Штаб Военно-воздушных Сил Анатолий САВЕЛЬЕВ:

— Среди ночи к нам приходит сообщение: танки прут на штаб! Я у лейтенанта-десантника спрашиваю: "Что будем делать?" Он задумался: "Знаешь, если танки вырвутся на летное поле, мы их не остановим. Там у нас всего три БМП. Давай машины выдвигать вперед, перекроем улицу. Она не широкая, это нам на руку. Пойдут — станем бить".

Майор-советник слушал-слушал наши аргументы, а потом говорит: "А откуда здесь танки? Не могут тут находиться афганские танки".

Мы с ним в машину — и вперед. Темно. Ночь. Видим, действительно танки идут. А кто их разберет — наши они или афганские? Майор выскочил из машины и навстречу колонне. На переднем танке командир в башне, по-походному. Остановилась колонна. Советник спрашивает: "Ты куда рулишь, воин?" Тот называет точку. "Так это же в обратную сторону", — смеется майор. Оказалось, карты Кабула у них не было, города не знают. Им дали точку, они и прут. Заплутали, всех переполошили.

Но, как видите, все окончилось благополучно. Спасибо майору.

Михаил РОМАНОВ:

— Что скрывать, была радость победы и тут же, рядом, самое страшное потрясение в жизни — следовало опознать тела погибших товарищей. Мы поехали вместе с Яшей Семеновым и Эвальдом Козловым. Я с трудом опознал Волкова, Зудина… После увиденного не хотелось жить, а не то, что опять брать в руки автомат. Но надо было возвращаться во дворец, там уже организовали оборону. И как показала предстоящая ночь, вовсе не зря.

Всю ночь нас обстреливали танки, били прямой наводкой. Где-то ближе к утру генерал Дроздов поднял нас командой: "Приготовиться к бою, к отражению атаки!" Километрах в десяти-двенадцати располагалась так называемая "голубая дивизия" Амина. Она-то и поднялась в атаку.

Что делать? Боеприпасов оставалось совсем немного, люди выбились из сил. Вертолеты ночью не летают. Словом, помочь некому, висим на волоске. Да еще у нашей радиостанции аккумуляторы повреждены. Хоть и очень хотелось бы связаться с командованием, координаты дать — не связались бы. Так прошла ночь.

Утром слышим гул. Уже при ясном небе видим самолеты. Витебская десантная дивизия заходила на посадку в Баграме. Молили об одном: чтоб успели.

Конечно, после всех передряг мы наслушались шикарных обещаний. Прямо во дворце меня к Герою Советского Союза представили. Генерал Юрий Иванович Дроздов, начальник спецуправления Первого главного управления, тут же по своей рации связался с Москвой, и получил добро самого высокого начальства.

Герой героем, но на следующий день мне стало худо. Удар, когда во время боя меня отбросило к бронетранспортеру, оказался такой силы, что «посыпались» камни из почек. Боль страшная, не дай Бог никому испытать. Но я еще не знал и догадаться не мог, что мои боли — впереди.

Сергей КУВЫЛИН:

— В посольстве нас сразу перевязали и на рентген. У меня осколки оказались в ноге и в руке, в горле. Кровь шла изо рта. Но я не придал этому значения, думал — прикусил чего-то там. А потом оказалось: пробило щитовидку и в трахее застрял мелкий осколок.

Лишь недавно, через двенадцать лет мне его вынули. В посольстве положили нас в коридоре, отношение было очень хорошее. Женщины помогали жены работников посольства. Накормили нас, сигаретами снабдили. До рассвета некоторые ребята с тяжелыми ранениями не дотянули — вынесли одного, другого…

А утром всех в автобус и в аэропорт. По улице продвигаемся, смотрим: кто с афганским флагом на танке едет, кто — с белым. Где свои, где чужие? Будут стрелять — не будут? Всюду вооруженные автоматами афганцы. Наш водитель то и дело из окна автобуса белым

полотенцем машет. В общем, доехали до аэропорта, а там в самолет и курсом на Ташкент.

Министерство внутренних дел (Царандой) Евгений ЧУДЕСНОВ:

— Ночь мы провели в захваченном здании. Под утро, часов около трех-четырех, по радио выступил Бабрак Кармаль. Нур сосредоточенно и очень внимательно слушал речь теперь уже, как было объявлено, Генерального секретаря ЦК НДПА.

А утром вместе с Нуром я ездил на узел связи и там впервые узнал страшную весть: погибли Гена Зудин и Волков.

