«Ты только забываешь, что нам было почти не до Нитей, — напомнил ему Рут. — Зато теперь я точно знаю, как это делается. В следующий раз у меня выйдет гораздо, гораздо лучше. Я ведь быстрее любого из больших драконов. Я могу развернуться вокруг кончика хвоста и уйти в Промежуток, поднявшись всего на одну длину от земли».

Джексом с жаром и благодарностью сообщил Руту, что тот, без сомнения, был самым лучшим, самым быстрым и самым умным драконом на всем Перне — Южном и Северном. Рут поплыл к берегу, отряхивая крылья; глаза мерцали зеленым — похвала обрадовала его.

«Ты замерз и проголодался, — сказал он Джексому. — Тебе больно, У меня тоже болит нога. Полетели домой!»

Джексом знал, что так им и следовало поступить. Надо было помазать бальзамом ногу Рута, да и свои раны тоже. Дело за малым: кто угодно с первого взгляда опознает ожоги. Следы Нити. И как, во имя Первого Яйца, он станет объяснять это Лайтолу?..

«А зачем вообще объяснять? — спросил Рут. — Мы сделали то, что должны были сделать. Разве не так?»

— Логично, — невесело засмеялся Джексом. Похлопал Рута по шее. Устало забрался на него и, не ожидая для себя ничего хорошего, послал друга домой.

Сторожевой дракон басовито приветствовал их со скал. С полдюжины файров — все меченные цветами Руата — взвилось навстречу и сопроводило их во двор перед вейром.

Из кухни навстречу Джексому выбежала взволнованная служанка:

— Владетель Джексом, случилось Рождение! Королева вылупилась! За тобой посылали, но не смогли отыскать…

— У меня были другие дела, — ответил он. — Слушай, раздобудь мне горшочек бальзама.

— Бальзама? — У служанки округлились глаза.

— Да, бальзама. Я немного обгорел на солнце. Очень довольный собственной изобретательностью — несмотря на то, что его трясло от холода в мокрой одежде, — Джексом поудобнее устроил Рута в вейре и заставил положить больную ногу на скамеечку. Потом, скрипя зубами, принялся раздеваться: кроме щеки, Нить обожгла ему мышцы плеча, полоснула запястье и оставила длинную борозду на бедре.

В дверь робко заскреблись — служанка вернулась на удивление быстро. Джексом проковылял к двери, что вела внутрь холда, и приоткрыл ее ровно настолько, чтобы можно было просунуть горшочек. Вовсе незачем кому-то видеть его ожоги.

— Спасибо, — поблагодарил он служанку. — А еще принеси мне поесть чего-нибудь горячего. Суп, кла, все равно — что там у вас на огне… Закрыв дверь, Джексом скинул штаны, обернул бедра полотенцем и пошел к Руту. Он размазал горсть бальзама по обожженной лапе любимца и невольно улыбнулся, услышав, как у того вырвался глубокий вздох облегчения: лекарство подействовало мгновенно.

Только тогда Джексом занялся своими болячками. Благословенный, благословенный бальзам!.. Никогда больше он не станет ворчать, когда его пошлют собирать колючую зеленую мерзость, из которой варили мазь… Обработав рану на лице, Джексом заглянул в зеркальце. Будет шрам в палец длиной, и никуда тут не денешься. Вот если бы ему еще удалось благополучно избежать справедливого гнева Лайтола.

— Джексом! — И Лайтол шагнул в комнату, едва задержавшись в дверях, чтобы постучать. — Ты пропустил Рождение в Вейре Бенден и… — Тут Лайтол увидел Джексома и остановился как вкопанный. Джексом стоял перед ним в одном полотенце: багровые полосы на лице и плече скрыть было невозможно.

— Значит, королева вылупилась? Отлично… — ответил Джексом и подобрал рубашку. Он готовился с обычной прямотой поведать Лайтолу о своих похождениях, но в последний миг передумал. Рут, похоже, был прав — они всего лишь сделали то, что должны были сделать. В некотором смысле это вообще было их с Рутом личное дело. Можно даже сказать, его действия отражали подспудное, неосознанное желание искупить свою давнюю вину, когда он мальчишкой залез на площадку рождений к яйцам Рамоты. Он просунул голову в ворот и вздрогнул, задев полосу на щеке. Он сказал: — Я слышал, в Бендене очень беспокоились, благополучно ли дозреет яйцо, побывавшее в Промежутке.

