— Ты уверена, что хочешь побыть одна? Может, сходим на ланч…

— Дорогая, я хорошо позавтракала и теперь хочу пойти в бассейн. Я привыкла быть одна. К тому же, я уверена: вам с Лукасом есть чем заняться, кроме как выгуливать меня. В конце концов, начался ваш медовый месяц.

По ее хитрой улыбке Лукас понял: она точно знает, что у него на уме. Он заерзал на сиденье, его локоть терся о локоть Оливии, его колено прикасалось к ее колену. Лицо его жены было пунцовым.

— Спасибо за ваше желание оставить нас наедине, но мы не можем бросить вас, — сказал он.

— А вы и не бросаете. Если у меня будет время до ужина, я попытаю счастье на игровых автоматах. Хочу максимально использовать все, что предлагает этот роскошный отель.

И ради Оливии, и желая узнать свою тещу поближе, Лукас предложил:

— Почему бы нам не позавтракать завтра вместе, перед тем, как вы отправитесь в аэропорт? — Рейс Розмари был в полдень. Они с Оливией должны были лететь во второй половине дня. Розмари внимательно посмотрела на него.

— Хорошо. Только пусть это будет поздний завтрак, — весело сказала она.

И Лукас понял, что Розмари Макговерн ему определенно нравится.

Когда они зашли в отель, Розмари пожелала зайти в один из магазинчиков, чтобы купить какой-нибудь журнал.

— Увидимся завтра! — Она помахала им рукой и оставила одних у фонтана.

Неожиданно Лукас почувствовал себя как юноша на первом свидании. Странно! Эта красивая женщина рядом с ним была его женой, она носила его ребенка! Впрочем, за последние недели Оливия не раз показала ему свой характер, поэтому лучше действовать осторожно.

— Хочешь подняться в номер? — спросил он.

— А ты?

Он глубоко втянул воздух и призвал на помощь все свое терпение, У них не было времени на то, чтобы поесть перед церковью.

— Если ты голодна, мы можем заказать еду в номер, — предложил он, избегая прямого ответа и пытаясь понять, о чем она думает.

— Заманчиво.

Он услышал облегчение в ее голосе, или ему послышалось? Что она предпочтет — поесть или лечь с ним в постель?

Будь осторожен, Хантер, не торопись. Хотя бы доберись до номера.

Напряженность между ними не развеялась, пока они ехали в лифте. Брякнул звонок: лифт остановился на их этаже, и двери открылись. Лукас шагнул из лифта. Оливия, все еще с букетом в руках, взглянула на него и направилась к их номеру. У двери она остановилась. Он открыл дверь.

Если она голодна, он закажет ланч. Подойдя к кофейному столику, он взял в руки меню:

— Чего ты хочешь?

Положив цветы на край стола, она пыталась понять, что происходит между ней и Лукасом. Им никогда не было так неловко друг с другом. Может, он просто не знал, что делать дальше, так же как она? Может, он всего лишь старается быть джентльменом? Кто-то из них должен разрядить обстановку. Она подошла к нему, взяла меню из его рук и положила на столик:

— Лукас, чего ты хочешь?

Его взгляд сначала окунулся в ее глаза, затем перешел на губы и вернулся к глазам.

— Я хочу сделать тебя своей женой.

— В таком случае, почему бы мне не переодеться во что-нибудь более удобное? — предложила она мягко. Лукас не отрывал от нее взгляда. Она подошла к шкафу, сняла новую ночную рубашку и халат с вешалки и пошла в ванную комнату.

Вскоре она появилась, скорее переживая, что, если Лукаса оттолкнут изменения в ее теле? чем испытывая желание. Но тут она увидела Лукаса: он растянулся на их огромной кровати, занимая большую ее часть, его шелковые шорты чернели на фоне белых простыней.

Он голодным взглядом уставился на ее одеяние бирюзового цвета, которое оставляло совсем немного места для воображения. Она не торопилась и, медленно приблизившись к кровати, остановилась.

— Оливия, я должен быть осторожным? Я должен знать о чем-то? — спросил он, и его искренняя забота тронула ее.

