Мэри сказала, — Не разговаривайте.

— И школы все еще закрыты, — отметил он.

— Им нужно место для «крикунов».

— Не называй их так.

Кэрол фыркнула. — Ты действительно хочешь, чтобы я называла их СВЦЭЛ?

— Ты должна проявлять чуточку уважения, вот и все, — проворчал он.

Синдром внезапной церебрально-эпилептической летаргии, или СВЦЭЛ, был более официальным, хотя и слишком обобщенным, термином, широко используемым учеными для определения таинственной болезни. Кроме названия, ученые знали о ней очень мало. Некоторые говорили, что она напоминает болезнь Минора, своим внезапным приступом боли и параличом, вызванным кровоизлиянием в спинной мозг. Некоторые хотели изучать синдром взрывающейся головы, другие — эпилепсию лобной доли, третьи — заболевания, связанные с деятельностью внутреннего уха. Группа ученых написала письмо президенту, требуя повсеместного взятия проб воздуха, почвы, воды и анализов у людей, на предмет неизвестных нанотехнологических реагентов, предупреждая, что худшее еще впереди.

Одинаково приводили в замешательство непрерывные экзотические симптомы, проявляющиеся у некоторых жертв новой болезни. Эхолалия, например, неосмысленное повторение слышимого. Эхопраксия, повторение движений других людей. И в некоторых случаях, «восковая гибкость», когда конечности жертвы застывают в приданном положении, будто сделанные из воска. Никто не мог объяснить, почему у одних есть эти симптомы, а у других нет, так же никто не мог объяснить, как болезнь выбирает своих жертв, и как она смогла распространиться по всей планете за один день. Реальных фактов было очень мало, зато были сотни теорий, пытавшихся объяснить эти факты.

— Смотри, Этан. Они скоро снова откроют школы. Почему бы тебе пока не сходить в школу и не предложить свою помощь клинике? Множество людей постоянно нуждается в уходе.

— Может быть, — сказал он.

— Сделал бы хоть что-то полезное, — съязвила она, бросив испепеляющий взгляд на его спутанную рыжую шевелюру и щетину. — Надо бывать иногда на свежем воздухе. Пора уже, Этан.

— Хорошо, может, и выйду, — солгал он. Он не имел ни малейшего желания покидать дом. — Тогда оставь Мэри здесь. Вчера вечером по телевизору говорили про какие-то беспорядки по всему восточному побережью. Так что пусть она будет ближе к дому.

— Мы живем в Пенсильвании. И Мэри скучает по своим друзьям в детском саду. Сегодня они проводят специальную службу со свечами от СВЦЭЛ.

— Не разговаривайте! — сказала Мэри, расстроенная, что родители говорят только друг с другом, а не с ней. — Я сейчас буду говорить!

Кэрол опустилась на одно колено, чтобы объяснить своей двухлетней дочери, что взрослые имеют право на разговор, но разговор уже кончился.

Этан сделал себе чашку кофе, поцеловал жену с дочерью на прощание, и вернулся в кровать.

Он проснулся от чувства тревоги. Вдали выли сирены. Он сел, зевнул, натянул футболку и тренировочные брюки. Солнечный свет проникал в венецианское окно спальни на втором этаже, откуда открывался впечатляющий вид на центр города, стоивший им при покупке дома лишних двадцати тысяч долларов. Этан и Кэрол переехали сюда прошлым летом из Филадельфии, и жена настояла, чтобы дом был с видом на город. Было начало дня. Нужно еще выпить кофе. Потом он выглянул из окна и увидел над городом столбы дыма. Всюду кружили вертолеты. Выли сирены.

— Черт, я знал, что что-то случится, — сказал он, в ярости разыскивая пульт от телевизора. Нашел его под кроватью, включил телевизор, надел очки, моргая.

Беспорядки наблюдались по всей стране, да и по всему миру, в основном в госпиталях и клиниках. И начались они вслед за вирусом «Крикунов». Толпы паникеров забрасывали клиники зажигательными бомбами. Семьи жертв вооружались и занимали позиции рядом с больницами. Сами же «крикуны», пролежавшие три дня в кататоническом состоянии, пробуждались и, похоже, совершали акты насилия.

— Срань господня, — сказал Этан. Сердце бешено колотилось.

Он набрал жене, но все линии были заняты. Нужно ему ехать в детский сад за Мэри? А потом в банк за Кэрол? А что, если они уже едут сюда? Что если Кэрол сейчас пытается до него дозвониться? Он повесил трубку и стал расхаживать по комнате, в нерешительности.

Ему нужно немного подумать. Он стянул с себя тренировочные штаны, надел джинсы и носки. Спустился вниз, включил в гостиной телевизор и приготовил себе кофе, которое, обжигаясь, выпил. По телевизору какой-то «символ надежды» зачитывал, рыдая, инструкции по эвакуации.