Лайтол подошел к нему, пристально глядя Джексому в лицо. Его глаза вопрошали. Джексом одернул рубашку, застегнул пояс, заново размазал пальцем бальзам. Он не знал, что сказать. Потом сообразил:

— Лайтол, не посмотришь ли ты Рутову лапу? Все ли я там правильно сделал…

Он спокойно ждал, искренне сожалея про себя, что приходилось скрытничать. О чем думал Лайтол? О чем догадывался? Почему так потемнели его глаза?.. Джексом был стольким обязан опекуну, а теперь — в особенности. И как это Лайтол прежде казался ему холодным, жестким, бесчувственным…

— Есть особые приемы, как уворачиваться от Нитей, — негромко выговорил Лайтол. — Придется тебе обучить им Рута, владетель Джексом.

— Я буду так благодарен тебе, если ты их мне объяснишь, — ответил Джексом с чувством.

— Вообще-то я шел сообщить тебе, владетель Джексом, что у нас гости, — сказал Лайтол. — Мастер Робинтон, Н’тон и Менолли летят к нам прямо с Рождения королевы. Но лапа Рута, конечно, прежде всего…

— А ты разве не летал в Бенден на Рождение? — спросил Джексом.

Лайтол отрицательно покачал головой и прошел к Руту в вейр. Белый дракон как раз устраивался поспать: ничего не скажешь, он это вполне заслужил. Лайтол поклонился ему и начал осматривать густо смазанные ожоги.

— Я вижу, вы с ним выкупались в озере. — Лайтол успел заметить влажные волосы Джексома. — Вода там чистая, да и бальзам, к счастью, не запоздал. Надо будет еще раз проверить через несколько часов, но, сдается, с ним все в порядке. — И Лайтол перевел взгляд на Джексома: следы Нити так и бросались в глаза. — Я не смогу объяснить гостям твоего отсутствия при Рождении, Джексом. — Он вздохнул. — Скажи спасибо, что к нам летит Н’тон, а не Ф'лар. Менолли, я полагаю, знала о твоей затее?

— Я никому не говорил о ней, Лайтол.

— Значит, выучился наконец осторожности. — И управляющий вновь окинул подопечного взглядом. — Что ж, я попрошу Н'тона, пусть возьмет тебя в учение и потренирует вместе с молодыми всадниками. Так безопаснее, и потом, ты будешь не один… Робинтон, естественно, обо всем догадается, ну да от него ничего не укроешь. Ладно, идем — я надеюсь, они не слишком взгреют тебя за неуклюжесть. Честно говоря, ты заслуживаешь порядочной выволочки за то, что так рисковал собой и Рутом. Да еще теперь, когда и так все кверху дном.

— Прости, если я расстроил тебя, Лайтол.

— Дело не в расстройстве, Джексом. Я сам во всем виноват. Мне давно следовало понять, насколько необходимо тебе проверить способности Рута. Если бы ты был хоть на несколько Оборотов постарше, а дела обстояли таким образом, что я бы мог передать тебе холд…

— Я вовсе не хочу забирать его у тебя, Лайтол.

— Я думаю, прямо сейчас мне и не позволили бы передать его тебе, Джексом. Да ты сам сейчас все узнаешь. Пойдем, мы и так заставили гостей дожидаться.

Н’тон стоял в дверях малого зала, которым в Руате пользовались, когда гостям и хозяевам надо было что-то обсудить в узком кругу. Бронзовый всадник бросил один взгляд на лицо Джексома и застонал. Робинтон, сидевший в кресле, тотчас обернулся. В его усталых глазах отразилось удивление и — во всяком случае, Джексону так показалось — некоторая доля одобрения.

— Джексом, это Нить! — Голос Менолли был полон ужаса и изумления. — Ну как же ты мог пойти на такой риск, да еще теперь?..

Она сердилась на него — она, насмехавшаяся над ним за то, что он без конца раздумывал вместо того, чтобы действовать!

— И я, дурень, не догадался, что ты все-таки сделаешь попытку, Джексом, — вздохнул Н’тон и невесело улыбнулся. — Да, рано или поздно тебя должно было прорвать, но времечко ты для этого выбрал, прямо скажем… — Джексом мог бы ответить, что по части выбора времени к нему в некотором смысле не должно было быть претензий, но промолчал. и Н’тон спросил: — Я надеюсь, Рут-то хотя бы не пострадал?..