Ее первым шагом был звонок в "Эквити", профсоюз актеров Англии. Осторожные расспросы помогли ей выяснить, что проще всего связаться с актером или актрисой через их агентов. Узнала она и то, что агентом Леони О'Брайен был Найджел Бекштайн. Получив эту информацию, а также раздобыв номер телефона офиса Найджела Бекштайна, Аманда задумалась. Ее осенило, что, стоит ей объявиться в качестве давно пропавшей дочери Леони О'Брайен, все ее попытки разузнать что-либо разобьются о стену молчания. С другой стороны, она чувствовала, что агенты вряд ли раскрывают посторонним профессиональные секреты своих клиентов и их местопребывание, тем более если речь идет о таких "звездах", как Леони О'Брайен. Выходит, она должна найти иной способ заставить Бекштайна ответить на ее вопросы о Леони – не открываясь ему.

В совершенной растерянности Аманда решила сварить себе кофе. Затем, с чашкой в руке, она прошла в гостиную и села в кресло, поставив кофе на один из журналов Берил, раскиданных на столике. И в тот же миг внимание ее привлекла крикливая надпись на обложке – "Настоящий Джереми Айронс: Читайте наш эксклюзивный материал". Конечно же! Кинозвезды всегда разговорчивы с журналистами. С журналистами беседуют все. Она подскочила в радостном волнении и, подбежав к телефону, дрожащими пальцами набрала номер.

– Алло, – сказала она в трубку ответившему ей женскому голосу. – Говорит Аманда Уиллоуби из "Вуманз дрим мэгэзин". Мы планируем поместить материал о Леони О'Брайен и ее новом фильме. Я бы хотела поговорить об этом с Найджелом Бекштайном, если можно.

Ровно через неделю Аманда уже летела в Рим.

Найджел Бекштайн сидел в своем офисе, постукивая карандашом по зубам – неизменная привычка, сопровождавшая тяжелые раздумья. Был теплый вечер, и, хотя Найджел и снял пиджак, все равно слегка вспотел. Он ослабил узел галстука от "Гуччи" – воротник рубашки неприятно сдавливал шею. Найджел опять начинал полнеть, в этом не было сомнений. Ленч у "Иви" был, как всегда, отменный, но ему бы следовало воздержаться от сыра и пудинга. Найджел посмотрел на свой округлившийся живот. При такой нервной и напряженной работе с клиентами он должен бы был уже давно растрясти лишний жир. И вот сейчас, в довершение неприятных ощущений, вызванных обжорством, ему приходится нервничать из-за клиентки, которая никогда еще не доставляла ему беспокойства, – из-за Леони О'Брайен.

Уже второй раз звонила молодая женщина, выдававшая себя за журналистку, и просила организовать интервью с Леони. Поначалу он с удовольствием беседовал с ней; в конце концов, это была обычная просьба из "Вуманз дрим", который девушка, по ее словам, представляла, – журнала популярного и солидного. Затем, по ходу беседы, он вдруг поймал себя на том, что не видит в вопросах девушки той последовательности, которая характерна для профессиональных журналистов. Она явно нервничала и проявляла странную настойчивость в вопросах о раннем творчестве Леони, которое интересовало ее гораздо больше, чем сегодняшние работы.

В конце концов он пообещал ей переговорить с Леони насчет интервью после ее возвращения в Англию. В разговоре он подтвердил, что Леони в Риме, и лишь потом что-то насторожило его в интонациях девушки. Теперь Найджел задавался вопросом, не совершил ли он ошибку. Девушка позвонила еще раз, сообщив, что журнал готов послать ее в Рим, и попросила дать адрес Леони. Он пообещал ей перезвонить, но вот только что по его просьбе секретарь связалась с "Вуманз дрим", чтобы узнать, числится ли у них в штате некая Аманда Уиллоуби. Он совершенно не удивился, когда она сообщила, что редакции это имя незнакомо.

