Пресмыкающихся в оазисе Сачжеуском вообще немного; между прочими нами здесь была добыта небольшая (2 1/ 2фута длиною) змея (Eryx jaculus) — единственный представитель семейства удавов в северном полушарии.

Населениеописываемого оазиса состоит исключительно из китайцев и прежде было гораздо многочисленнее. Об этом можно судить по многим заброшенным полям и опустошенным фанзам. Дунганы дважды приходили сюда, в 1865 и 1872 годах, разорили все деревни, но самого города взять не могли. При нас во всем оазисе, т. е. в городе и деревнях, считалось до 10 тысяч взрослых мужчин, в том числе 2 тысячи солдат; число женщин и детей было неизвестно.

Наружным типом сачжеуские китайцы не отличаются, сколько кажется, от своих собратий, обитающих в других оазисах Центральной Азии, да и во всем Северном Китае вообще. Язык их, по отзыву нашего переводчика, тот же самый, каким говорят китайцы в Хами, Гучене и Кульдже. Городские жители имеют большею частью истасканные, противные физиономии; деревенское население выглядывает лучше, здоровее. Но у тех и у других одинаково нередки накожные болезни.

Сам город Са-чжеу больше Хами. Снаружи обнесен глиняною зубчатою стеною; внутри состоит из скученных фанз и грязных тесных улиц; словом, одинаково похож на все китайские города. Торговля в нем небольшая, удовлетворяющая лишь нуждам местного населения. Этою торговлею занимаются купцы из Хами и Ань-си; в небольшом числе и местные. Все привозные товары очень дороги; некоторые даже дороже, чем в Хами. Цены на местные продукты при нас были также высоки.

Окрестности описываемого оазиса. Окрестности оазиса Са-чжеу представляют собою дикую бесплодную пустыню. На южной его стороне, в расстоянии не более четырех или пяти верст от зеленеющих садов и полей, стоит высокая гряда холмов сыпучего песку. Гряда эта уходит к западу, но как далеко — мы не могли достоверно узнать от местных жителей. Быть может, эти пески тянутся до самого Лоб-нора и составляют таким образом восточный край Кум-тага [172], посещенного мною в январе 1877 года( 39).

Недалеко я был тогда от Са-чжеу — менее чем за 300 верст. Но пройти это расстояние оказалось невозможным по многим причинам, а главное по неимению проводников. Пришлось возвратиться в Кульджу и отсюда предпринять обходный путь через Чжунгарию на Хами в тот же Са-чжеу, т. е. сделать круговой обход по пустыням в три тысячи верст [173]. Между тем, пройти из Са-чжеу на Лоб-нор все-таки возможно. Известно, что здесь в древности пролегал караванный путь из Хотана в Китай. Тою же дорогою в 1272 году н. э. шел в Китай Марко Поло, а 150 лет спустя возвращалось из Китая в Герат посольство шаха Рока, сына Тамерланова. В близкие к нам времена, лет десять тому назад, из Са-чжеу на Лоб-нор прошли несколько небольших партий дунган. Начальник одной из них даже ехал в двухколесной телеге, разбиравшейся и укладывавшейся на вьюк в трудных местах [174]. Конечно, необходимо только иметь проводника, хорошо знающего местность; или, если пуститься самому, то выбрать для этого зиму и запастись льдом на продолжительное время.

Наш в нем бивуак. Придя в оазис Са-чжеу, мы расположились, не доходя шести верст до города, в урочище Сан-чю-шуй, на берегу небольшого рукава р. Дан-хэ, возле которого раскидывался обширный солонцеватый луг; на нем удобно могли пастись наши верблюды. Притом место это находилось несколько в стороне от проезжей дороги и густого населения, так что мы до известной степени избавлялись от "зрителей". Нужно на деле испытать всю назойливость этих последних в Китае, чтобы вполне оценить благополучие уединенной стоянки. Сачжеуские власти, выславшие к нам навстречу нескольких человек, предлагали остановиться в самом городе или возле него, но я решительно отклонил подобное предложение и сам выбрал место для бивуака. Если бы с нашим караваном забраться в китайский город, то можно ручаться, что дни, здесь проведенные, были бы днями истинных мучений от назойливой и грубой толпы. Я уже испытал это в 1871 году в городах Бауту и Дын-ху [175]. С тех пор мы располагали свой бивуак всегда подальше от города и уже отсюда ездили за необходимыми покупками. Так поступили и в Са-чжеу. Зато ежедневно посылаемые в город переводчик и один или двое казаков испивали до дна чашу нахального любопытства и грубого отношения китайцев к чужеземцам.

