— Ладно, ладно, — пробурчал великан. — Не буду, хотя считаю по-прежнему, что это не честно. Ну, где он там, давайте закончим это дело.

Могучий сакс, тяжело ступая, направился к противнику, который поджидал его на краю площадки. Ателстейн держал свой тяжелый меч двумя руками, лезвием вверх, с рукояткой на уровне шеи. Такая позиция давала ему возможность как нанести удар в любую из сторон, так и отбить внезапное нападение.

Ска отбросил свой легкий щит. Разум подсказывал, что удара столь тяжелого клинка щиту все равно не выдержать. Правой рукой он сжимал копье, в левой покоился легкий топорик. Он хотел покончить с противником мгновенно, напав внезапно, и это была правильная тактика. Но Ска до тех пор не приходилось видеть доспехов, и он совершил роковую ошибку, когда посчитал их украшением или декоративной деталью одежды, уязвимыми для его оружия. Он прыгнул вперед, целясь копьем в лицо Ателстейну. Сакс без труда отбил атаку и тут же с размаху послал меч в ноги королю. Тот подпрыгнул, пропуская свистящее лезвие под собою, и ударил сверху в склоненную голову великана. Легкий топорик разлетелся на куски, слегка поцарапав шлем викинга, а Ска отскочил в сторону с яростным воплем.

Теперь Ателстейн обрушился, как разъяренный бык, на врага, действуя с ошеломляющей стремительностью. Ска, ошарашенный потерей оружия, не был готов к столь молниеносной атаке и, увидев над собой великана, контратаковал вместо того, чтобы отскочить. Эта ошибка была последней в его жизни. Копье скользнуло по панцирю сакса, не причинив ему ни малейшего вреда, и в ту же секунду на Ска свалилось лезвие меча. Король не смог уклониться от удара и отлетел в сторону — так мчащийся по степи буйвол, словно пушинку, отбрасывает попавшегося на пути человека. Четыре ярда пролетел в воздухе Ска, король Бэл-Сагота, затем плюхнулся наземь и затих в луже собственной крови, опутанный дымящимися внутренностями. Потрясенные зрители замерли с разинутыми ртами.

— Отруби ему голову! — крикнула Брунгильда. Ее глаза сверкали, она стиснула кулаки так, что когти впились в ладони. — Насади ее на меч, мы внесем ее в город, как символ нашей победы.

Ателстейн, вытирая клинок, покачал головой.

— Нет. Он был хорошим воином, и я не буду измываться над его трупом. Я сражался в броне, он — совершенно нагой, будь все наоборот, кто знает, как повернулось бы дело.

Турлоф посмотрел на людей, стоявших на стенах. Они уже приходили в себя.

— А-ала! Слава тебе, великая богиня! — орали горожане.

Воины за воротами упали на колени и ударили лбами в землю перед гордо выпрямившейся Брунгильдой. Напрягшаяся, словно струна, она трепетала, переполненная радостью. «Точно, — подумал кельт, — она больше, чем королева, она валькирия. Ателстейн был прав».

Брунгильда сорвала с шеи мертвого Ска золотую цепь с амулетом и подняла над головой.

— Люди Бэл-Сагота! — крикнула она. — Вы видели, как король пал от руки этого золотобородого великана, и на его железной коже не осталось даже царапины. А теперь решайте: склонитесь ли вы передо мною добровольно или будете упорствовать в своем грехе?

Ответом был громогласный рев:

— Склонимся! Вернись к нам, великая и всемогущая королева!

Брунгильда улыбнулась иронически.

— Вперед! — повернулась она к товарищам. — Теперь они пойдут на все, лишь бы выказать мне свою любовь и преданность. Они забыли уже об измене. И в самом деле, у толпы короткая память.

«Да, у толпы короткая память, — думал Турлоф, следуя рядом с Ателстейном за Брунгильдой, которая, миновав ворота, направилась к лежащим ничком воинам. — Едва несколько дней прошло с тех пор, как они столь же громко кричали здравицы Ска-освободителю, и еще пару часов назад этот самый Ска, могучий король, сидел на троне, и люди припадали к его ногам. А теперь...» Турлоф посмотрел на мертвое тело, валявшееся, всеми забытое, поодаль. На труп пала тень кружившегося в небе ястреба. Кельт прислушался к гулу толпы и горько улыбнулся.

