Первое, что воцарилось в голове умирающей женщины, — страх. Понятно, не каждый день тебе объявляют, что ты не протянешь и пары недель. И неважно, что чувствовала женщина себя совсем плохо, надежда теплилась, врачи ещё не поставили смертельный диагноз. Потом Надежду Ивановну обуяли мысли о скорой кончине. А затем снова победила вера во врачей. Только ненадолго.

«Она молодец, — подумала Вика. — Сильная, не сдаётся, борется со своими эмоциями». Но тут и Вике досталось от Надежды Ивановны: «Кто она такая?! О чём говорит?! — загуляли в голове умирающей женщины возмущённые мысли. — Вика, оказывается, сумасшедшая, вот почему её Алёша оставил. Мне ничего не сказал. Почему? Или не поэтому? Разве мог он об этом не знать? Или она действительно что-то может? Отчего же сын ничего не говорил…»

Вика всё ещё ждала. Время тикало. Когда табор дум Надежды Ивановны пошёл на третий круг, стало ясно, что пора это прекращать.

— Решайте, Надежда Ивановна. Решайте сейчас. Пара пассов руками — и вы здоровы. Или не здоровы, если я всё это придумала, — усмехнулась Вика. — Подумайте, что вы теряете, если я всего лишь помашу возле вас руками?

— Ничего, — неуверенно произнесла мать Алексея.

Можно было поднажать, закидать фактами из прошлого, сказать пару громких фраз о ценности жизни, о том, что нет смысла медлить, когда и так терять нечего. Только Виктория старалась быть мягче с человеком, ей не посторонним. Не хотелось совсем разрушать привычное видение мира бедной женщины. А тем более говорить, что её смерть просто некстати, поэтому Вику и послали это исправить. И ничего личного.

— Пожалуйста, решайте, — попросила Виктория, и Надежда Ивановна сдалась.

— Хорошо. Что я должна делать? — всё тем же неуверенным голосом произнесла она.

— Ничего, я всё сделаю сама. Вы просто сядьте поудобнее… — Пятницкая встала со стула и подошла к окну: — Мне нужна пара минут, чтоб настроиться, — прокомментировала она свои действия.

Вика всматривалась в небо, попутно натягивая воображаемые перчатки на руки и припаивая их собственной слюной к запястьям. Меры безопасности, чтоб болезнь не перешла в тело исцеляющего. С детства она представляла, что у неё жёлтые резиновые перчатки, предназначенные для уборки помещений или работы в огороде. В своём роде Вика тоже была уборщицей, только личного пространства другого человека. Иногда, когда ей не хотелось заниматься врачеванием и она начинала нервничать по этому поводу, никак не могла натянуть перчатки. От этого ещё больше нервничала, так как ожидающий больной тоже начинал раздражаться, наблюдая за происходящим. Только Высшим силам нужен был положительный результат вне зависимости от внешних факторов: затраченные усилия на выполнение поручения не шли в зачёт.

В небесах уже обозначилась луна, еле различимая в городском смоге. Облаков не было, а значит, вся сила луны была доступна Пятницкой. При необходимости можно было использовать и внутреннюю энергию, но девушка предпочитала оставлять её в резерве. Глупо опустошаться при наличии внешнего источника силы.

«Луна, милая, дай мне силы», — трижды произнесла про себя Виктория.

По телу пробежал лёгкий холодок. Контакт был установлен. Вика протянула правую руку к небу. На пальцы опустился лунный свет.

Входя в рабочее состояние — состояние видения, а не смотрения, она могла ощущать лунный свет, чувствовать лёгкий холод в местах его касания. Любое движение энергий становилось для неё осязаемым, и мир приобретал иные очертания, наполнялся разноцветными сгустками энергий — разной плотности, протяжённости и формы. Взяв достаточно энергии от луны в руку, Вика вернулась к смотрению — состоянию, когда потоки ощущались, но не имели видимых очертаний. Она сформировала из энергии шар и повернулась в сторону Надежды Ивановны, готовясь к самой процедуре.