— Никто ничего не знает! — крикнул он пустому дому.

Он сделал еще кофе и выпил его перед телевизором, непрерывно нажимая на телефоне кнопку повторного набора, и получая в ответ сигнал перегруженной сети. Потом новости переключились на видео, снятое с вертолета, сопровождаемое сбивчивым монологом репортера, описывавшего увиденное.

Посреди городского перекрестка какая-то группа людей окружила тесным кольцом семью из четырех человек, отрезав им пути к отступлению. Мужчина встал перед своей женой и детьми. Другие люди бросились на него. Мужчина успел ударить одного, но потом его вместе с семьей уронили на землю, какое-то время избивали ногами, а затем разорвали детей на части. От шока репортер не мог произнести ни слова. Мужчина со своей женой лежали, подергиваясь, на земле, а «крикуны» стали поедать останки детей.

— Господи Иисусе, — чуть не плача, произнес Этан.

Репортер кричал, — СВЦЭЛ меняются. О, Боже, о, боже, они нападают на людей, нападают на всех, кого видят! Они едят людей!

Этан выключил телевизор, и вернулся наверх, чтобы из окна спальни взглянуть на развивающиеся события. Над городом поднимались столбы дыма. Повсюду царил хаос. Через дорогу от него аккуратно выстроились в ряд соседские дома. Один из них выглядел безжизненным, окно гостиной было в подтеках какой-то темной жидкости.

— Что это? — удивился он. — Они уже здесь?

Из окна второго этажа дома напротив на него уставились бледные лица. Трое детей Тиллманов. Он увидел, как их отец, Роджер, бросился по лестнице вниз, в гостиную, с большим охотничьим ружьем в руках. Вдали рухнул на город армейский вертолет «Чинуки». Роджер прав: всем в бункер. Этан долго смотрел на их дом, стараясь думать о том, что будет дальше: еда, вода, защита. Но мысли путались. Он не мог сосредоточиться на чем-то конкретном. Он решил собрать кое-что в аварийный рюкзак и оставить его у двери. Вряд ли он им понадобится, но когда Кэрол вернется домой, она захочет, чтобы он сделал что-нибудь конструктивное. А в ответ он покажет ей рюкзак. Натянуто улыбнувшись, он немного успокоился.

В окне, со звуком винного бокала разбившегося в раковине, появилось отверстие. Это вывело Этана из состояния прострации. На крыльце своего дома стоял Роджер Тиллман, и, опустив ружье, всматривался сквозь дым от выстрела в его сторону. Этан отпрянул от окна, вздрогнув как от толчка. Во рту пересохло.

— Зачем Роджер это сделал? — подумал он. — Боже, он же мог убить меня!

Он бросился в ванную, запер дверь, сел на унитаз. Его трясло. Прошло несколько минут, но ничего не произошло. Он сидел там, пока снова не почувствовал себя в безопасности.

Выстрел убедил его в серьезности происходящего. — Что я здесь делаю? — спросил он себя. — Мне нужно найти свою семью. Нужно найти их и отвезти в безопасное место.

Этан бросился к машине, доехал сначала до банка, потом до детского сада, но везде было пусто и закрыто. По пути он видел много ужасных вещей, но в последствии вся его поездка смазалась в памяти. Когда стемнело, он вернулся домой. Злость на Кэрол, не вернувшуюся домой, сменилась на слепую панику, когда он представил, что случившееся с той семьей по телевизору могло бы случиться и с его женой и дочерью. Он выл как раненный зверь, пока не понял, что голоден, и ему нужно немедленно поесть. Вместо этого он выпил еще кофе, посмотрел новости, не включая свет, и непрерывно жал на повторный набор на телефоне, пока не уснул.

Он оставался дома несколько дней, думая, что Кэрол и Мэри вернутся. Каждое утро он просыпался с надеждой, и каждую ночь изнеможение сменялось невыносимым отчаянием. Дни для него уже стали сливаться в одно целое, а потом отключилось электричество. Сирен в городе уже не было слышно, лишь отдельные выстрелы. Он вспомнил, что в холодильнике у него много мяса, которое нужно приготовить, пока оно не протухло, но газовая плита тоже не работала. Он съел столько еды из холодильника, сколько смог и запил холодным осадком, оставшимся в кофейнике. Потом вернулся и стал смотреть на свой мобильник, желая, чтобы он зазвонил. От этого ожидания ему стало только хуже. Он попытался налить себе стакан воды, но водопровод не работал. Он не набрал ни ванну, ни канистры, лишь несколько бутылок для рюкзака. Почему-то он подумал, что водопровод не зависит от электричества. Он смотрел на кран, испытывая беспомощную злость на себя за свою глупость.