Борис в синем халате стоял у окна и рассматривал… обыкновенный кирпич, который он держал в руках.

— Как думаешь, — спросил он задумчиво, — можно ли видеть сквозь камни?

Это была его обычная манера: ошарашить меня неожиданными вопросами.

— Нет, конечно, — ответил я, по возможности спокойно, так как подозревал уже очередной подвох.

— А почему?

— Ну потому, что он сплошной, — рассеяно ответил я, не сумев подобрать более подходящего ответа. — Камень ведь!

— А как же драгоценные камни? — перебил Борис. — Ведь они прозрачные. Потом — стекло: оно тоже «сплошное», а сквозь него хорошо видно… Почему же нельзя видеть сквозь кирпич?

Я не очень силен в физике. Собственно, как фотограф, я хорошо знаю только оптику. Мне всегда казалось как-то само собой разумеющимся, что стекло пропускает свет, а дальше вступали в силу законы отражения, преломления и т. д., которые я знаю уже хорошо. Борис, видимо, решил посрамить меня именно в оптике — моем, можно сказать, родном деле.

Но Борис глядел на меня неподдельно миролюбиво и даже кротко. Он был в прекрасном настроении, — верный признак большой творческой удачи. Когда у него что-нибудь не ладилось, он делался невозможным: злился на себя, не слушал никаких утешений, работал по ночам, днем ходил с красными глазами и на вопросы отвечал невпопад.

— Кирпич, стал объяснять Борис, — как и все вещи на земле, состоит из атомов, ничтожно мелких частиц материи. Но каждый атом — это как бы маленькая солнечная система. Вокруг ядра атома вращаются спутники — электроны. Поперечники их орбит в десятки тысяч раз превышают диаметр атомного ядра. Таким образом, в атоме гораздо больше пустоты, чем заполненного пространства. А раз все вещества состоят из атомов, то, значит, и они не «сплошные», а с пустотами. Что же касается кирпича, то это вообще пористый материал — кирпичные стены пропускают сырость, то есть влагу, а также воздух… Разве ты не слышал, что стены каменных домов «дышат», наподобие того, как человек дышит через поры своей кожи? Так что кирпич совсем не «сплошной», как ты его назвал.

— Почему же мы все-таки не видим через кирпич, а через стекло видим? — осмелился спросить я.

— Прозрачность зависит от свойств среды и длины волны падающего света. Например, эбонит непрозрачен для видимых световых лучей, но хорошо пропускает инфракрасные лучи. Кирпич тоже не пропускает света, но это вовсе не означает, что он вообще не прозрачен. Есть лучи, которые свободно проходят через него.

— Рентгеновские! — догадался я. Как раз третьего дня я ходил на просвечивание (врач заподозрил у меня расширение сердца). Пока я дожидался своей очереди, мне удалось увидеть на экране силуэт грудной клетки пациента — моего предшественника. Я хорошо различал темную решетку ребер, то расширяющуюся, то суживающуюся, и более нежные силуэты сердца и легких.

— Да, рентгеновские лучи проникают в различные, даже металлические предметы на десятки сантиметров, — подтвердил Борис. Но я не только их имею в виду. Есть другие лучи, еще более мощные. Они приходят на землю из мирового пространства и называются поэтому космическими — от слова «космос», что значит «мир». Эти лучи обладают способностью пронизывать «непрозрачные» вещества на глубину десятков метров. Их обнаруживают глубоко под землей, в шахтах, с помощью специальных приборов.

— Но заполучить в свое распоряжение такие лучи очень трудно, — возразил я. — Пока же для моих глаз и для глаза моего фотоаппарата кирпич, увы, непроницаем. Если ты хочешь, чтобы я заснял тебя в производственной обстановке, то оставь свой кирпич, а возьми в руки вот этот омметр или какой-нибудь прибор и сделай сосредоточенное лицо.

— В моих руках, — торжественно сказал Борис, — имеются лучи не менее чудесные, чем инфракрасные, рентгеновские или космические. Это совершенно новые лучи, которые обладают поразительными свойствами.

Он положил кирпич, подошел к похожей на пушку установке и стал снимать с нее синий чехол.

