоне.
- Если господа пожелают еще чего-нибудь, вот звонок.
- Спасибо, - сказала миссис Коллинз, - большое спасибо, Затворите, пожалуйста, за собой дверь.
- Слушаюсь, мадам. - И он исчез.
Чуть покачивалась постель, на которой мы оба сидели, и колеса торопливо стучали.
- Давайте выпьем за меня, - сказала миссис Коллинз, - за меня и за мою новую жизнь. Понимаете, мосье Руайан, я начала новую жизнь. Вы согласны выпить за то, чтобы она была хорошей, эта новая жизнь?
- Чтобы она была прекрасной, миссис Коллинз.
- Такой она и будет, - сказала она, и снова такая же улыбка. - Ну тогда выпьем за мою прекрасную новую жизнь. Sante , мосье Руайан!
- Sante, миссис Коллинз.
Мы выпили.
- Ну и напиток, - сказала миссис Коллинз. - Неужели вы не находите, что это божественный напиток?
- Конечно, нахожу, миссис Коллинз.
Буря завывала вокруг поезда, дождь гулко стучал в окно за спущенными жалюзи. Миссис Коллинз отставила свой бокал. Я дал ей огня для очередной сигареты.
- А вы не курите?
- Больше не курю. Бросил.
Колеса громыхали, громыхали, громыхали...
- Я видела у вас пишущую машинку. Вы писатель?
- Да, миссис Коллинз.
- А что вы пишете? Романы? Не обижайтесь на меня, я еще ничего вашего не читала. Писателей на свете так много...
- Я пишу научно-популярные книги. Естественные науки...
И это была ложь.
- О, - сказала она и отхлебнула из своего бокала. - Я никогда не читаю таких книг. Они выходили на других языках?
- Да, миссис Коллинз.
И это была вторая ложь.
- А в Америке их можно достать?
- Разумеется.
И это была третья ложь. Потому что я в жизни не писал научно-популярных книг. Я был одним из новых авторов на редкость успешной серии романов в мягкой обложке под общим названием "Affaire Top Secret". Каждую неделю на свет появлялась очередная брошюра из этой серии. "Affaire Top Secret" продавалась на вокзалах и в газетных киосках. Серия имела даже больший успех, чем знаменитая "Brigade mondaine" . Мы выпускали неслыханную дрянь. А вот много лет назад я писал настоящие романы. И никто не желал их читать. Теперь же на изготовление очередной брошюры у меня уходило примерно три недели.
Но главное мое занятие было из совершенно области другой и приносило мне куда больше денег. Я считался специалистом по доведению до ума неудачных фильмов. Не существовало пленки, которой я не мог бы привести в божеский вид настолько, чтобы монтажер потом спокойно склеил куски в должной последовательности. Я стяжал общенациональную славу как спаситель продюсеров, которые в ходе съемок вдруг обнаружили, что своенравный режиссер слишком далеко отошел от сценария. На этот случай существуют договоры с актерами, с техниками, со студией, и потому каждый день, когда не идут съемки, означает гигантский ущерб для кинокомпании. Я был ангел-спаситель всех труждающихся и обремененных, всех взысканных несчастьем продюсеров. Чтобы вызволить из беды очередного несчастливца, я и ехал сейчас в Канн. Там уже четыре дня назад были приостановлены съемки баснословно дорогого фильма.