За троицей авантюристов захлопнулись огромные створки ворот. Прямо перед ними тянулась куда-то ввысь широкая белая улица, разветвлявшаяся тут и там на узкие переулки. Здания из белого камня стояли вплотную друг к другу, башни возносились к небесам, к дворцам вели широкие лестницы. Далказианин понимал, что когда-то столицу возводили по определенному и, надо полагать, хорошо продуманному плану, но ему город показался не более чем кучей набросанного без ладу и складу камня, металла и полированного дерева.

Его взгляд скользнул по гладкой мостовой. Впереди вновь были люди. Тысячи нагих мужчин и женщин, стоявших на коленях, наклонялись, ударяли лбами о мраморные плиты и вновь распрямлялись, вознося к небу раскрытые ладони. Они делали это одновременно, казалось, трава колышется под ветром. В ритме поклонов звучал монотонный напев, то стихающий, то усиливающийся в восторженном экстазе. Жители Бэл-Сагота приветствовали возвращавшуюся к ним богиню А-алу.

Брунгильда остановилась. К ней подбежал молодой вождь, который первым выкрикнул здравицу в ее честь. Он пал ниц и поцеловал босую ногу Брунгильды.

— О великая королева и богиня! — воскликнул он — Ты знаешь, что Зомар всегда был тебе верен. Я сражался за тебя и едва избежал смерти на алтаре Гол-горота.

— Да, Зомар, ты был верен мне, — ответила Брунгильда, — и верность твоя не останется без награды. С сегодняшнего дня ты командуешь моей личной гвардией, — и добавила уже тише: — Собери отряд из верных мне людей и приведи его во дворец

— А где старикан? Тот, что с бородой? Куда он делся? — спросил вдруг Ателстейн, который не понял ни слова из разговора.

Турлоф вздрогнул и осмотрелся по сторонам. Он совсем забыл о жреце. Тот исчез, а ведь никто из них не видел его бегущим. Брунгильда невесело улыбнулась.

— Растворился во мраке. Он и Гелка исчезли, когда погиб Ска. Жрец владеет тайным искусством мгновенного перемещения в пространстве, и никто не в силах его задержать. Можете забыть о нем до поры до времени, но попомните мои слова: нам еще придется с ним встретиться.

Двое крепких рабов принесли богато изукрашенный резной паланкин. За паланкином шли вожди.

— Они даже дотронуться до вас боятся, — сказала Брунгильда, — но спрашивают, не желаете ли вы, чтобы вас тоже несли в паланкине. Я, правда, думаю, что лучше будет, если вы пойдете пешком рядом со мной.

— Клянусь кровью Тора! — рявкнул Ателстейн, сжимая крепче рукоять меча. — Я не ребенок! И не позволю, чтобы меня носили!

Брунгильда, дочь Рольва Торфинссона, богиня моря А-ала, королева древнего города Бэл-Сагота, возвращалась к своему народу. Ее несли два сильных раба, по обеим сторонам от ее паланкина ступали два белокожих великана с обнаженным оружием, за ними следовали вожди. Толпа расступалась перед ними, золотые трубы захлебывались триумфальным маршем, гремели бубны, со всех сторон летели приветственные возгласы. Северянка всеми фибрами души впитывала этот неиссякаемый поток хвалы и буквально упивалась ею.

Глаза Ателстейна, ослепленные варварской роскошью, восторженно блестели, а черноволосый воин думал втихомолку, что даже самый громкий грохот триумфа сменяется в конце концов вечной тишиной и покоем. Королевства и империи приходят в упадок, и слава их рассеивается, словно мгла над морем. Уже сейчас над этим городом нависла тень смерти, и волна забытия подкатывает к ногам этой древней, но уходящей расы.

Турлоф О'Брайен шагал рядом с паланкином, и ему казалось, что он и Ателстейн бредут по мертвому городу, мимо толпы призраков, восторженно приветствующих свою столь же призрачную властительницу.

Над древним Бэл-Саготом сгустилась ночь. Турлоф, Ателстейн и Брунгильда сидели в одной из комнат дворца. Королева, удобно устроившаяся на покрытой шелком софе, отдыхала, а мужчины, обосновавшись в креслах из красного дерева, жадно поглощали изысканные яства, которые то и дело приносили им на золотых подносах красивые невольницы. Стены этой комнаты, как, впрочем, и всех других комнат во дворце, были выложены мрамором и украшены золотом. Потолок был выполнен из ляпис-лазури, пол — из мраморных плит, инкрустированных серебром. На стенах висели тяжелые бархатные занавеси и тканые ковры, в комнате тут и там стояли небольшие софы, а также кресла и столики.