Ее сердце оборвалось, ей очень хотелось верить, что Лукас действительно навещает там друзей.

— Вы верите слухам?

— Нет, конечно. Но обычно в них есть доля истины. Я не хочу, чтобы вы страдали. В Лукасе чувствовалась уверенность собственника, когда он приглашал вас на днях на ланч. Именно поэтому я вас предупреждаю.

— Спасибо, Стенли, но я способна сама о себе позаботиться. Вы должны были уже понять это.

— Я понимаю и другое. Будучи очень привлекательной молодой женщиной, вы с полной отдачей и работаете и готовитесь к экзамену, и то и другое вы делаете замечательно. Только мне кажется, что вы переутомились, вам нужно позаботиться о своем здоровье.

Оливия привыкла видеть в Стенли наставника, искала его совета по любому поводу. Сейчас она поняла, что заботливое отношение к людям было частью его натуры, она же пыталась видеть в этом нечто большее. Он отговаривал ее от сближения с Лукасом не потому, что ревновал, а потому, что действительно беспокоился за нее.

— Спасибо за заботу, Стенли. Вы знаете, как высоко я ценю ваше мнение.

— Но при этом не собираетесь прислушиваться к нему, не так ли? — спросил он, и по лбу его пробежали морщинки. — Ни темп в работе замедлить не намерены, ни быть осторожнее с Лукасом?

— Не беспокойтесь за меня, Стенли. Он покачал головой и вздохнул:

— Вы как моя дочь. Она все делает по-своему.

— Разве это плохо? — спросила Оливия с улыбкой. Он усмехнулся.

— Хорошо, если я одобряю эти действия. — И помолчав, спросил:

— Наша договоренность насчет вечера понедельника остается в силе?

Оливия и забыла, что у них запланировано еще одно, последнее перед экзаменом занятие. Стенли занимался с ней в течение последних нескольких недель, помогая вспомнить то, что она мота забыть с августа. Она была благодарна ему за помощь.

— Да, в понедельник вечером. Чем ближе экзамен, тем больше я нервничаю.

— Мы проверим, насколько вы готовы, — улыбнувшись, сказал он.

Заглянув в его глаза, она увидела в них искреннюю заботу, и поняла, что он — хороший друг. Очевидно, был им всегда. И никем больше.

Оливия подумала о Лукасе и вдруг обрадовалась, что проведет эти выходные с мамой. Может, она поможет ей во всем разобраться.

Лукас спешился со своей пегой лошади и, помогая Тревору вылезти из седла, с наслаждением вдохнул в легкие холодный воздух. Взору открывались вершины, покрытые снегом, сосновые леса, изрешеченные дорожками и тропинками для верховых и пеших прогулок. Вокруг было необыкновенно красиво. Этот дом был его единственным настоящим домом, хотя он и чувствовал себя временным жильцом среди пяти-шести мальчишек, которые постоянно здесь менялись. Лукас был единственным, кто остался здесь навсегда, потому что никто не захотел его усыновить и ему некуда было идти. Только благодаря доброте Мим и Уатта у него была крыша над головой.

Он уехал от них, только когда вырос. И теперь старался заботиться о мальчиках, которые здесь жили. Так он мог хоть частично отблагодарить Мим и Уатта, столько ему давших. Сейчас на ранчо жили четыре мальчика. Тревор находился здесь всего неделю и никак не мог привыкнуть к новой жизни, с трудом ладил со всеми. Лукас очень хорошо понимал его и, чтобы помочь мальчику почувствовать себя здесь как дома, брал его на верховые прогулки.

— Нужно почистить лошадей, — сказал Лукас, когда Тревор направился в дом, находящийся поблизости от загона.

— А ты сам не можешь? Я замерз.

— В конюшне будет теплее, — ответил на это Лукас, передавая вожжи маленькому наезднику. Чувствовать ответственность за других — самый главный урок, которому учили на ранчо.

Тревор скривился, но поводья взял и повел Пулю в конюшню.

— Я помогу тебе, а потом ты поможешь мне, продолжил Лукас, заводя лошадей в стойла. Обе лошади были смирными, но нужно убедиться, что Тревор не сделает неожиданных резких движений и не спугнет их, что может привести к несчастному случаю.

Гнедая кобыла, любимица на ранчо, негромко заржала, и Лукас ласково потрепал ее. Через несколько недель у нее должен был родиться жеребенок.

