Убедившись, что Борис Журавлев успешно справляется со своей отныне главной обязанностью — поддержанием контактов с «Брайтенбахом», Александр Коротков перешел к восстановлению других порушенных связей.

17 сентября 1940 года в дверь одной из квартир дома № 16 по Войрштрассе позвонил красивый молодой мужчина. Ему открыл дверь человек постарше, худощавый, в простых круглых очках, с трубкой в зубах. Незнакомец, говоривший по-немецки с легким венским акцентом, назвался Александром Эрдбергом[71]. Удостоверившись, что имеет дело действительно с доктором Арвидом Харнаком, он передал ему привет от их общего старого знакомого — Александра Гиршфельда.

…Здесь автор вынужден сделать некоторое отступление. Дело в том, что спустя некоторое время после того, как Коротков восстановил связь с Харнаком, тому был присвоен новый оперативный псевдоним. «Балтиец» стал именоваться «Корсиканцем». Такое в разведке практикуется, дабы спецслужбы противника не вычислили личность источника по косвенным данным и признакам. Чтобы не вносить путаницу, автор впредь во всех случаях будет называть Харнака его новым и последним псевдонимом — «Корсиканцем».

Увы, Короткову пришлось испытать некоторое разочарование. В силу то ли природной осторожности, то ли подозрительности, выработанной годами жизни в рейхе, длительным молчанием советской стороны, но Харнак ему не поверил. Он не выставил «Эрдберга» за дверь, говорил с ним, тщательно подбирая слова, видимо, рассчитывая, что если незнакомец — провокатор гестапо, он сумеет сослаться на то, что просто не понял его.

Коротков учел опасения Харнака и не стал ни на чем настаивать. Предложил встретиться снова через несколько дней, тогда он сможет убедить собеседника, что пришел к нему как друг. В тот же день Коротков запросил Центр разрешения тайно привезти «Корсиканца» на своей машине с дипломатическим номером в советское полпредство, чтобы развеять там все его сомнения.

Через две недели Москва дала согласие. На следующий день Коротков незаметно принял Харнака на тихой, безлюдной улочке в свой «Опель-Олимпию», тот лег на дно салона, укрылся пледом. Убедившись, что со стороны пассажира в машине не видно, Коротков благополучно привез Харнака в полпредство.

Только здесь, очутившись в «секретной», то есть не прослушиваемой комнате, «Корсиканец» объяснил причину своей повышенной недоверчивости. Оказывается, в марте в гестапо поступил анонимный донос в том, что в министерстве экономики работает чиновник в ранге оберрегирунгсрата, который раньше сочувствовал коммунистам. Гестапо провело расследование, под которое попали несколько человек, в том числе и Харнак. Однако оберрегирунгсрат, чье положение в министерстве, партии и Национал-социалистическом союзе юристов было достаточно прочным, сумел убедить дознавателей, что никогда коммунистам не сочувствовал, а экономические теории Маркса, как и других экономистов, изучал, поскольку это было необходимо для его профессиональной работы.

Действительно, во времена Веймарской республики (и даже раньше — при кайзере) экономические работы Карла Маркса, в том числе и самая фундаментальная из них — «Капитал» — изучалась во многих университетах Германии. Кроме того, Харнак был причастен к выработке торговых соглашений с СССР, а вести дела с русскими в этой сфере, не зная теории, на которой зиждется их экономика, невозможно.

Видимо, дознаватель не был совершенно уж тупым нацистом. Он счел эти объяснения вполне разумными и достаточными. Проверка завершилась для Харнака благополучно: перед ним извинились, но он сделал для себя справедливый вывод, что уж если он привлек к себе внимание гестапо, ему следует отныне проявлять крайнюю осторожность.

В шифровке, переданной резидентурой в Центр, отмечалось: «…“Корсиканец” после того, как он был при последней встрече в октябре месяце привезен в полпредство, рассказывает, все имевшие тогда место настороженность и недоверие рассеялись. Единственное, что он просит, это не фиксировать фамилии, чтобы избежать опасности потери или кражи бумаг, «хотя русские наверное лучше, чем немцы, относятся к секретным документам». Служебное положение «Корсиканца» прежнее.

Основной упор встречи был сделан на выяснение того, что же из себя представляет круг связанных с ним лиц, каковы их цели, в чем заключается работа, какова организация».

