На следующий день необходимо было сначала обождать, пока просохнет грязь, по которой почти вовсе не могут ходить верблюды — рни скользят и падают. Затем, выступив перед полуднем, мы вышли к концу дня на большую колесную дорогу, которая пролегает вдоль всей северной подошвы Тянь-шаня.

Дороги вдоль Тянь-шаня. Это так называемая северная дорога — бэй-лу по-китайски. Другая такая же дорога пролегает вдоль южной подошвы того же Тянь-шаня и известна под названием нань-лу, т. е. южной дороги. Обе они ведут из Хами на крайний запад китайских владений: северная дорога, перевалив Тянь-шань, направляется на Баркуль, Гучен, Урумчи, Манас, Шихо, Джинхо и далее через Талкинсксе ущелье, в Кульджу; южная же дорога из Хами идет на Пичан, Турфан, Карашар, Курлю, Куча, Бай, Аксу в Кашгар. Тот и другой пути существовали с глубокой древности [109], но были вновь устроены во второй половине прошлого столетия при императоре Цун-люне, после окончательного завоевания китайцами Чжунгарии и Восточного Туркестана. Впрочем, особенных работ на улучшение этих дорог не требовалось, так как сама местность, обыкновенно ровная, с почвою из твердой глины или щебня дает возможность почти везде удобно проехать на колесах. Северный путь только на двух перевалах — через Тянь-шань у Хами и близ оз. Сайрам ущельем Талки — представляет естественные препятствия; на пути южном подобных препятствий не имеется. Сами дороги и теперь не лучше наших обыкновенных проселочных( 24). На известных расстояниях устроены почтовые станции, в виде тесных и грязных глиняных помещений как для людей, так и для животных. На этих станциях, со времени последних военных действий, помещались китайские пикеты.

Прелестная стоянка. Третий переход привел нас к перевалу через Тянь-шань. Хребет этот в последние два дня нашего пути крутою стеною тянулся невдалеке вправо и соблазнительно манил своими темнозелеными лесами; но конвойные солдаты всячески старались помешать нам завернуть в горы. Наконец теперь, когда стоянка вывела возле самых этих гор, мы не послушали проводников, свернули с дороги немного в сторону, в лес, и разбили там свое стойбище.

Трудно передать радостное чувство, которое мы теперь испытывали. Вокруг нас теснился густой лес из листвениц только что распустившихся и наполнявших воздух своим смолистым ароматом; вместо солончаков явились зеленые луга, усыпанные различными цветами, всюду пели птицы… В таком благодатном уголке решено было передневать. Это решение объявлено нашим провожатым таким тоном, что они рассудили лучше не перечить и уехали на ближайший пикет, чем, конечно, помимо своего желания, несказанно нас обрадовали. Остаток дня и весь следующий день были посвящены экскурсиям и охоте. Нового и интересного встретилось много. К сожалению, мы не могли остаться здесь подольше, но должны были спешить в Хами по приглашению тамошнего амбаня (губернатора), от которого явились сюда к нам посланцы.

После дневки в один прием мы перешли через Тянь-шань: поднялись на перевал и спустились по южному склону до выхода из гор в Хамийскую пустыню.

Теперь о пройденном Тянь-шане.

Пройденный Тянь-шань. В крайней восточной части этот хребет теряет свою характерную черту — расширение высокими плоскогорьями — и превращается в узкую гряду, не более 25–30 верст в поперечнике. Но грандиозный характер исполинского хребта все еще сохраняется: его гребень и вершины уходят в облака, местами за снеговую линию, а боковые скаты круто обрываются к югу, в Хамийскую пустыню, и еще круче на север, в Баркульскую равнину.

Здесь, т. е. к стороне равнины Баркульской, Тянь-шань стоит высокой, чуть не отвесной стеною. Бока его изборождены короткими, узкими и скалистыми поперечными ущельями; долин нет вовсе и вообще характер гор дикий, вполне альпийский. Гребень хребта поднят так высоко, что отдельные вершины, даже самые большие, мало выдаются над общею массою гор. Эти последние переходят за снеговую линию [111]только в крайней восточной группе, лежащей восточнее перевала к Хами и называемой китайцами Баши-дао [110]. Названною группою высокий Тянь-шань и оканчивается. Но, по сообщению местных китайцев, на продолжении описываемого хребта еще далеко тянутся к юго-востоку невысокие горы, которые теряются в пустыне в двух днях пути севернее города Су-чжеу( 25).

