— Попробую.

— Девка попробовала — бабой стала. Не пробовать надо, а узнать. Заведение твое серьезное, тут факты нужны, а не предположения.

После обеда я улегся на постель — надо было все, что известно на данный момент, взвесить и сопоставить. Если Кашин окажется правшой, остается только за Морозовым последить — чтобы уж наверняка, чтобы не опозориться. Тогда чего, собственно, я лежу? Андрей занят Кашиным, у меня время есть — вот и займусь боярином Морозовым.

Я уже оделся и собрался было выйти, как вспомнил, что не знаю адреса. Тоже мне, сыщик! К дьяку пойти? Не хочется, а придется. И не хочется потому, что называть фамилию знатного человека придется. А вдруг он невиновен, и я иду по ложному следу? Плохо, что кроме Андрея у меня нет знакомых в Разбойном приказе.

… Я постучал в дверь комнаты Выродова и, получив ответ, вошел.

— А, Георгий! Рад видеть тебя в добром здравии. Садись. Как продвигается сыск?

— Продвигается помаленьку.

— Что-то я ни тебя, ни Андрея в последние дни в приказе не вижу.

— Волка ноги кормят, Кирилл.

— Это верно. Рассказывал мне о твоих методах Андрей. Признаюсь — удивлен. Коли убийцу найти сможешь, расскажешь потом, как действовал?

— Почему нет? Обязательно поделюсь.

— Ну, вот и договорились. Так ты с какой нуждою ко мне?

— Адрес нужен — боярина Морозова Дмитрия.

— Двое у нас Морозовых. Дмитрий… По-моему, он живет у Чистых Прудов. Но не уверен. А где Андрей?

— По моему заданию работает.

— Ты с ним построже. Парень толковый, но заносит иногда его по молодости — поправляй. Сейчас человека дам, проводит.

Дьяк вышел в коридор, я — за ним.

Выродов зашел в большой зал, где скрипели перьями писари.

— Кто знает, где боярин Морозов живет — Дмитрий?

Отозвалось несколько голосов, остальные продолжали писать.

— Ты! Иди сюда.

К нам подошел почти подросток с едва пробивающимся пушком на щеках, поклонился дьяку.

— Чего изволишь, боярин?

— Проводи боярина к Морозову.

— Будет исполнено.

Юноша быстро довел меня до места и также быстро исчез. Будь моя воля, я таких юнцов в Разбойный приказ не брал бы. Слишком много сосредоточено в этом месте жестокости и несправедливости. По моему глубочайшему убеждению, работать здесь должны мужи зрелые, могущие мыслить аналитически, с твердым характером, состоявшиеся как личности. А иные только дров наломают. И хотя есть поговорка «Лес рубят — щепки летят», за каждой щепкой — человеческая жизнь.

Я стоял на углу улиц, поглядывая на дом Морозова, и решал, что делать. Мерзнуть без толку можно долго, ни на йоту не приблизившись к истине. «Будь что будет», — решил я и зашагал к дому боярина.

Может быть, шаг и неправильный, только насторожит Морозова, если убийца — он, но и сидеть в Москве до Троицы мне тоже не хотелось.

На мой стук появился слуга, коему я объяснил, что я — боярин Михайлов, и хочу увидеть хозяина.

Закрыв перед моим носом калитку, слуга опрометью кинулся к дому. Несколько минут ничего не происходило, затем слуга выскочил из дома и бросился открывать передо мной калитку.

Не успел я войти во двор, как на крыльцо вышел хозяин с боярыней. Хозяйка держала в руках ковш, боярин же спустился на пару ступенек лестницы и замер.

Подойдя, я поклонился, принял из рук боярыни ковш, выпил теплого сбитня и перевернул ковш, показывая, что он пуст.

— Гость в дом — радость в дом, — пробасил Морозов.

Меня провели в сени, шустрый слуга в сенях принял мой тулуп. Пройдя в горницу, я перекрестился на образа.

Боярыня сразу ушла, мы же с хозяином присели.

Внешне Морозов производил благоприятное впечатление — дородный, но не толстый; волевое лицо с аккуратно подстриженной бородой, на голове — тафья. А вот на поясе, к моему разочарованию — ничего: ни сабли, ни ножа.

Начали разговор с погоды — де морозы держатся уже десять дней, не спадают, снегу выпало много, и похоже — урожай хороший намечается, если весной заморозков не будет.

