Он не мог помнить, что произошло с ним после того, как он принял лекарство, потому что потерял сознание.

А женщина, к ногам которой было брошено все, чем он владел, вызвала милицию и позвонила его матери.

Примечательна её профессиональная предусмотрительность.

Она знала, что "доза" нешуточная и может его убить и убьет - но не у неё дома.

С достойным самообладанием она дала ему возможность подойти к последней черте и корректно не стала вмешиваться не в свое дело - человек сам распоряжается своей жизнью, не так ли?

Мать на себе принесла его из милиции, полумертвого.

Отпоила.

На другой день родители чуть не силой показали его врачу, и врач (психиатр) сказал, что ему нужно лечь в больницу.

Ни о какой больнице не могло быть и речи.

Он рвался к ней.

"...Я зашел в подъезд дома напротив и стал ждать, когда придет Л. В подъезде я стоял примерно с 13.30 до 17.30. Около 18 часов мне показалось, что по улице в сторону станции идет Л. Я подошел к автобусной остановке и увидел её.

Она мне сказала, что идет домой.

Мы зашли в подъезд, сели в лифт, и я нажал на третий этаж. На третьем этаже мы вышли из лифта и встали на лестничной площадке. По дороге к дому Л. мне сказала, что видеть меня больше не желает и что вообще между нами все кончено. После этих слов у меня на душе стало тошно. Это же она говорила, и когда мы стояли в подъезде. Я захотел её погладить и протянул руку..."

Два человека стояли на лестничной площадке.

Один был сильный, другой - слабый.

Сильный мог одним словом остановить сердце слабого.

Сильной была женщина.

И она произнесла это слово.

Как он её убил, он не помнит.

Она начала хрипеть, он выбежал на улицу и стал звать на помощь.

В машине он держа её за руку, целовал в разбитые губы.

О том, что убил её, узнал в тюрьме.

Хотел повеситься в камере - вынули из петли.

Умереть не дали.

Жить тоже.

...Жизнь свою он не защищал - она у него кончилась там, в подъезде. Пытался защитить любовь.

Наверное, таких кассационных жалоб не увидишь, хоть сто лет проживи. Он возражал на приговор суда: двенадцать лет лишения свободы за умышленное убийство, - но возражал тому, что его обвинили в умышленном убийстве.

Слово "умышленное" его потрясло. Одно это слово, не арифметика, не цифра двенадцать. Да нет, нет, убивали его все время именно слова.

Вот что он написал в кассационной жалобе:

"Я любил и люблю Л. и не могу спокойно жить, зная, что меня обвинили в умышленном убийстве, в том, что я сознательно пошел на преступление.

Я не прошу Верховный суд о снисхождении, а прошу лишь правильно разобраться в моем деле и дать правильную оценку.

Если я в чем-то ошибаюсь и мои действия квалифицированы правильно, прошу Верховный суд изменить мне меру наказания, приговорив к исключительной мере".

...Я искала те слова и нашла их в тонкой зеленой тетрадке: "Она мне сказала, что я ей больше не нужен. Я растерялся. Спросил, зачем же ты морочила мне голову с квартирой, с обменом. Она заявила: "Если тебе жалко денег, то ты как взрослый человек должен понимать, что те простыни, которые ты измял в моей постели, стоят дороже, а если ты будешь мне счет предъявлять, я тебя посажу".

Мол, простыни - и те мять не научился.

Импотент, короче.

Постановлением Президиума Верховного суда РСФСР от 28 июня 1989 года Виктору переквалифицирована статья и изменен срок отбытия наказания. Теперь это не умышленное убийство и вместо 12 лет - 8 лет лишения свободы.

Преступление или суицид: уточнить забыли

А может, и правда: все, чему суждено произойти, едва мы появляемся на свет, уже записано где-то, а мы, простодушные, думаем, что все зависит от нас. Или от тех, кого мы любим. Может, и в самом деле люди, которых мы встречаем, предсказаны нам и никто не оказывается на нашем пути случайно. Так или нет? Спросить не у кого, да и не всякому нужен ответ. Но одно я знаю точно. Я никогда не забуду, как Вера Николаевна пришла ко мне тогда, десять лет назад, и как тихо она плакала. Дом ли у неё сгорел? Последнюю копейку украли? Да нет. Те слезы громкие, а эти были беззвучные, и у кого есть дети, тот ни с чем не спутает боль от того, что не можешь помочь своему ребенку.

Сын Веры Николаевны, Виктор Силиванов, убил женщину, которую без памяти любил.

Суд приговорил его к 12 годам тюрьмы.

Статья ли в "МК" помогла или мать его отмолила, но через восемь лет он вернулся. Так и запомнилось: он сидит напротив, а в руке тюльпаны головками вниз.

Вернулся в институт, но учиться не смог, тюрьма просто так никого не отпускает.

Мы с Верой Николаевной звонили друг другу, потом Виктор женился.

Значит, десять лет прошло?

Все прошло, говорит Вера Николаевна, вся жизнь.

Из постановления о возбуждении уголовного дела: "7 февраля 1999 года около часа ночи на улице Заозерной в городе Одинцово-10 Московской области, у кабины лифта обнаружен труп гражданина Силиванова В.Н., проживавшего в г. Одинцово, с признаками насильственной смерти: одним колото-резаным ранением левой части груди. Принимая во внимание, что имеются данные, указывающие на признаки преступления, предусмотренного ч.1 статьи 105 УК РФ..."

А в левой части груди - сердце.

И в него кто-то воткнул нож.

Вернувшись из тюрьмы, Виктор никак не мог найти себе занятие по душе. Нигде не мог притулиться. Все ему казалось - люди на него пальцем показывают. И так ему было худо, что Вера Николаевна нашла в газете объявление о приеме на работу, приехала в строительную фирму, все как есть рассказала и попросила: если нужен вам работник - возьмите, а нет - не обманывайте его. И Виктора взяли на работу.

Работать он любил. А когда не был занят - ходил на концерты, на выставки, всегда знал, что в Москве занимательного.

С Еленой Шикиной он познакомился в компании.

Шикина приехала в Одинцово с Урала. Вышла замуж, родила сына, к моменту, о котором идет речь, с мужем развелась и работала на закрытом предприятии электромехаником.

По-видимому, влюбился Виктор молниеносно.

Через три месяца после знакомства Елена переехала к Виктору. Места хватало: Вера Николаевна, Виктор и Елена в трехкомнатной квартире друг другу не мешали.