Коту было интересно и страшновато. Он всё время высовывал голову из сумки и озирался по сторонам. Тёмно-зелёные глазищи округлились и стали почти чёрными.

Мы подошли к переходу. Светофор дал жёлтый свет.

— Стоп! — скомандовал дедушка.

Псу пришлось вернуться и стать с нами в ряд.

Загорелся зелёный свет. Мы только двинулись, как перед нами очутилась машина, которая поворачивала направо.

— Стоп! — снова скомандовал наш капитан.

Только эту машину переждали, появилась вторая.

У бабушки Наташи не выдержали нервы, она ринулась вперёд без всякой команды. А за ней пёс с котом.

— Назад, назад! — кричал дедушка, а потом схватил меня за руку, и мы побежали за ними.

Наша экспедиция имела, вероятно, внушительный вид, потому что на нас все с любопытством смотрели и улыбались. А когда перешли улицу, какой-то корреспондент даже нацелился нас сфотографировать. Но бабушка Наташа после разговора с дедушкой всё ещё была не в настроении и запротестовала. Досадно, конечно. Было бы так здорово потом показать ребятам нашу фотографию в газете.

В десять ноль-ноль, как было намечено, корабль «Очарование» отвалил от берега и пошёл вверх по Днепру.

Сейчас я опишу вам наш корабль. «Очарованием» его назвали, как говорит дедушка, для улыбки. Чтобы люди, прочтя это название, обязательно улыбнулись. На Днепре всем лодкам придуманы такие названия для улыбок. Например: «Метеор», а у этого «метеора» черепашья скорость. Или — «Радость», а хозяин этой лодки всё лето чинит мотор. Только на одной лодке я видел откровенное признание: «Морока».

Наш корабль все называют просто моторной лодкой с кабиной. Но это неправильно, потому что у него всё сделано, как у настоящего корабля. Длина его целых пять метров, ширина полтора метра. В средней части корабля каюта с четырьмя окнами— иллюминаторами, по два с каждого борта. В каюте по обеим сторонам по скамейке. Под ними ящики для разных вещей. Бабушка Наташа держит там посуду и корабельный инструмент.

На ночь проход между скамейками закладывается досками. Тогда получаются нары, и на них можно спать на боку четырём человекам, а поворачиваться с боку на бок можно только по команде.

Корабль наш построен давно. На борту его номер «СО-28» («СО» — спортивное общество). А на новых лодках я сам видел номер «СО-6513». Дедушка говорит, что корабль — мой ровесник. Но тебе, говорит, лет мало, а кораблю много — вот и пойми что-нибудь!

Корабль подтекает. Доски прохудились. Первой обязанностью юнги является отчерпывать воду, сказала бабушка. Ну что ж, буду отчерпывать! Но я всё-таки попросил дедушку поучить меня немножко управлять кораблём. Он обещал. Вот будет здорово, если я научусь управлять кораблём! Хорошо бы, конечно, научиться заводить мотор. По этому вопросу надо обращаться к механику, сказал дедушка. Ну я и обратился. Выходит, всё-таки мужчине с мужчиной договориться проще. Когда бабушка Наташа рассказывала бабушке Насте про мотор корабля, то говорила, что он иногда чихает и стреляет, ну а в общем послушный. С ним малый ребёнок может справиться. А когда я попросил поучить меня заводить мотор, она говорит — не детское это дело. Ну, мы ещё посмотрим. Может быть, мы её потом с дедушкой уломаем. Он-то на моей стороне и говорит, что мотор действительно заводится легко. Потому его бабушка и не меняет, хотя мотор этой марки — «Червоный двигун» — сняли с производства лет тридцать назад. Мощность мотора три лошадиных силы. Скорость хода корабля вверх по течению шесть километров в час. Скорость не очень большая, но дедушка говорит, что нам и не к спеху и что при такой скорости лучше берега рассматривать.

Орлан во время хода судна всегда сидит на верхней палубе, то есть на крыше кабины. Я тоже забрался к нему.

Серку закрыли в каюте, но он, бедняга, обезумел от новизны положения. Так орал и так драл когтями дверь, что бабушка рассердилась и выбросила его к нам на палубу.