— Так что за дело ко мне, боярин?

— Вологодский я, в первопрестольную перебраться хочу, вот люди добрые и подсказали — дом, мол, продать хочешь.

— Это кто же такое сказать мог? На этом месте, на этой земле дом деда и отца моего стоял. После пожара известного я каменный дом поставил. Дети мои здесь живут, и продавать отчее гнездо я не собираюсь. Надо же — придумать такое!

— Прости, боярин, напраслину люди сказали. Человек я здесь новый — три дня, как приехал, никого не знаю.

— Отобедаешь с нами?

— С превеликим удовольствием.

Мне надо было задержаться в доме — посмотреть и самому убедиться в том, что боярин — левша. Пока он этого никак не проявил.

Морозов кликнул слуг, и вскоре стол был заставлен горячими и холодными закусками.

Мы выпили по кубку вина, закусили. Нож боярин держал в правой руке, используя его для резки мяса и одновременно как вилку — накалывал им куски мяса и отправлял в рот.

За неспешным обедом хозяин дома расспрашивал меня о Вологде, пытаясь найти общих знакомых, и в какой-то момент я понял — боярин уводит разговор, пытаясь больше узнать именно обо мне. Потому как назвал фамилию дьяка Разбойного приказа в Вологде. Я пожал плечами:

— Не знаю такого. — Но перечислил ему знакомых бояр, ходивших со мной в боевые походы.

Отобедав, я надел тулуп и вышел на крыльцо. Боярин пошел проводить и на прощание закинул крючок:

— Общение твое мне в радость, заходи, как пожелаешь. Хоть и познакомились по ошибке нелепой, случайно. А кто хоть тебя обманул так?

— Боярыня Голутвина, — ляпнул я.

За секунду до вопроса я даже не подозревал, что могу назвать это имя. Однако эффект получился неожиданный. Боярин левой рукой схватился за правый бок на поясном ремне, где у левши должно было бы висеть оружие, и изменился в лице. Правда, длилось это одно мгновение, и боярин, справившись с эмоциями, придал лицу безразличное выражение — по-моему, даже слишком безразличное, явно переигрывая.

Любой другой, будучи местным, проявил бы сочувствие к вдове или осудил убийцу, а Морозов лишь процедил:

— Бабья дурь, хоть она и боярыня.

Хозяин протянул мне руку и пожал. Крепкая хватка, силушкой Бог хозяина не обидел. Отвесив легкий поклон, я вышел на улицу и пошел не спеша. А ведь нечисто с боярином — он это.

Чем больше я вспоминал жестов и мимики, тем сильнее чувствовал: убийца — Морозов. Но вот каков мотив? Зачем одному боярину убивать другого? Оба — не бедные, у обоих дома в Москве и вотчины есть, оба вхожи во дворец, а туда не всякого пускают — только по приглашению, будь ты боярином или даже князем. Вроде как равны. Может — личное что? Ведь для того, чтобы убить боярина, да во дворце, нужны веские причины и смелость, граничащая с безрассудством. Найдись хоть один свидетель, и охрана не выпустит из дворца. А дальше — скорый государев суд и плаха, либо — виселица. Убийство одного боярина другим — происшествие далеко не рядовое. Даже по прошествии десяти дней в трактирах не утихали разговоры об убитом Голутвине.

Что мне теперь делать? Надо дождаться Андрея — пусть доложит, что о Кашине узнал. Вдруг еще один фигурант появится. Если нет — надо идти сегодня же к Выродову. Расскажу про мои догадки, подозрения — а дальше пусть решает сам. В конце концов — он дьяк Разбойного приказа. А я тут — человек случайный. Мое место — в Вологде, да и домой хотелось, больно уж мне не нравилось житье в Разбойном приказе.

Я не успел дойти до Ивановской площади, переименованной впоследствии в Красную, как спиной почувствовал взгляд. Так, балбес! Надо было бы перепровериться хотя бы — ведь прямым ходом в Разбойный приказ иду. А Морозов, скорее всего, соглядатая ко мне приставил.

Поворачивая за угол, я мельком взглянул через плечо. Так и есть — вдали маячил уже знакомый мне слуга, что открывал калитку в доме боярина.

Не подавая виду, я пошел к трактиру, заказал вина, посидел часок. Если соглядатай не ушел, пусть померзнет.