— Сегодня ты очень хорошо проехал, — Лукас передал Тревору одну из щеток для чистки лошадей.

— Но у меня не получается ездить быстро, проворчал Тревор.

Лукас пускал лошадей только шагом, чтобы мальчик не вылетел из седла.

— Подожди немного, всему свое время.

— Я недолго здесь пробуду. Я уеду домой, к маме. — Его черные глаза горели дерзостью.

Жил Тревор со своей матерью в грязной комнатенке и был чаще голодным, чем сытым. Его мать была совершенно неграмотной и поэтому на работах долго не задерживалась. Ее включили в программу ликвидации неграмотности, и сейчас она находилась в специальном пансионе. Обучение должно было помочь ей получить какую-нибудь более доходную работу. Когда Мим и Уатт узнали про Тревора, они предложили взять его к себе, пока его мать не разрешит свои проблемы. Каждую пятницу, после школы, Тревор навещал ее, а затем Уатт забирал его на ранчо.

— Тревор, ты здесь вовсе не потому, что сделал что-то плохое, понимаешь?

Мальчик отвел глаза в сторону.

— Тогда почему они не разрешают мне жить с мамой? — Голос его дрогнул, хотя мальчик пытался казаться сильным и независимым. Лукас взял его за плечо и развернул к себе.

— Твоя мама хочет лучшей жизни для вас обоих. Для этого ей нужно еще немного времени.

— Я могу ей помочь!

Глядя на его раскрасневшиеся щеки, прядь волос, упавшую на лоб, и грустные глаза, Лукасу захотелось крепко обнять его. Но Тревор держал дистанцию, как физически, так и эмоционально. Присев на корточки, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, Лукас сжал плечо мальчика.

— Я знаю, видеться со своей мамой только по пятницам очень трудно. Я знаю, ты хочешь остаться с ней в городе и не приезжать сюда. Но надо дать ей немного времени. И ей нужно знать, что у тебя все хорошо и что ты пока что справляешься без нее.

— Мне не нравится жить здесь. Курт разбрасывает свои вещи на моей кровати. Джерри указывает мне, что делать, только потому, что он старше. А Русс совсем еще ребенок и вечно просит меня завязать ему ботинки.

— Ему только пять, и он хочет брать с тебя пример. Он тоже скучает по своей маме.

Отец Русса, буйный пьяница, лечится от алкоголизма, но пока что безрезультатно. Отец Джерри отбыл в неизвестном направлении, оставив сына на попечение дяди, который посчитал, что не в состоянии заботиться о племяннике. Джерри дольше всех жил на ранчо, около трех лет. Мать Курта находилась на реабилитации от наркотической зависимости.

— Да что ты знаешь об этом? — взорвался Тревор, разозлившись, что не может противостоять логике Лукаса.

Обычно Лукас никому не рассказывал о себе, но этот мальчик должен убедиться, что он, Лукас, знает, о чем говорит:

— Я появился здесь, когда был таким, как Русс, потому что у меня не было отца, а моя мама погибла в катастрофе. Мим и Уатт взяли меня, точно так же, как они взяли тебя, Русса, Джерри или Курта. Я знаю, каково это, лежать всю ночь с открытыми глазами и думать, что ждет тебя завтра. Я хочу сказать тебе только одно: здесь ты в безопасности, пока твоя мама не сможет снова быть с тобой, заботиться о тебе. И если ты сдружишься с мальчиками, тебе, возможно, еще понравится жить здесь. На глаза Тревора навернулись слезы.

— Я хочу домой.

— Знаю. И ты вернешься домой, только через какое-то время.

Подбородок мальчика задрожал, и он вывернулся из рук Лукаса.

Лукас поднялся, дал ему несколько секунд, чтобы прийти в себя, а затем протянул мальчику щетку для чистки лошадей. Тревор должен работать наравне с другими, чтобы разобраться, что к чему, чтобы понять — его помощь нужна здесь. Тогда, быть может, он смирится с тем, что ранчо, хотя бы на короткое время, станет его домом.

Дом.

Лукасу очень хотелось создать семью с Оливией. Он еще не сказал Мим и Уатту, что скоро станет отцом. Он надеялся, что вечером, когда мальчики уснут, для этого найдется несколько спокойных минут.