На целесообразность их применения также влияют такие факторы, как:

— принимал ли (или пробовал) арестованный наркотики раньше. Если да, то когда, как долго и что именно;

— был ли арестованный ранее судим или нет (мусора почемуто уверены, что все, кто побывал в заключении, обязательно баловались наркотой). К тому же за ранее судимых ответственности меньше (если вдруг ктото из ментов по глупости перегнет палку, и заключенный не выдержит полученной дозы) — они уже дискредитированы в глазах общества, и заступаться за них вряд ли кто станет;

— каков социальный и общественный статус «объекта».

Качели. Чтобы выудить из «объекта» необходимую информацию, его обязательно попытаются «раскачать» разговорами на отвлеченные темы, например, о семье, о друзьях, могут как бы невзначай попросить проконсультировать по какомуто вопросу, в котором «объект» разбирается профессионально. Основная задача — вызвать симпатию, войти в доверие, постараться сделать уступчивым и разговорчивым. Обычно это делает «хороший» следователь, в то время как «плохой» всячески унижает, угрожает, оскорбляет и делает больно. Старый, как мир, прием кнута и пряника.

Практика показывает, что люди сами себе создают проблемы и сами сажают себя за решетку. В девяносто пяти случаях из ста люди сами во всем сознаются, признавая полностью или частично свою вину (запомни: для судей, выносящих обвинительный приговор, совершенно нет никакой разницы между словом «частично» и словом «полностью»), и только в пяти случаях причастность к тому или иному уголовному делу доказывают следственным путем. Ни один человек, который молчал, категорически отрицал вину и был неконтактен для следствия, не находился долго под стражей, даже в тех случаях, когда против него были прямые улики.

Ещё раз повторяю: может быть, с точки зрения грамматики, и существует разница между фразами «полностью признаю», «частично признаю» или «отрицаю частично», но когда речь заходит о вынесении приговора — это одно и то же. Нельзя быть немножко беременной. Вина или признается, или не признается вообще. Всякие там «частично» — чистейшей воды словоблудие, придуманное для того, чтобы постепенно, шаг за шагом, заставить «объект» полностью сознаться во всем. Будь внимателен и не поддавайся на провокации. Да и вообще — прекрати дергаться, глотать валидол и ковыряться в носу при виде следователя и работников прокуратуры. Они боятся тебя значительно больше. Жаль, что ты не можешь посмотреть на ваше общение со стороны. Голимый цирк. Единственное, что мешает от души посмеяться над происходящим, — так это перспектива быть расстрелянным после суда. Что поделаешь — издержки производства.

Интересно, почему фраза: «Я не виновен,» — воспринимается мусорами как оскорбление? Что в ней такого? Я понимаю: для гуманоидов в погонах все вокруг, естественно, окромя их самих, — закоренелые преступники, но зачем кидаться на окружающих, как бык на красное знамя?

Рано или поздно, на день пятый или седьмой, к тебе таки прорвутся нанятые родственниками адвокаты. Ты с удивлением узнаешь, что планета Земля как жила, так и живет, совершенно не заметив твоего внезапного исчезновения. Апокалипсис не наступил, и солнце попрежнему начинает свой путь по небу с востока. Как всегда, дети, взявшись за руки, бегут по утрам в школу, а хлебный магазин возле твоего дома, как всегда, открывается ровно в восемь. Пока ты будешь грызть самое что ни есть обычное яблоко, показавшееся вдруг невероятно вкусным, адвокаты растолкуют твои права.

Ты не поверишь — оказывается в стране есть конституция, и согласно ей ни одно свиное рыло не имеет права безнаказанно врываться в твой дом, а на все вопросы, касающиеся личной жизни, любой гражданин Украины согласно Закона имеет право не отвечать. Кстати, ты слышал чтонибудь о презумпции невиновности? Не спорю — эта скромная девушка редко когда проходит мимо здания суда, но, тем не менее, она существует, и каждый спорный вопрос должен трактоваться в пользу обвиняемого, то есть тебя!