Дворец Дар-удь-аман Глеб ТОЛСТИКОВ:

— После взятия резиденции Амина, когда увезли убитых и раненых, мы ночь еще воевали. Утром все стихло.

Удивительное было утро: свежее, ясное, воздух такой, что дышишь — и надышаться не можешь. А главное, все поверили в то, что кончился этот кошмар.

Я вышел из дворца, встал у колоннады, щурился на солнышко. Вдруг очередь. Резко, пронзительно — та-та-та! Офицер, молодой парнишка, не помню — десантник ли он или из "мусульманского батальона" — схватился за живот и падает, гаснет. И не понять, откуда стреляли. Я подхватил его, паренька перевязали, отправили в медсанбат. Не знаю дальнейшую его судьбу, хочется верить, что выжил. Вот таким я запомнил то утро — первое утро афганской войны…

Внизу у дворца, сбившись в толпу, стояли пленные гвардейцы. Оружия у них не было, но в руках они держали белые наволочки.

Берлев взял у одного из гвардейцев наволочку, заглянул внутрь: там лежали десятка два автоматных магазинов. Он вспомнил ящики с гранатами у оконных проемов на втором этаже. "Основательно вооружились ребята, только вот не успели. Хотя как сказать, только что увезли тела убитых Геннадия Зудина, Бояринова, Якушева, Суворова из «Зенита».

Подошел Виктор Карпухин.

— Николай, надо дочерей Амина в медсанбат отвезти. Берлев подогнал машину, усадил девчонок. У одной ранение в колено, у другой осколок пробил икроножную мышцу.

Теперь они ехали обратно, кружили вокруг дворца, спускаясь по серпантину вниз, в расположение "мусульманского батальона". Не верилось, что со времени сигнала, бросившего людей на штурм, прошел какой-нибудь час. Совсем недавно локоть к локтю сидели они за ужином с Генкой Зудиным, шутили, а теперь нет Генки и Димы

Волкова нет. Паша Климов тяжело ранен в живот. Кто знает: выживет не выживет?

Говорят, сегодня ночью всех раненых перебрасывают в Союз. Вот только куда — в Москву, в Ташкент? Лучше бы в Москву, столица, врачи получше. Сюда бы Игоря Коваленко из института Склифосовского. Не врач, а Бог в своем деле. Берлев лечился у него. Да и других ребят устраивал по старой дружбе. Ивона, например, когда тот повредил ногу на парашютных прыжках.

Он поглядел в бледные, испуганные лица девчонок, дочерей Амина, попытался улыбнуться, да как-то не улыбалось. За окном тянулись редкие сады по снежным склонам горы, дорога — серая, однообразная.

"Размечтался, — горько подумал про себя Берлев, — где мы, а где Коваленко со своим «Склифом». Тысячи верст". А что если брякнуть ему по телефону? — мелькнула безумная мысль. Но так ли уж она безумна?

…В медсанбате сдали раненых, и Берлев занял место старшего машины.

— Теперь куда, товарищ майор? — солдат-водитель ждал команды.

— Давай-ка, родной, гони в посольство. Знаешь дорогу? Солдат кивнул: будет сделано. УАЗ рванулся с места. В посольстве помогли старые связи его еще помнили по предыдущей командировке. Но телефонная линия была занята и занята. Телефонистка только со вздохом разводила руками и, убрав микрофон подальше, шептала: — Андропов говорит с послом.

Когда через полчаса Берлев заглядывал вновь, она стучала пальчиком в наушники, едва шевеля губами. Николай Васильевич поначалу даже не понял: кто? Потом дошло: Брежнев!

С четвертого или пятого раза ему повезло. Он назвал номер телефона в Москве, и в трубке через минуту услышал бархатный голос Коваленко. Казалось, он стоял рядом, вышел в соседнюю комнату.

— Игорь Леонидович? Игорь! Ты меня слышишь?

— Да слышу, Коль, чего шумишь? Привет.

— Игорь, у меня времени в обрез. У нас ребята тяжело ранены. Собирай своих мужиков — и к нам.

— Это куда — к вам, объясни толком, что случилось?

— Толком не могу.

— Понял. Но хоть куда лететь?

— Думаю, в Ташкент.

— Самолет нужен. Ладно, Коля, позвоню Ивону. Все сделаем. И он действительно сделал все. Через полчаса в московском кабинете замначальника группы «А» раздался звонок.