Назойливость городской толпы. Обыкновенно, с первым же шагом посланных в городские ворота, являлись "зрители", которыми были все встречные китайцы. Иные, завидя чужеземцев издали, забегали в дома и давали знать о необыкновенном событии. Из этих домов, из лавок и из боковых улиц, словом, отовсюду сбегались любопытные, толкались, давили друг друга, лишь бы поближе взглянуть на "заморских дьяволов". В несколько минут скоплялась громадная толпа, запружавшая улицу и двигавшаяся следом за ян-гуйзами. Мальчишки и даже взрослые забегали вперед, останавливались, пристально смотрели, смеялись и громко передавали свои впечатления; по временам из толпы слышался возглас: "Ян-гуйзы!", иногда с приложением ругательств. Но вот наши посланные останавливаются, слезают с лошадей и входят и лавку или под навес рыночных лотков. Толпа также останавливается и плотною стеною окружает переводчика и казаков. Более назойливые начинают ощупывать платье, обувь, руки, ноги и снимать фуражки с головы; при этом общий смех и различные остроты. Наш переводчик Абдул, говорящий, хотя и плохо, по-китайски, с своей стороны не дает спуску и ругает нахалов; но эта ругня возбуждает еще больший смех. По временам казак отмахивает в сторону то того, то другого из лезущих на него китайцев — опять смех и остроты. Между тем начинается покупка. Сначала торговец, увлеченный общим любопытством, только смотрит, вытаращив глаза, на чужеземцев, но потом смекает, что от ян-гуйзы можно поживиться, и обыкновенно запрашивает непомерную цену. Абдул вступает в торговлю, в чем принимают теперь участие и некоторые из "зрителей". Они кричат продавцу: "проси столько-то", "смотри, серебро у ян-гуйзы нехорошее, вески малы". Но торговец теперь уже сам не рад толпе, набившейся в его лавку, и старается поскорее отделаться, хотя все-таки не преминет взять лишнее и обвесить при получении платы. Последнюю необходимо производить, отвешивая серебро на маленьких весах вроде нашего безмена, так как в Китае не существует ни серебряной или золотой монеты, ни государственных кредитных бумажек. При подобном отвешивании европеец неминуемо передаст или недополучит серебра процентов на пять, даже на десять. Спорить бесполезно. Подобный обман практикуется китайскими торговцами и с своими покупателями; поэтому споры, даже драки в китайских лавках и на базарах, составляют явление самое обыденное. Покончив в одной лавке, наши посланные отправляются в другую. Там и дорогою повторяется прежняя история; только наглядевшиеся "зрители" теперь заменяются новыми, не менее, конечно, назойливыми и нецеремонными. Так продолжается во все время пребывания посланных в городе; только за его воротами они могут вздохнуть свободнее и без помехи ехать к своему бивуаку.

Недружелюбие китайских властей. Противоположно тому, как в Хами, в Са-чжеу мы встретили очень холодный прием со стороны китайских властей. Нам с первого же раза отказали дать проводника не только в Тибет, но даже в соседние горы, отговариваясь неимением людей, знающих путь. При этом китайцы стращали нас рассказами о разбойниках-тангутах, о непроходимых безводных местностях, о страшных холодах в горах и т. д. На все это я поставил один категорический ответ: дадут проводника — хорошо; не дадут — мы пойдем и без него. Тогда сачжеуские власти просили дать им время подумать и, вероятно, послали запрос, как поступить в данном случае, к главнокомандующему Цзо-цзун-тану, проживавшему в то время в г. Су-чжеу.