Женщина пристально наблюдала за Викторией, снова и снова прокручивая одну и ту же мысль в голове: «Вика всё же совсем плоха. Как бы её к психотерапевту отвезти? Сейчас Алёшенька придёт, поговорим с ним об этом. Нельзя оставлять девочку в таком состоянии».

— После отведёте, когда я закончу, — осекла её Вика.

Мать Алексея встрепенулась, села излишне ровно на стуле и перестала моргать.

— Да, пока читаю ваши мысли, но не беспокойтесь, это пройдёт, как только я закончу.

«Так не бывает. Может, это я схожу с ума?» — закопошились новые мысли в голове у обескураженной женщины.

Пятницкая выключила трансляцию мыслей Надежды Ивановны, понимая, что начинает злиться. А злиться ей сейчас не следовало, это лишняя потеря энергии в неурочный час.

Виктория подошла сбоку к Надежде Ивановне, присела на колени и поднесла к ней правую руку в область желудка спереди, а левую руку — сзади. Образовался канал, по которому заструился лунный свет: от правой руки Виктории к левой. Когда свет достиг левой руки Вики, она еле успела подавить стон. В глазах померкло от боли, но девушка сумела удержать канал и тут же выставила блок в своём сознании, не позволяющий воспринимать ей боль другого человека, как свою. Перчатки защищали её тело от непосредственного воздействия негативной энергии, но о чувственной составляющей она забыла.

«Господи, как же ей больно!» — воскликнула про себя Вика. Была бы мать Алексея абсолютно посторонним ей человеком, ничего бы не случилось, так как изначально не было бы эмоциональных связей. Но в этом случае стоило защититься целиком, а она забыла. Как непрофессионально!

Лунный свет полностью перетёк в левую руку. Вика сжала эту руку в кулак, спрессовывая энергию, а затем резко втолкнула её в маленький железный шарик с полостью внутри. Теперь можно было подняться с колен и пересесть на стул.

«Высшие силы, спасибо за помощь. Отдельное спасибо тебе, Луна, что дала мне энергию. Спасибо!» — Пятницкая склонила голову перед Высшими силами и выдохнула — теперь можно было расслабиться до следующего сигнала.

— Возьмите, — протянула она шарик Надежде Ивановне. — Его нужно закопать на территории любого кладбища.

Возможно, Надежда Ивановна ждала ритуальных танцев со свечами, крестами и пучками трав, но у Вики ещё ни разу не возникало желания разыгрывать спектакль, напуская на себя излишнюю важность. Практически всегда Пятницкая использовала энергию Высших сил: луны, солнца, воды, леса — и всё равно после ощущала некое опустошение, куда уж тут до театральных действий. Глупости всё это.

Вика сняла блок с ощущения чужих чувств, стянула перчатки и включилась в текущий момент. Сделала глоток уже остывшего чая и обратилась к Надежде Ивановне:

— Как вы? Всё хорошо?

Мать Алексея молча кивнула.

Вика понимала, что физически у неё всё хорошо, но вот психологически — пока не очень. Должно пройти время для принятия случившегося.

По телу Пятницкой начала растекаться слабость, её стало клонить в сон. Внутренним взором она просканировала себя и поняла, что в суматохе использовала собственные ресурсы для постановки блока на чувствительность, а не силу луны. И теперь ей тоже нужно было время, чтобы восстановиться.

— Я пойду, — учтиво произнесла Вика. — Не провожайте меня, насколько я помню, дверь у вас сама закроется, если её захлопнуть.

Мать Алексея опять только кивнула.

Пятницкая встретила Смолина, когда выходила из подъезда. Тот так удивился, что не смог даже сказать что-нибудь внятное. А пока он собирал мысли в кучку, Вика воспользовалась его ментальной заминкой и успела скрыться за поворотом, избежав нежелательного разговора.