Я увидел массивную тумбу, на которой покоился металлический, похожий на несгораемый шкаф ящик со множеством рукояток, как у телевизора. Из ящика выходил сверкающий никелем ствол.

— Ты будешь видеть сейчас сквозь камни и даже фотографировать!

С этими словами мой друг откинул дверцу с боковыми стенками, образовавшими козырек, как это бывает, когда открываешь матовое стекло у фотокамеры-«зеркалки», Внутри козырька оказался экран, молочная поверхность которого, размером приблизительно с ученическую тетрадь, была совершенно чиста.

— Я посылаю лучи в любом направлении.

Борис повернул одно, потом другое маховое колесо, и блестящий ствол двинулся налево, затем книзу.

— Они пронизывают камень или любой другой материал на заданную глубину, — продолжал он. — Часть лучей отражается при этом от встречных предметов. Отраженные лучи улавливаются вот этой электромагнитной линзой и отбрасываются на флюоресцирующий экран. Так же как ты с помощью твоего фотоаппарата можешь получить резкое изображение выбранного тобой предмета, а все, что лежит впереди или позади него, выйдет неясным и размытым, так и я могу поймать в фокус зрения этого «ультраглаза» любой предмет на удалении до ста метров. Все, что не в фокусе, не будет видно вовсе. Вращая рукоятку настройки, можно изменять глубину резкости. «Ультраглаз» видит все, что находится в радиусе его действия, за какими бы материальными преградами этот предмет ни скрывался.

Говоря это, мой друг поставил ствол «ультраглаза» горизонтально и начал трогать руками маленькие рукоятки, производя, по-видимому, настройку прибора.

— Откуда же берутся эти лучи? — спросил я. — Тоже из мирового пространства?

— Они создаются искусственно, — ответил Борис. — Для искусственного получения этих лучей и создания «ультраглаза» потребовался источник энергии неслыханной прежде мощности.

Я оглянулся, ища толстые шины и гигантские изоляторы, какие привык видеть около сверхмощных высоковольтных установок, которые мне приходилось фотографировать. Ничего подобного не было. От стенного штепселя к «ультраглазу» тянулся простой осветительный шнур, словно он питал энергией не сверхмощную установку, а обыкновенный фонарь. Впрочем, этот ток использовался, как я узнал после, для освещения шкалы и для приведения в действие электромоторчиков, облегчающих работу с «ультраглазом».

— Источник энергии находится внутри. — пояснил Борис, заметив мое недоумение, и указав на массивный ящик прибора. — Это небольшой кусок урана. С тех пор как найден способ использования атомной энергии, ученые и конструкторы получили мощное средство, позволяющее решать задачи, которые прежде казались невозможными для человека и считались под силу только таким космическим «экспериментаторам», как, Солнце. Но помоги мне подвинуть «ультраглаз».

Установка сравнительно легко катилась на своих колесах по гладкому полу. Во всяком случае, вдвоем мы ее свободно сдвинули с места.

— В романе Лесажа «Хромой бес», написанном в начале восемнадцатого века, — сказал Борис, — его герой бес Асмодей летал над городом и заглядывал под крыши домов. Мы сейчас станем подобными асмодеями и посмотрим, что делается внутри дома, в котором ты живешь.

Я предложил подкатить для этого «ультраглаз» к окну. Мне не терпелось испытать на практике этот странный прибор, в силу которого я еще не совсем верил. Но мой друг возразил, что подтаскивать его сверхзоркую машину к окну вовсе не обязательно, она даже «не заметит» стены лаборатории. «Ультраглаз» видит через кирпич так же, как наш глаз сквозь стекло. Его можно поставить где угодно. Надо только, чтобы нам самим было удобно, глядя в окно, выбирать объект для наблюдения и в то же время управлять перемещением ствола и механизмами настройки «ультрагаза».

— Твою комнату я уже видел, — сказал Борис. — Давай наведем на соседнюю квартиру. Кто там живет?

— Скрипач Сабуров.

Тонкие пальцы Бориса вращали рукоятки прибора. Внезапно раздался легкий шорох, и молочно-белый экран «ультраглаза» окрасился в голубоватый тон. По нему проскочило несколько яркосиних искр, потом появились неясные контуры комнаты. Я увидел стену с полосатыми обоями и висящие на ней часы.