Коротков был ошеломлен, когда узнал, что сеть информаторов Арвида Харнака к этому времени достигала шестидесяти человек. В нее входили люди разного общественного положения, профессий, возраста, даже политических и религиозных взглядов. Это обеспечивало широту и глубину информации, ее разносторонность. Объединяло этих людей одно — ненависть к нацизму. Сам Харнак был убежден, что собственными силами немецкий народ, по крайней мере в обозримом будущем, не избавится от гитлеровского режима, влекущего Германию в пропасть. Не надеялся он и на западные демократии, особенно после позорной капитуляции Франции, последовавшей за столь же позорной для этой страны «Странной войной». Он был убежден, что разгромить нацизм может только Советский Союз, его Красная Армия. И готов был этому способствовать всеми своими силами, даже ценой собственной жизни.

Примечательно, что в этой сети, самостоятельно созданной Харнаком по модели «снежного кома», было много супружеских пар, начиная с него самого и Милдред. Это означало, что жены были не только спутницами жизни, но и полными единомышленницами своих мужей, даже если происходили не из рабочей, а буржуазной, а иногда и аристократической семьи.

Одну из групп, связанных с Харнаком, возглавлял известный писатель, драматург, философ и театральный деятель Адам Кукхоф. Его жена Маргарет (она предпочитала называть себя Гретой) в свое время училась в США, в университете штата Висконсин, где и познакомилась с Арвидом и Милдред Харнаками. Со студенческих лет Кукхоф дружил с бывшим министром просвещения и культов Пруссии Адольфом Гримме. В свою очередь Гримме был связан с социал-демократической оппозицией гитлеровскому режиму, которую возглавлял бывший мэр Лейпцига Карл Герделер. (Это он стал идейным вдохновителем заговора против фюрера 20 июля 1944 года.) Опосредствованно Гримме был связан с одной оппозиционной группой, в которую входил даже полицайпрезидент Берлина граф Вольф фон Гельдорф.

Убежденными антифашистами были и другие друзья и друзья друзей Харнака, в том числе талантливый скульптор, лауреат премии Пруссии 1931 года Курт Шумахер и его жена — художник-график Элизабет, экзотическая танцовщица и художник Ода Шотмюллер, графиня, жена офицера Эрика фон Брокдорф (стенографистка по профессии) — в общем, десятки и десятки людей. Были среди них и рабочие, такие, как слесарь Ганс Коппи, к девятнадцати годам уже отсидевший восемнадцать месяцев в концлагере, и его жена Хильда. Оппозиционность этих людей проявлялась не только в крамольных разговорах между собой, но и в поступках. Так, в мастерской Шумахера часто скрывались антифашисты, которых разыскивало гестапо, а как-то Курт, используя свои давние знакомства (круг их был необычайно велик — однажды он получил заказ на оформление убранства охотничьего поместья «Каринхалл»[72] от самого Геринга!), переправил в нейтральную Швейцарию нескольких социал-демократов, которым грозил арест.

Коротков едва успевал фиксировать в тренированной памяти десятки фамилий, адресов, характеристик, должностей, потенциальных возможностей скромного оберрегирунгсрата с внешностью университетского профессора, которым, собственно говоря, Харнаку и следовало бы быть в иные времена.

Итогом первых встреч с Харнаком стало сообщение в Москву, в котором Коротков обобщил свои впечатления:

«“Корсиканец”, потеряв в 1938 году связь с нами, возобновил свою работу среди интеллигенции в духе “Союза работников умственного труда”, не будучи связанным с КПГ. Он объединил вокруг себя своих старых знакомых, известных ему по работе в “Союзе”, осторожно выискивая и привлекая к себе новых. В настоящее время в круге образовались небольшие “центры”, каждый из которых работает над воспитанием и подготовкой своей небольшой группы людей. Так что “Корсиканец” и сам не знает всех лиц, входящих в этот круг, равно как и цифру шестьдесят человек определяет приблизительно. Организационно взаимоотношения всей этой группы состоят исключительно в поддержании хороших отношений знакомых между собой людей, стоящих примерно на одной и той же общественной ступеньке и одинаково мыслящих. Такова по описанию [“Корсиканца”] организационная форма этой группы, маскирующая проводимую работу. Не все лица, входящие в этот круг, знают друг друга, а существует как бы цепочка. Сам “Корсиканец” старается держаться в тени, хотя он и является душой организации. Цель организации состоит в подготовке кадров, которые могли бы после переворота занять командные должности. Сам “Корсиканец” никаких связей с компартий не поддерживает».