Он предоставил ей возможность поразмыслить о том, что с ней произойдет. Внезапно Гисхильде стало ужасно трудно дышать. Она опустилась на маленький табурет, стоявший у окна. Где-то есть ее могила… Но ведь Сильвина узнала, что она жива! Она сумела разглядеть обман и нашла ее. Почему же она не возвращается?

— Ну что, принцесса? Что скажешь?

Леон пугал ее. Она знала, насколько безжалостным он может быть.

— Я… Мои отец и мать сумеют узнать меня.

— Твой отец исчез. Твоя мать короновалась и стала королевой Фьордландии, и праздник окончился тем, что она велела казнить тридцать семь моих братьев и сестер по ордену. Беззащитных пленников, Гисхильда. Скажи мне, о чем мне говорить с этой женщиной. Впрочем, я думаю, что скоро она возьмет себе в мужья другого мужчину, чтобы упрочить свое положение. Ты должна научиться думать по-новому! Твоя ценность — это исключительно ты сама, Гисхильда. И больше ничего!

Это уже было чересчур! Она отказывалась поверить в это. Неужели Сильвина скрыла это от нее? Да, может быть… Слишком мало времени было на то, чтобы поговорить, когда они встретились в яме под цепями.

Леон протянул ей руку.

— Мы рады видеть тебя в наших рядах, Гисхильда. Ты можешь быть одной из нас. Тебе нужно только взять эту руку.

— Я не могу отречься от своих богов и предать свою страну. Я — это Фьордландия…

Впервые с момента, как примарх вошел в комнату, он улыбнулся. Глаза его окружила сеточка из мелких морщин.

— Не слишком ли много для девочки твоего возраста? Как ты можешь быть целой страной?

— Я последняя в роде. Я принадлежу стране. Я должна… — Ее голос сорвался.

Неужели мама действительно снова выйдет замуж? Она любила Гуннара. Но если он пропал, то выбора у нее не оставалось. На глаза Гисхильды навернулись слезы. Прошло почти два года с тех пор, как она в последний раз видела отца. Но хотя она была бесконечно далека от него, в сердце ее он был рядом с ней. И она знала, что он всегда думал о ней. Знала она и то, что он не оставит попыток найти ее. Но то, что его нет… Мертв… Она никогда еще не думала о его смерти. Он был таким сильным, непобедимым! Героем, которого уважали даже дети альвов. Он не мог умереть.

— Ты бы предал своего Бога и свой орден, примарх?

Леон долго молча смотрел на нее, пока она боролась со слезами. Наконец он кивнул.

— Я не хочу ломать тебя, Гисхильда. Я хочу быть уверенным в тебе. И вот еще что… Я тоже не предал бы своего Бога и свой орден. Я не могу требовать от тебя того, чего не сделал бы сам. И я ценю твою верность, хотя она принадлежит не мне. Пообещай только, что ты не станешь пренебрежительно отзываться о Тьюреде и нашем рыцарском ордене. А еще обещай, что ты не станешь выставлять напоказ языческие верования перед своими братьями и сестрами по ордену. Как думаешь, сможешь?

Та кивнула.

— Мне хотелось бы, чтобы я мог доверять тебе, Гисхильда. И, чтобы ты правильно понимала меня: все это предпосылки для того, чтобы ты смогла здесь находиться. Ничто из этого не является большой уступкой с твоей стороны. Решающим вопросом для меня является вот что: что ты предложишь мне за жизнь Люка? От тебя одной зависит, будет он жить или умрет.

Сердце Гисхильды бешено заколотилось. Что хочет услышать старик? Она поняла, как мало значит для Ордена. Что еще она может предложить? Осталось только одно.

— Я предлагаю себя.

Леон кивнул.

— Об этом мы, пожалуй, еще поговорим немного подробнее. Я не брат Шарль, мне послушницы не интересны. Я полагаю, что однажды Люк станет или уважаемым рыцарем, или будет представлять большую опасность для ордена. И боюсь, что ты будешь играть решающую роль в том, кто из него вырастет. Об этом мы с тобой еще побеседуем. И если мы договоримся, то я заставлю тебя поклясться священной клятвой. Лутом, не Тьюредом. Кажется, ваше племя чувствует особую связь с этим божком. Ткачом судеб… Надеюсь, он хорошо относится к тебе, девочка. Потому что если это не так, Люк умрет под мечом палача. Его судьба в твоих руках.

