Но к армянам, в Первомайскую рощу, Катя в этот день не попала. В автобусе она неожиданно для себя встретила Андрея Половцева - того самого, сына Платона Половцева, который когда-то (когда-то!) был другом отца Кати. Андрей очень обрадовался ей и быстро уговорил отправиться вместе с ним - его друзья собрались сегодня небольшой компанией в одном из городских баров. Катя заикнулась было, что у неё нет денег, но Андрей заявил, что заплатит за неё. Он уговаривал Катю так настойчиво, что та просто вынуждена была согласиться. Хотя, по правде говоря, согласилась она с облегчением: где-то в глубине души Катя чувствовала, что лучше, безопаснее, провести этот вечер в компании хорошего мальчика Андрея, чем с армянами.

Андрей притащил её в небольшое кафе, где уже сидели четверо: двое молодых людей и две девушки. Молодых людей звали Ляпа и Валерочка, а девушек - Ирина и Волкова (её все так и называли - по фамилии). Целый вечер Катя провела в их обществе.

Четыре этих скушных и примитивных создания, с двумя ногами и одной извилиной каждое, под конец так утомили Катю, что она сильно и всерьёз жалела, что не отправилась в этот вечер в Первомайскую рощу. Катя с тоской разглядывала лица своих новых знакомых. "Армяне по крайней мере знают, зачем они живут, - думала она, - а эти - понятия не имеют."

Андрей на таком сером и безрадостном фоне тоже смотрелся неинтересно. Катя уверенно отмела его попытки ухаживать за ней и нашла повод уйти домой, не дожидаясь, пока все начнут расходиться.

Она брела по знакомой, пустой, разукрашенной фонарями улице. Её провожал бездомный лохматый пёс, общипанный и очень несчастный; такси, игриво подмигивая зелёным огоньком, несколько раз пробежало мимо, а в голове крутилась и танцевала мелодия - бессмысленная и пустая.

В почтовом ящике Катя нашла счета за газ, телефон и электричество.

Она хотела поставила чайник и тут обнаружила, что сахар почти закончился. Хлеба совсем не было, закончились и деньги. Катя выпила несладкого чая. Потом бухнулась в постель и, не раздеваясь, заснула крепко.

Утром как будто кто-то подошёл и сильно тряхнул её кровать. Она вскочила - никого не было. Это Катю будила беда. Нужно было где-то доставать денег. Но где? Что она, рабочий, служащий... зарплату Катя не получает...

Однако, зажмурив глаза, она упорно твердила себе только одно: "Достать, достать... всё равно достать!"

Надо было выкупить DVD плейер, продать его тут же, заплатить за газ, за телефон и за электричество, а на остаток начинать жить по-новому.

Но где взять деньги на выкуп плейера?

И сразу же: "А что же такое, если не деньги, лежит в запертом ящике письменного стола?"

Конечно, догадливая Валентина не всё взяла с собой в Москву, а, наверное, часть оставила дома, для того чтобы было потом - на первые расходы по возвращении. Если это так - то всё отлично. Катя подберёт ключ, возьмёт сколько надо, выкупит DVD, продаст его, заплатит за газ, телефон и электричество, а сколько взяла - положит обратно в ящик, и на остаток от вырученного за плейер будет жить скромно и тихо, дожидаясь того времени, когда её, Катю, заберут в детский лагерь.

Ну, до чего же всё просто и замечательно!

Но так как, конечно, ничего замечательного в том, чтобы лезть за деньгами в чужой ящик, не было, то остатки совести, которые слабо барахтались где-то в Катином сердце, подняли там тихий шум. Катя же грозно прикрикнула на них и тут же, не теряя даром времени, отправилась к соседу, дяде Николаю, за напильником.

- Зачем тебе напильник? - недоверчиво спросил дядя Николай. - Всё хулиганите! Неделю назад, вот, мальчишка из шестнадцатой квартиры попросил отвёртку, а сам, сволочь, чужой почтовый ящик развинтил, котёнка туда сунул, да и заделал обратно. Женщина пошла газеты вынимать, а котёнок орёт, мяучит. Газету исцарапал да полтелеграммы изодрал от страха. Насилу разобрали. Не то в телеграмме "приезжай", не то "не приезжай", не то "подожди езжать, сам приеду".

- Мне такой ерундой заниматься некогда, - степенно сказала Катя. - У меня видео сломалось. Ну вот... там подточить надо.

- Ну-ну... - недоверчиво покивал дядя Николай. - Возьми

напильник вот. Отец-то ничего не пишет?

- Пишет! - схватив напильник и поворачиваясь, чтобы уйти, бросила Катя. - Я потом расскажу. Сейчас некогда.

Отовсюду, где только было можно, Катя собрала старые ключи и, отложив два, взялась за дело.

Работала она долго и упрямо. Испортила один ключ, принялась за второй. Изредка только отрывалась, чтобы напиться воды. Пот выступал на лбу, пальцы были исцарапаны, измазаны опилками и ржавчиной. Она прикладывала глаз к замочной скважине, ползала на коленях, освещала её огнем спички, смазывала растительным маслом, но замок упирался, как заколдованный. И вдруг - крак! Катя почувствовала, как ключ туго, со скрежетом, но всё же поворачивается.

Она остановилась перевести дух. Отодвинула табуретку, собрала и выбросила в ведро мусор, опилки, вымыла с мылом грязные, замасленные руки и только тогда вернулась к ящику.

Дзинь! Готово! Выдернула ящик, приподняла газетную бумагу и увидела чёрный, тускло поблескивающий от смазки боевой браунинг.

Катя вынула его - он был холодный, будто только что с ледника. На левой половине его рубчатой рукоятки небольшой кусочек был выщерблен. Катя вынула обойму; там было шесть патронов, седьмого недоставало.

...Так вот, чем занимается новый муж Валентины!..

Катя положила браунинг на полотенце и стала перерывать ящик. Никаких денег там не было.

Злоба и отчаяние охватили её разом. Полдня она старалась, билась, потратила столько времени - и нашла совсем нe то, что ей было нужно.

Катя сунула браунинг на прежнее место, закрыла газетой и задвинула ящик.

Но тут её ждала новая непрятность! В обратную сторону ключ не поворачивался, и замок не закрывался. Мало того! Вынуть ключ из скважины было теперь невозможно, и он торчал, бросаясь в глаза сразу же от дверей. Катя вставила в ушко ключа напильник и стала, как рычагом, надавливать. Кажется, поддается! Крак - и ушко сломалось; теперь ещё хуже! Из замочной скважины торчал острый безобразный обломок.

В бешенстве ударила Катя каблуком по ящику, легла на кровать и заплакала.

... Утром следующего дня она устроила в квартире обыск. Последнее, что Катя ещё может сделать - она соберёт всё барахло, какое найдётся и отнесёт это знакомому старьёвщику. Старьёвщик заплатит меньше, чем в комиссионном, но он отдаст деньги сразу.

Что тут можно продать?.. Вон брюки. Вот новая куртка. А вот ещё куртка, не такая новая. А если прибавить коньки? До зимы долго. Вон платье - всё равно Катя из него выросла. Футбольный мяч! Правильно... Катя уже не ребёнок! Она свалила всё вместе и принялась упаковывать.

...Старьёвщик быстро оглядел это. Цепкими руками ловко перерыл кучу, равнодушно откинул коньки. Осматривая куртку, обнаружил малозаметную дыру на подкладке и зачем-то проткнул дыру пальцем. Высморкался, после чего назвал цену - довольно жалкую.

Как...? За такую гору всего..., когда Кате нужно...?

Она попробовала было торговаться. Но старьёвщик стоял молча и только изредка лениво повторял:

- Цена хорошая.

...На следующий день она притащила старые югославские сапожки, кухонные полотенца, слегка потёртую простыню, отцовские сандалии, мужской пиджак, поломанные наушники от плейера и облезлую заячью шапку. Опять так же быстро перебрал старьёвщик вещи, повертел сапожки, разглядывая их, нашёл небольшую дырку на внутреннем кармане пиджака, еще больше надорвал её пальцем, отодвинул наушники и назвал цену - такую же печальную, как и вчерашняя.

Прийдя домой, Катя опять принялась переворачивать квартиру. Старьё больше не попадалось, и она раскрыла шкаф. Там в глаза сразу же бросилась норковая шуба Валентины.

Катя сдёрнула её с крючка. Шубка была пушистая, довольно лёгкая и под лучами солнца чуть серебрилась. Сдерживая колючую нервную дрожь, Катя упаковала шубу и отнесла её старьевщику.