Если б речь шла о моем товарище, я сейчас же прибег бы к пенициллину, но такой старый подопытный кролик, как я, мог обойтись и без этого средства. Однако вскоре боль стала настолько сильной, что я прокалил на керосиновой лампе свой складной нож и вскрыл нарыв, посыпав порез стрептоцидом. На какой-то момент боль стала совершенно невыносимой, и Джек, глядя на меня, уже приходил в отчаяние. Но тут мне стало легче и уже надолго: в конце концов мой метод лечения был не так уж плох.

Нас опять окружали киты. Очевидно, они готовили мне одну из самых шумных ночей за все время путешествия. Ветер по-прежнему дул порывами. Море с обычным шумом обрушивалось на нос нашей лодки, но сквозь этот мерный и гулкий звук можно было отчетливо различить посапывание и вздохи окружавших нас морских гигантов. Успокоенные ночной темнотой и нашей пассивностью, они подошли очень близко и, надо сказать, не внушали мне особого доверия. Я откровенно боялся, что эти любопытные киты, забыв о своей величине, слишком быстро высунутся из воды и тогда прощай наша надувная лодочка и те, кто на ней находится…

Наш фонарь привлекал все живое: дельфины и рыбы всех видов резвились в его лучах. Вдруг за кормой из глубины всплыли два маленьких зеленых огонька, словно глаза кошки, освещенные фарами автомобиля. Это был небольшой скат, привлеченный необычным светом. Несмотря на все мои усилия, мне не удалось его загарпунить, и это было очень хорошо: в этой рыбе столько же соли, как в море, и есть ее, не имея пресной воды, было бы опасно для наших почек.

В эту ночь я сделал неловкое движение, и одно из весел упало в море. Это была катастрофа: запасного весла мы не взяли, а грести только одним веслом было невозможно. Мы долго шарили по поверхности моря лучом фонарика, но безрезультатно. Теперь мы уже не могли высадиться на берег без помощи ветра.

На следующий день, 2 июня, небо прояснилось, но ветер, хотя и переменившийся на юго-западный, оставался по-прежнему сильным. Если бы мы могли хотя бы замедлить дрейф нашей лодки к грозному заливу Льва! Джек считал, что мы отклоняемся от курса примерно по 50 миль в день.

Вот уже пять суток, как мы ничего не ели, и голод все увеличивался или, вернее, теперь мы страдали от него по-новому. Желудок нас больше не мучил. Мы испытывали лишь общую усталость, желание «ничего не делать». На фотографиях этого периода мы выглядим бледными, истощенными, с мешками под глазами. Моя физиономия искажена отеком. Неодолимая сонливость овладела нами: хотелось спать и спать долго и крепко, как сурки. Поэтому я, как обычно, дремал, когда около 9 часов утра Джек, следивший за рулем, закричал:

– Ален! Ален! Рыба!

Я вскочил и еще успел рассмотреть морского окуня, который, используя нашу кормовую волну, бесцеремонно нырял между концами поплавков. На этот раз это был крупный экземпляр весом не менее трех-четырех килограммов. Держась все время около руля, он иногда почесывал о него спину, словно осел о стену. Самое главное – не промахнуться! Мое подводное ружье заряжено, я мгновенно принимаю положение для стрельбы и старательно прицеливаюсь. Гарпун касается воды. Любопытная рыба сейчас же подплывает, чтобы рассмотреть этот странный предмет. Роковое любопытство! Я нажимаю на спусковой крючок, и стрела на пятнадцать сантиметров входит в голову рыбы. Окунь убит наповал, вода вокруг краснеет. Мы втаскиваем его на борт и некоторое время обалдело стоим перед своей добычей, пожирая ее глазами. Я считаю, что эта пауза была очень полезной, так как позволила нашим желудкам выделять желудочный сок и готовиться к принятию настоящей пищи. Наши желудки, так сказать, заранее облизывались… О, великий рефлекс Павлова!

Прежде всего напиться. Я решил попробовать на этой крупной рыбе метод насечек на спине, в общем аналогичный тому, какой применяют при сборе сосновой смолы. Какое наслаждение пить, наконец, пресную жидкость! Как и в прошлый раз, первую порцию пищи было довольно трудно переварить. Наши желудки без особой охоты приспосабливались к этому странному режиму: сырая рыба – пост, пост – сырая рыба! Ничего, приспособятся! Зато теперь у нас был запас на два дня. Настроение заметно улучшилось. Буря продолжала нас трепать, но было тепло, а главное – у нас была пища.

Один за другим прошли три дня созерцательной жизни, три дня гнетущего бездействия и снова: «Припасы наши подошли к концу, оэ-оэ»![34]

Мы ни на шаг не продвинулись к островам, наоборот, нас систематически относит от них все дальше. На четвертый день снова начнется пост. Несмотря на всю бодрость нашего духа, такая перспектива нас угнетает. Очевидно, подобный режим нельзя выносить долго. Средиземное море явно не обеспечивало наших потребностей. Мимо нас с угрожающим шумом часто проходили разные суда, но ни одно из них нас не замечало или во всяком случае не интересовалось нами. Конечно, мы к ним не обращались за помощью, но хотелось бы знать, что было бы, если б мы это сделали? Придется как-нибудь произвести опыт.

Наконец, утром 5 июня, на 12-й день путешествия волнение утихло. Мы были измучены и голодны, но полны веры и решимости все вынести и продолжать путь. Где мы находимся? Это надо было выяснить прежде всего. В полдень Джек установил, наконец, впервые за последние шесть дней наши координаты. Сделав петлю во время бури, мы находились на расстоянии 150 миль к северо-северо-востоку от Менорки. Придется снова идти тем же самым путем, по которому мы шли несколько дней назад. Но это капризное море любит контрасты: ветер сменился полным штилем. Вокруг ни малейшего дуновения.

Море словно зеркало, из которого временами выпрыгивают черные точки, а затем падают обратно; от них на поверхности разбегаются концентрические круги. Мы буквально окружены тунцами и дельфинами, выпрыгивающими из воды со всех сторон. Склад продовольствия раскрывает перед нами свои двери. Необходимо во что бы то ни стало достать оттуда хоть что-нибудь! Вспоминая о том, что я пытался сделать в то утро, я не могу удержать невольной улыбки: я всерьез решил загарпунить тунца. Только умирая от голода можно пуститься в такую авантюру! Загарпунить тунца – не велико достижение, но пытаться вытащить его на борт – это уже цирковой номер, который вызвал бы дружный хохот всех любителей подводной охоты. Я надеваю маску, прилаживаю дыхательную трубку и спускаюсь на воду. Джек подает мне подводное ружье. Я быстро подплываю к стае тунцов. Бац! Стрела вылетает и дрожа впивается в плотную массу…

В тот день я едва не попался к рыбе на удочку. Конечно, тунец потащил меня за собой, а не наоборот. К счастью, прочность шнура имеет свои пределы, даже когда это шнур из нейлона. И слава богу!

Потеряв стрелу, а вместе с ней и все иллюзии, я с помощью Джека еле влезаю в лодку. Благодарение провидению, что там был Джек, без него я никогда не сумел бы подняться на борт.

А пост продолжается: 4, 5, 6 июня… Тянутся однообразные и все более изнуряющие дни. Наше единственное питье – морская вода, наша единственная пища – планктон, который с каждым днем надоедает все больше. Малейшее движение причиняет боль и стоит нечеловеческих усилий. Голодание превратилось в настоящий голод; из острого состояния он перешел в хроническое. Мы начали потреблять собственные белки, это было саморазрушение. Мы больше ни о чем не думали, три четверти суток мы либо спали, либо дремали.

Ветер дул редко, но, к счастью, каждый раз хоть немного приближал нас к цели. Вечером в пятницу 6 июня мы решили испытать нашу сигнализацию. Мы попытаемся остановить пароход и таким образом узнаем, каковы наши шансы быть замеченными в случае катастрофы. Мы сможем послать весточку своим; они, вероятно, умирают от беспокойства. А кроме того, мы боялись, что нас вот-вот начнут искать, чего мы не просили, и прервут наш опыт. Впрочем, если бы мы даже были подобраны каким-нибудь судном, как мы этого желали, моя теория о возможности жизни на море от этого бы не пострадала.

В самом деле, в Средиземном море для потерпевшего кораблекрушение не существует проблемы поддержания жизни, потому что его должны быстро заметить с одного из многочисленных кораблей, бороздящих эти воды. Другое дело, когда речь идет о таком огромном и пустынном океане, как Атлантический. Теперь, испытав себя и снаряжение, мы хотели скорее прибыть в Танжер или Гибралтар и оттуда отправиться в Атлантический океан. Джек хотел, чтобы это произошло до начала сентября, ибо он был убежден, что тайфуны в районе Антильских островов начинаются именно в это время. На самом деле в сентябре они кончаются, и в период с ноября по март никто их не наблюдал. Почему он так ошибся, мне до сих пор неясно.