Альварез чувствовал себя подлым. Если бы он знал, что из этого получится, он отпустил бы Гисхильду. Что она такого натворила — пожгла немного сена во дворе? Это слишком суровое наказание за такой проступок. Иногда он ненавидел свою кровь. Она привела его в Братство. У него не было выбора.

Оноре опустил на пол свою палку. Резкий, металлический звук был своего рода аплодисментами. Жероме хлопал. Ему доклад примарха тоже понравился. Друстан молчал. Оттого ли, что у него только одна рука? Или он не одобряет происходящее? Он был магистром Люка и Гисхильды. Он должен был что-нибудь сказать. Молчания было недостаточно.

— Мы победили по всем фронтам, — гордо говорил Леон. — Всего за год они потянулись друг к другу. А сегодня Люк доказал, что он — не подкидыш. Он из рода Гийома. Его дар убивает детей альвов!

— Но человеколис жив! — вмешался Альварез.

Это было ребячество с его стороны, но ему не хотелось, чтобы триумф примарха был полным.

— Об этом нам беспокоиться не стоит, — заговорил из темноты своей ниши Оноре. — Действие дара ощущается только на определенном расстоянии. Вероятно, кобольд оказался как раз на самом краю поля. Достаточно близко, чтобы ощутить силу Люка. Но достаточно далеко, чтобы умереть.

— Я тоже так считаю, — присоединился к нему Леон.

Альварез сделал попытку пронзить взглядом темноту ниш.

Где Друстан? Опять он молчит. К чему эта скрытность?

Капитан считал встречи такого рода давно изжившими себя. То, что их тайное братство нужно было скрывать от остальных рыцарей ордена, он понимал. Но то, что они не должны видеть друг друга… Это же чушь!

Он снова поглядел в темные ниши, окружавшие большую круглую комнату. Сколько их сегодня здесь? Сколько братьев и сестер включает в себя Братство Святой Крови? Его разум подсказывал ему, что их было только пять. Но сердце… К Другим это проклятое сердце! С тех пор как он повстречал Миреллу, сердцу своему доверять он больше не мог! Оно предало его. Не проходило и дня, чтобы он не думал о ней. За пару часов счастья он заплатил вечными муками. Куда же она подевалась?

— Каковы твои дальнейшие планы по поводу детей?

Наконец Друстан сказал хоть что-то. Итак, он здесь!

— Мне хотелось бы, чтобы они были счастливы вместе. Будь к ним помягче. Гисхильда думает, что своим хорошим поведением она спасает Люка. Она думает, что я стану заново проверять его каждую неделю потому, что не доверяю ему. На самом же деле я буду посвящать его в тайны Братства. А еще он должен учиться вместе с лучшими врачевателями всех курсов. Я хочу, чтобы его знали на всех курсах нашего ордена.

— Но здесь его дару негде развернуться, — заметил Альварез. — Земля выжжена. И вряд ли мы сможем каждый раз предлагать ему тролля или другое дитя альвов, чтобы он пил из них силу.

— Я думаю, что он не ограничен Господом в своем даре. У него исцеляющие руки. И у него доброе сердце, которое быстро завоевывает другие сердца. Даже я не могу закрыться от него. Мы используем эти дары. Он будет великим полководцем. И Львы сделали его своим капитаном. И это при том, что Жоакино очень даже хорош. Его ждут великие свершения.

— А принцесса? Ты действительно думаешь, что она покорится? — Альварез вспомнил, как поймал ее на «Ловце ветров», когда она открыла ящик Лилианны. Он был совершенно уверен в том, что это Гисхильда подбила Люка на тот поступок.

— Ее сердце принадлежит Фьордландии. Но оно всецело принадлежит и Люку тоже. Я не знаю, на чем основываются их чувства. Но я и не должен этого знать. Мы сделаем все, чтобы сохранить и развить эту любовь. Она может стать ключиком к нашей окончательной победе над язычеством. Ты должен предоставить им возможность быть вместе, Друстан. А потом мы разделим их. Люк должен путешествовать. Он должен бывать в местах, где земля еще не тронута даром. Там, где он сможет испытать всю свою мощь. Эти разлуки только укрепят их любовь.