Она покачала головой и усилием воли смогла произнести:

— Доктор сказал, что секс окажет на меня хорошее воздействие и поможет подготовить мышцы к…

Сжав челюсти, он протянул ей руку. Она выскользнула из халата, подала ему руку, и он притянул ее к себе. Искры желания в глазах Лукаса обожгли ее, его взгляд скользнул к ее бедрам и затем по всей длине ее ног. Снова взглянув ей в лицо, он сказал:

— Я хочу тебя, Оливия, но если у тебя есть какие-то сомнения…

У Оливии не было никаких сомнений. Однако разумнее доказать ему это, чем сказать. Ее сердце бешено колотилось, когда она пододвинулась ближе и прикоснулась губами к его губам.

Дрожь пробежала по его телу. Когда его губы слились с ее губами, она на секунду сдержала его, чтобы насладиться моментом. По мере того, как поцелуи Лукаса становились все настойчивее, она кончиками пальцев заново открывала для себя твердость его мышц, жар и силу его тела. В ней разгорался огонь, разгоралось желание. Она поняла, что хочет их близости, и прижалась к нему крепче. Внезапно он на мгновенье отодвинулся от нее, чтобы стянуть с ее плеч бретельки, и стал разглядывать ее грудь.

Она не знала, чувствительнее ли стала ее грудь, не знала, можно ли… Все ее мысли испарились, когда губы Лукаса обхватили ее сосок, и она застонала. Его язык был бархатным, играющим, соблазнительным…

Как ее рубашка и его шорты оказались на полу, она не помнила. Куда исчезли ее мысли об изменившемся теле, она не знала. Каким-то образом она потерялась в Лукасе.

Лукасу казалось, что он хотел ее всю жизнь. Его руки дрожали от страсти. Он оторвался от нее, чтобы остановить вихрь чувств, который подхватил и завертел его. Он не понимал, что с ним происходит. Ощущения были такими, будто он впервые прикасался к женщине, как будто все, что он знал об удовольствии до этого, было иллюзией. Даже их первая встреча не смогла подготовить его к тем ощущениям, которые он испытывал сейчас. Оливия и их ребенок теперь были центром мироздания. Он целовал ее шею, ему хотелось зарыться ей в волосы. Он целовал и играл с мочкой ее уха.

— Ты не знаешь, какая ты красивая, Оливия! Как же я мечтал, чтобы мы были вместе, как сейчас.

— Это уже не мечта, — прошептала она, задыхаясь, и грудь ее прижалась к его груди.

Он знал, что должен быть нежным. Он читал, что грудь женщины во время беременности становится гиперчувствительной. Но ее сладостный голос, ее запах, ее опьяняющий вкус затуманил его разум, и он полагался только на интуицию. Он притянул ее к себе ближе, еще ближе, свыше всяких пределов, трепеща от желания, которое накопилось в нем за всю его взрослую жизнь.

Оливия ласкала его кончиками пальцев, гладя вверх и вниз по спине. Лукас опять захватил ее рот, отчаянно стремясь обладать ею. Когда ее руки опустились ниже, к его бокам, он почти потерял над собой контроль. Ее нежное и мягкое тело рядом с его, жестким и мускулистым, страстные стоны, которые она издавала от наслаждения, жар, который исходил от них, дали ему понять, что дольше это не может длиться.

Когда он проскользнул в нее, медленно и нежно, она ахнула и сжала его плечи.

— Как ты, Оливия?

— О, Лукас!

Ее возглас наполнил его восторгом. Со следующим толчком она выкрикнула его имя, ее лицо сияло от блаженства. Больше он был не в силах сдерживать себя, они перестали существовать по отдельности, а стали единым существом, одним телом, удовольствие было настолько огромным, что они отдались ему полностью…

Когда Лукас и Оливия вошли в холл «Баррингтона» в понедельник утром, она не могла сдерживать улыбку. Взглянула на мужа и увидела, что он тоже улыбается. У них был короткий медовый месяц, но он был великолепным! Они не выходили из комнаты до самого завтрака, который обещали маме. Затем снова вернулись в свою большую кровать, пока им не пришлось в спешке одеваться, чтобы не опоздать на самолет. Лукас был таким страстным, таким нежным…

Но Оливия не могла избавиться от мысли, было ли Лукасу так же хорошо, как ей? Ее ощущения были подобны землетрясению. А он как ей казалось, стал вести себя как-то настороженно, старался не встречаться с ней глазами, как раньше, старался не показывать, что ее прикосновения волнуют и возбуждают его. Нет, он не утратил к ней желания и целовал ее снова и снова. Но после первого раза она снова почувствовала, как между ними возникла дистанция, которую держал он. Ей не однажды приходилось сдерживать признание: