Унимо! Это звучное сокращение вот уже век олицетворяло надежду человечества на невиданные возможности. Ему были посвящены тысячи томов, сотни тысяч судеб научных сотрудников и дерзких дилетантов, миллионы надежд, ставших семейными преданиями, социальные мифы, бойкие анекдоты и фантастические сюжеты. Многочисленные неуспешные попытки создания Унимо канули в Лету, и вот наконец, на пороге двадцать второго столетия, заговорили о том, что его появление – вопрос месяцев. Вся планета лихорадочно ожидала небывалого чуда.

Ждали его и в жилой башне № 15225, обители работников умственного труда. Башня эта – испытательный комплекс, оборудованный системами Унимо, – после горячих споров была предоставлена медиумам вдохновенных образов. Однако очень скоро башни, подобные этой, стали типичным явлением. Поэтому давайте заглянем в квартиру доктора филологических наук профессора Джордана Хенека, специалиста по европейским литературам XIX и XX веков.

Вечер, с которого, собственно, и начинается наше повествование, застал членов семьи Хенека каждого в своей комнате. Разумеется, везде был аппарат Унимо, скрытый за непритязательной круглой пластмассовой дверцей в стене.

Монотонным металлическим голосом аппарат сообщал ежедневные новости:

– Сегодня окончен монтаж первых метаконденсаторов, расположенных под мировым океаном. Через две недели в недрах Гималаев начнет свою работу половина всех патентных бюро…

Человечество представляло себе опустевшие горы: в их недрах, подобно ячейкам огромных пчелиных сот, разместились легионы изобретательских фирм.

– Вчера досрочно вступили в строй секции пластики человеческого тела и новых бытовых приборов.

– Полным ходом идет завершение чувствоформирующего гамма-мозга, а также шестимиллионного трансмутирующего узла, предназначенного для переработки сырья из недр Гималаев.

«Понятно, – сказал себе Джордан Хенек, – из отходных газов, наверное, будут производить самые тонкие и сложные изделия.

Вот это размах!»

– Доставка стабилизаторов в панцентр равновесия Унимо приближает нашу заветную мечту – это вопрос нескольких дней.

Итак, почти ежедневно, знакомый голос информировал о вводе в эксплуатацию все новых и новых звеньев. Под сенью грядущих перемен человеческие души становились щедрей, планы – смелей, а жизнь планеты – все насыщенней. Последние годы над каждой дверцей Унимо пульсировала надпись: Ожидайте включения!

Хенек готовил конспект завтрашней лекции о творчестве Оскара Уайльда, когда после обычного потока новостей строительства грянуло торжественное сообщение:

– По данным наблюдающих тотальное включение – вопрос ближайших десяти часов!

Хенек спокойно работал над конспектом. Он был уже не первой молодости и помнил на своем веку не одно подобное сообщение. «Вот Жюль и Хорхе, наверное, не сомкнут глаз всю ночь!». Затем мысли его переключились на жену Пентелею, специалистку по древнегреческой литературе: «Вероятно, Пента сейчас готовится ко сну с присущим ей античным спокойствием. Пойду пожелаю ей спокойной ночи…». Затем Джордан сварил себе кофе и вздохнул: – Если бы в эту минуту включили Унимо, первым делом заказал бы себе полный кофейник. Не пришлось бы возиться с его приготовлением и краснеть за паршивый вкус.

Углубленные контакты с предметом исследований профессора Хенека наложили свой отпечаток на его внешность. Он был статен и строен, как Гюго, смугл, как Стивенсон, под глазами рельефно выступали мешки, как у самого Оскара Уайльда. Спустя какое-то время волшебное действие кофеина испарилось, голова налилась тяжестью, и Хенек решил лечь. Перед тем как скользнуть под одеяло, он автоматически взглянул на аппарат. Над дверцей поблескивала надпись: «Вас включили!»

Но Джордан чувствовал такую усталость, что не испытал никакого воодушевления и просто для проверки сказал:

– Мне будильник, и чтоб кукарекал!

Где-то далеко, под Гималаями или мировым океаном, что-то тихо щелкнуло. Открыв пластмассовую дверцу, Хенек подхватил новенький будильник. И в раздражении швырнул его обратно:

– Заведи его на семь часов! Стоило ждать тебя целый век, если ты не знаешь элементарных требований!

Аппарат тихо хмыкнул и вернул будильник. Стрелка звонка с математической точностью застыла на цифре 7. «Ну и дела!», – успел удивиться книжный червь перед тем, как его усталый храп заглушил бодрое тиктаканье.

– Ку-ка-ре-ку-уу! Ку-ка-ре-ку-у!

Вначале Хенек опешил. «Вас включили!» – вернула его к действительности надпись. Он сразу все вспомнил и решил проведать семью. Жена спокойно посапывала во сне, явно упустив эпохальное событие. Джордан улыбнулся собственной прозорливости. И решил ее не будить, дав возможность насладиться первооткрытием.

Но Жюль и Хорхе, студенты, изучавшие эстетику, уже приобщились к чуду, перемены коснулись их совсем очевидно: Жюль склонился над какой-то старинной книгой, на столе поблескивали бутылки.

– Папа! – воскликнул Жюль. – Унимо может все! Ты читал «Солярис» поляка Лема? – он погладил страницы. – Просто прелесть, странно, почему не переиздают такие жемчужины? Сядь, я заказал метаксу, саке, мандаринелло – напитки древние, говорящие сами за себя, если ты можешь оценить их по достоинству!

Отец покачал головой. Жюль – неисправимый библиофил. Нашел что заказать Унимо: Лема и мандаринелло! Да и пьет он как-то не по-людски, даже этому не научился – ему кружили голову ароматы, цвета, послевкусие, будто в этом «смысл» алкоголя. Хенек заглянул к второму сыну.

Хорхе, чья детская мордашка напоминала полузабытого Клейста, раскинулся на ворохе костюмов, где сморил его поздний сон. По фасонам отец догадался, что это его собственные изобретения. Мебель в комнате была абсолютно новой; яркий торшер напоминал застывший водопад. Слабостью Хорхе был дизайн; это их и сближало – тяга к уюту, к новым приобретениям, будь то последняя новинка – оливковое мыло и новый вид мозольного пластыря. Видимо, поэтому отцовскому сердцу Хорхе был ближе, чем Жюль. В последние годы ожидания Унимо Джордан тайно тешил себя надеждой на роскошно обставленную квартиру, ведь до сих пор ему мешала вечная нехватка времени – из-за работы и витаний в облаках.

– По последним данным, рявкнул аппарат, – услугами Унимо воспользовалось 2 589 770 921 человек. Восторг его создателей и непрестанно увеличивающейся армии клиентов воистину огромен!

– Вот это воистину! Универсальный модификатор! – воскликнул Хенек. – Что пожелаешь – все твое!

Хорхе зашевелился во сне на ворохе одежд.

– Спи, спи, успокоил его отец. – Сон придаст тебе сил и ты еще возьмешь свое от Унимо. Я в твоем возрасте предпочитал толковать писателей-романтиков, считая Унимо вопросом необозримого будущего. Но теперь – шалишь, – он с трудом перевел дыхание, – пора наверстывать упущенное! Все, чем обделила меня судьба, теперь воздастся сторицей!

Воодушевленный, он устремился в свою комнату, где и застало его очередное сообщение:

– Просим наших клиентов возвращать использованные вещи через ту же дверцу, а вместо них заказывать новые. Давайте экономить каждую крупицу сырья для великого благодетеля!

«В этой ситуации на мою лекцию никто не явится, – прикинул Джордан. Так что – за работу! Посмотрим, на что способны мы с Унимо!» Он чувствовал, как в предвкушении чего-то незнаемого все тело вибрирует, как в лихорадке.

– Что за чертовщина! Может, это проклятое кукареканье выбило меня из колеи? Мог же заказать себе будильник… да хоть с пением соловья!

Он лег и предался мечтам. Нежно запел новый будильник. И все-таки Хенека что-то раздражало – чуть-чуть, самую малость, словно прилипший к нёбу кусочек кожуры от яблока.

– В сущности, почему именно соловей? Что я, в лесу? Да и о каких лесах может идти речь, если последние из них давным-давно отданы в пищу Унимо! Соловьи – пережиток. Нужна музыка посовременней.