Не зря всётаки в школьном коридоре висел лозунг: «Знание — сила». Чем больше ты будешь знать — тем сильнее тебя будут остерегаться, потому что больше всего на свете доблестная милиция и иже с нею боятся того самого Закона, который они теоретически обязаны защищать. Сотрудники правоохранительных органов чувствуют себя намного спокойнее с юридически безграмотными арестантами. Так им легче совершать преступления, прикрываясь разговорами о законности и правопорядке.

Адвокаты пришли и ушли. Мы остались. В вонючих, пропитанных гарью и человеческими испарениями бетонных гробах. Один на один со сворой облеченных властью ухмыляющихся ублюдков. Ну ничего… Всему свое время.

Я смотрю, ты после общения с операми совсем приуныл. Имей в виду — чем меньше будешь слушать мусоров — тем лучше будешь спать, что бы там они ни говорили. Ты ведь знаешь: ментам поверить — себя обмануть.

Чего? Говоришь, всех родственников и друзей повязали? Ты самто их в наручниках видел? Нет? Значит, всё джаз. Мусора ещё не сказали, что изза тебя всё население Украины арестовано? Завтра скажут. Им только дай волю — всех пересажают, а газету «Правда Украины» переименуют в «Тюремный вестник». Лучше подумай о чемнибудь светлом. Например, о том, что конец света ещё не наступил, и прямо сейчас тебя вряд ли расстреляют якобы при попытке к бегству.

Да прекрати в конце концов дуться, а то, глядя на твою кислую рожу, в натуре настроения никакого. Лучше отгадай загадку, пока не доехали до КПЗ на Подоле:

— Во время переправы перевернулась лодка с десятью милиционерами. Сколько их утонуло?

— Такое не тонет.

— Ответ неточный. Двадцать! Ещё десять утонули во время следственного эксперимента.

Давненько у меня не было такой первоклассной охраны. Всётаки зря я грешил на милицию, утверждая, что она отвратительно нас охраняет. Ещё как охраняет! Меня впихнули в переполненный автоматчиками уазик. Впереди машина с мигалкой, позади ещё две. В общей сложности я насчитал около двадцати омоновцев с автоматами плюс в штатском человек семь. По всей видимости, коекто из «руководства» всерьез побеспокоился о том, чтобы нам в дороге не было скучно.

В уазик меня запихнули с невероятным трудом. Вопервых, я был закован в наручники. Вовторых, второй парой наручников ко мне пристегнули грузного омоновца, которому толстый живот и автомат мешали втиснуться в дверцу. Сложность задачи заключалась в том, что, в силу указаных обстоятельств, мы могли влезть в машину только одновременно, а не друг за другом. Омоновец обильно потел, кряхтел и грязно ругался. Я всё ждал, когда он догадается передать комуто свой автомат, но нет! Наша милиция просто так не сдается! Героически преодолевая трудности, возникающие на каждом шагу, мы таки влезли в уаз.

Охрану, перед тем как выйти из райотдела и усесться в машины, тщательно проинструктировали. Помню, перепуганных насмерть мальчишек лет двадцатидвадцати пяти пугал страшилками об особо опасном преступнике пожилой офицер с раскрасневшейся физиономией и фуражкой на вспотевшем затылке. «Особо опасный», то есть я, стоял возле двери и никак не мог понять — он говорит серьезно или прикалывается. Из инструктажа я понял, что мои сподвижники собираются атаковать нас в пути ракетами «землявоздух», а лично министр внутренних дел будет наблюдать в бинокль за нашими передвижениями с телевышки. Когда они в очередной раз склонились над картой Киева, изучая маршрут следования, я вдруг заметил, что на меня никто не обращает внимания, а так как мне изрядно надоела прокуренная комната, то я тихо, чтобы не мешать составлению важного для Родины плана, вышел из комнаты.

В коридоре было пустынно и одиноко. Я неторопливо спустился в вестибюль и лицом к лицу столкнулся с вооруженным нарядом, дежурившим у входа в райотдел.