Теперь-то уж Аманда Уиллоуби, вздумай она вновь позвонить ему, получит вежливый, но отрицательный ответ. Но Найджел мучительно размышлял, стоит ли ему позвонить Леони и рассказать ей о девчонке. Больше всего ему не хотелось прерывать съемки в самом разгаре, да и Аманда Уиллоуби, скорее всего, очередная "звездная" фанатка, жаждущая быть поближе к своей любимице; с другой стороны, в памяти еще было живо то недавнее письмо из общества по усыновлению детей с осторожным намеком на "родственника", желающего связаться с мисс О'Брайен. Найджел тогда решил не беспокоить Леони, не отвлекать ее от напряженной работы, но сейчас вдруг подумал, что, возможно, был не прав. Если между этой девушкой и письмом есть какая-то связь… тогда именно это может объяснить некоторые странные моменты в ранней карьере Леони, о которых он сейчас вспомнил. Найджел задумчиво пробежал рукой по редеющим темным волосам и мысленно вернулся в прошлое – к своей первой встрече с Леони О'Брайен.

– Что сегодня играют? – спросила Милисент Джеймс, известный режиссер. Это была крупная женщина средних лет с коротко стриженными серо-стального цвета кудрями, умными черными глазами и всегда ярко накрашенными губами. Не было в кинобизнесе более уважаемого режиссера, чем Милисент Джеймс, но и никто не был так требователен и упрям – в этом убедились все агенты, пытавшиеся протолкнуть своих клиентов на роли в ее фильмах.

– "Тайную подмену", – ответил Найджел Бекштайн, самый молодой агент фирмы "Ходж энд Флауэрс" Милисент, которая адресовала свой вопрос вовсе не ему персонально, обернулась и увидела перед собой аккуратно одетого молодого человека с великолепной копной черных кудрей. Он был, пожалуй, слегка полноват, но его теплые карие глаза смотрели мягко и умоляюще. Милисент, которая, несмотря на свою устрашающую внешность, вовсе не была равнодушна к привлекательным юношам, слегка улыбнулась, поблагодарив за информацию.

Воспользовавшись благоприятным моментом, Найджел решил представиться.

– Найджел Бекштайн, "Ходж энд Флауэрс", – сказал он, протягивая руку. К его удивлению, она ее не отвергла.

Эта встреча произошла в маленьком, битком набитом баре театра Колли Сиббер Лондонской драматической академии. Шла премьера выпускного спектакля, и театральные агенты, режиссеры, родственники и друзья, директора и продюсеры собрались en masse[3] посмотреть очередной выпуск подающих надежды молодых талантов.

Найджел был молод и честолюбив, он Берил, что рано или поздно откроет свое агентство, и потому вовсе не собирался пренебрегать возможностью завязать дружеские отношения с такой влиятельной дамой. Он пришел на просмотр от имени Питера Ходжа и Дональда Флауэрса – основателей и владельцев солидного и преуспевающего в течение уже многих лет театрального агентства. Оба они были актерами, и их профессиональное чутье в сочетании с талантом всегда помогало находить будущих "звезд" среди юных дарований.

Найджел был полон решимости показать себя с лучшей стороны, достойным членом команды. Он пришел на премьеру с твердым намерением открыть "звезду" или умереть в тщетной попытке. А пока, призвав на помощь все свое обаяние, он готов был болтать с кем угодно, кто мог бы оказать ему поддержку в настоящем и будущем. Шум в баре, однако, стоял оглушительный.

– Извините, не расслышала вашего имени, – прокричала Милисент, отпуская наконец его руку.

– Найджел Бекштайн! – проревел он в ответ. – На прошлой неделе мы с вами говорили о Дэниеле Бурне.

– В самом деле? – Ее вопрос прозвучал так, словно она не имела ни малейшего представления о том, кто такой Дэниел Бурн.

– В прошлом году он получил приз Гордона, припоминаете? – с настойчивостью продолжал Найджел. Милисент отчетливо вспомнила телефонный разговор с довольно настырным молодым человеком, который пытался уговорить ее дать Дэниелу шанс. Но они оба знали, что, с призом или без него, Дэниел был далеко не "звездным" героем. Несомненно, привлекательный внешне и довольно хороший актер; но для Найджела так и осталось загадкой, как ему удалось получить такую престижную награду. Дэниел был слишком уж флегматичный, бесстрастный, хотя надежный и упорный в работе – в общем, прекрасный парень. Найджел считал, что Дэниел был бы неплох на вторых ролях и что с возрастом, возможно, станет хорошим характерным актером.