Леса северного склона. Подножия северного склона Тянь-шаня луговые, но приблизительно от 6 000 футов абсолютной высоты появляются хвойные леса (лиственных здесь нет) и сразу густо одевают собою горные склоны. Эти леса поднимаются вверх до 9 000 футов [112], затем, как обыкновенно в высоких горах, следует луговая альпийская область. Она была посещена нами лишь мимоходом; леса же исследованы несколько подробнее. Нижний пояс этих лесов состоит почти исключительно из сибирской лиственицы (larix sibirica), достигающей средних размеров — футов 40–50 высоты, при толщине ствола в один, редко в два фута. Немного повыше является, также невысоким (25–40 футов) деревом, ель (abies schrenkiana) [113], которая чем далее вверх, тем чаще встречается, хотя нигде исключительно не преобладает. По дну ущелий, впрочем лишь в самых их устьях, изредка попадается тополь (populus sp.). Других древесных пород в этой части Тянь-шаня нет.

Кустарники, как обыкновенно в горах, всего лучше развиваются в ущельях, на дне которых бегут по гранитным валунам быстрые, светлые ручьи. На их берегах, хотя узкой, но густой каймой, растут два вида жимолости (Lonicera microphylla var. Sieversiana, n. hispida), желтоцветный шиповник (Rosa pimpinellifolia), таволга (Spiraea hypericifolia), лоза (Salix sp.), реже крыжовник (Ribes aciculare) и черная смородина (Ribes nigrum). Те же кустарные породы встречаются и в самых лесах, в нижнем их поясе, но только не бывают здесь густо скучены. Сверх того, в лесах растут: рябина (Serbus aueuparia), шомпольник (Cotoneaster vulgaris), вьюнец (Atragene alpina var. sibirica), обыкновенный можжевельник (Juniperus communis) и на открытых площадках можжевельник казачий (Juniperus Sabina); последний, впрочем, преобладает в альпийской области южного склона Тянь-шаня. В верхнем поясе лесов обширные площади деревьев истреблены пожарами. В подобных местах обгорелые деревья навалены в таком хаосе, что человеку, да, пожалуй, иногда и зверю, невозможно пробраться.

Травянистая флора описываемых лесов весьма разнообразна, но в конце мая многие травы еще не расцвели. Украшением лесных лужаек в это время служили: великолепный желтый касатик (Iri Bloudowi), голубой прострел (Pulsatilla vulgaris), мелкая голубая фиалка (Viola sylvestris var. rupestris) и незабудка (Myosotis sp.); на сырых местах — первоцвет (Primula sibirica), водосбор (Aquilegia sibirica), желтоголовник (Trollius asiaticus), анемон (Anemone sylvestris) и пионы (Paeonia anemala); последние только что начинали цвести.

В альпийской области гор цвели пока еще немногие виды: лютик (Ranunculus affinis), тюльпан (Tulipa uniflcra), тот же, что и в пустыне Чжунгарской, голубой прострел (Pulsatilla vulgaris), Callianthemum rutaefolium — часто рядом с нерастаявшими пластами зимнего снега.

Их фауна. Животная жизнь лесов северного склона Тянь-шаня не слишком разнообразна. Из крупных зверей здесь водятся в изобилии маралы (cervus sp.), но нет косуль, столь обыкновенных в лесах центральной и западной частей того же хребта; говорят, что нет также и медведей. В альпийской области живут аркары и дикие козлы, или тэки (capra sp.); но ни тех, ни других видеть нам не удалось. Из птиц всего более попадались пеночки (phyllopneuste viridana?), пискливый голос которых слышался в течение целого дня; затем обыкновенны были синицы (parus piceae?), славки (sylvia cinerea), красные вьюрки (carpodacus erythrinus) и овсянки (emberiza pithyornus); изредка слышался голос нашей кукушки (cuculus cancrus). В верхнем поясе лесов часто встречались: трехпалый дятел (picoides tridaetylus), огненнолобый вьюрок (ssrinus ignifrons) и ореховка (nucifraga caryocatactes); реже — дубонос (mycerobas carnipes), дрозд деряба (turdus viseivorus), поползень (sitta uralensis) и горлица (turtur auritus).