— Держи его, а то он ещё в воду прыгнет!

Но он и не думал прыгать. Спрятался между мной и Орланом и дрожал, как на морозе.

Когда мы пошли мимо пляжа, то все, кто лежал, растянувшись, на горячем песке, повскакали и начали смотреть на нас. А некоторые, смеясь, что-то кричали, махали руками. А те, кто был в воде, ринулись к нашему кораблю, и дедушке всё время приходилось крутить руль, чтобы кого-нибудь не ударить носом корабля. А одна тётенька, толстая-толстая, с красными от ожога плечами, встала на пути нашего корабля — и ни с места. Наш корабль дал ей гудок, а она только смеётся. Пришлось резко повернуть в реку. А я, чтобы ещё больше удивить, приказал Орлану:

— Посчитай, сколько здесь людей?

Пёс начал лаять.

— Что тут за рёв? — строго спросил дедушка, заглянув к нам на палубу.

— Орлан считает пляжников.

— Это нечестно с твоей стороны, — сказал дедушка.

— Почему? — выкрикнул я, стараясь перекричать шум мотора.

Дедушка снова приподнялся.

— Нельзя задавать непосильную задачу как человеку, так и животному. Разве можно пересчитать пляжников? Их же здесь тысячи!

6

Проехали пляж. Дедушка свернул с фарватера к противоположному берегу. Я сразу вспомнил, что именно там институт, бухта, на берегу которой открытая лаборатория. И там работают дядя Серёжа и дядя Костя.

— Дедушка, ты держишь курс на лабораторию? — обрадовался я. Но дедушка сердито махнул на меня рукой, и мне стало грустно.

Животные уже успокоились и растянулись на палубе. Глядя на них, мне тоже захотелось погреться на солнышке. Я снял матросскую бескозырку, тельняшку, брюки и остался в одних трусах.

— Виталий, вещи на палубе не разбрасывай. От вибрации всё съедет в воду, — сказала бабушка Наташа. — Давай я положу всё в каюту. А ты вот на, надень на голову, а то сгоришь.

Шляпу я, конечно, сразу снял, как только бабушка Наташа спустилась вниз. Должен же я в конце концов немножко загореть! Вон на пляже какие люди все чёрные, как негры, а я?..

Когда мимо нашего корабля шли мотыльки — огромные, двухэтажные катера и пароходы, то пассажиры на них сбегались на нашу сторону. Им тоже, как и пляжникам, было интересно смотреть на наш кораблик, обвешанный котомками, корзинками. И, конечно, на нас. На меня, кота и собаку, загоравших на маленькой палубе. Один катер чуть не перевернулся, так его накренили любопытные пассажиры.

Вообще на Днепре было столько разного транспорта! Надо было быть очень хорошим капитаном, чтобы маневрировать между буксирами с караванами из барж, пароходами, катерами, между сумасшедшими глиссерами, тихоходными корабликами, вроде нашего, и простыми лодками.

Бабушка Наташа сказала, что на Днепре стало тесно, как на Крещатике. И действительно, ветра никакого не было, а волны так и ходили, так и ходили, сталкивались, наскакивали друг на друга и разбивались в пену. Наш корабль здорово болтало, иногда мне становилось даже страшновато.

Орлан уже привык плавать и не боялся. Только когда сильно начинало качать, поднимался на все четыре лапы и балансировал. А кот в это время забирался к нему под живот, но мордочку он всё-таки высовывал наружу и смотрел со страхом и любопытством на воду, на берега и на проходившие мимо суда.

Когда не очень болтало, то мы все трое, растянувшись вдоль палубы, свешивали головы и смотрели вниз, на капитана и механика.

Дедушка в одних трусах и в пёстрой бабушкиной косынке, завязанной по-пиратски, сидел у правого борта и, как настоящий капитан, с важным видом покручивал штурвал. Бабушка же в чёрных очках и в красном купальнике с белыми горошками со всей серьёзностью следила за мотором. Щупала, не перегрелся ли он, прислушивалась к его ритмичному глухому постукиванию.