— Но я был в вашем положении. Тэсс было только шесть лет, когда я женился на ее матери. — Он быстро взглянул на дверь, потом наклонился к Арчери. — Думаете, я не наблюдал за нею, чтобы в случае чего вовремя принять меры? Когда родилась моя собственная дочка, Тэсс очень ревновала. Она обижала младенца, а однажды я застал ее наклонившейся над детской коляской Джил и стукающей ее целлулоидной игрушкой по голове. К счастью, это была целлулоидная игрушка.

— Но, боже правый!.. — Арчери почувствовал, что побледнел.

— Что было делать? Я уходил на работу, оставляя детей на жену. Потом у нас появился сын — я думаю, вы столкнулись с ним, он моет машину, — и Джил ревновала к нему совершенно так же и с той же силой. Все дети ведут себя одинаково, в том-то и дело.

— Вы никогда больше… никогда больше не видели таких тенденций?

— Тенденций? Индивидуальность сделана не наследственностью, мистер Арчери, а средой. Я хотел, чтобы у Тэсс была самая лучшая среда, и, думаю, могу со всей должной скромностью сказать, что она у нее есть.

Сад мерцал в теплом мареве. Арчери увидел кое-что, чего сначала не заметил: отсыпанную мелом на траве разметку теннисного корта, окруженного травяными границами; ломаные клетки кроликов под стеной гаража; старые качели. Позади него на каминной доске он увидел прислоненные к безделушкам два приглашения на вечер. Выше них на фотографии в рамке трое детей в рубашках и джинсах растянулись на стоге сена. Да, это была наилучшая, из всех возможных, среда для сироты убийцы.

Дверь распахнулась, и одна из девочек с фотографии вкатила столик с чаем. Арчери с некоторой тревогой увидел, что столик просто завален домашними печеньями, земляникой в стеклянных блюдечках, сказочными кексами в бумажных корзиночках. На вид девочке в школьной юбке не дашь более четырнадцати лет. Она была не так прекрасна, как Тэсс, зато лицо светилось отцовской энергией.

— Моя дочь Джил.

Джил развалилась в кресле, выставив на обозрение длинные ноги.

— Сядь как следует, дорогая, — строго сказала миссис Кершоу. Она бросила на девочку укоризненный взгляд и начала разливать чай, придерживая кружку изящно согнутыми пальцами. — Сегодня они не осознают, что в тринадцать лет они уже молодые женщины, мистер Арчери.

Священник был смущен, но девочка озабоченной не казалась.

— Вы должны взять кекс, их делала Джил. Он неохотно взял печенье.

— Прекрасно. Я всегда говорю обеим девочкам, учеба — это всегда пригодится, но алгебра не поможет приготовить обед. Тэсс и Джил — обе хорошие простые поварихи…

— Мамочка! Я не простая, и Тэсс, конечно, тоже.

— Ты знаешь, что я имею в виду, и не лови меня на каждом слове. Их мужьям будет не стыдно любого пригласить за стол.

— Моя генеральная линия, дорогая, — дерзко отозвалась Джил, — просто отрезать кусок вырезки и на гриль, не так ли?

Кершоу разразился смехом. Потом взял за руку дочь:

— Оставь мамочку в покое.

Все эти сугубо семейные шуточки заставили Арчери нервничать. Он натянуто улыбнулся и сам понял, что это заметно.

— Что я имею в виду, мистер Арчери, — серьезно сказала миссис Кершоу, — так это то, что, даже если у вашего Чарли и моей Тэсс и будут сначала трудности, все равно Тэсс воспитана так, чтобы быть не ленивой женой. Она сумеет благоустроить дом, вплоть до роскоши.

— Уверен, что так. — Арчери безнадежно смотрел на бездельничающую девочку, плотно устроившуюся в кресле и поедавшую клубнику со сливками. Сейчас или никогда. — Миссис Кершоу, я не сомневаюсь, что из Терезы выйдет хорошая жена… — Нет, не так. Только то, что его тревожит. Он запутался. — Я хочу поговорить о… — Неужели Кершоу не поможет ему? Брови Джил слегка сдвинулись, но серые глаза спокойно смотрели на него. Он отчаянно ринулся вперед: — Я хотел бы поговорить с вами наедине.

Казалось, Айрин Кершоу отпрянула. Она поставила чашку, деликатно положила нож поперек тарелки и, сложив руки на коленях, посмотрела вниз на них. Это были рабочие руки, нехоленые и натруженные, и она носила только одно кольцо, кольцо ее второго мужа.

— Не надо ли тебе делать уроки, Джил? — прошептала она. Кершоу встал, вытирая рот.

— Я могу сделать их в поезде, — заявила Джил.

Арчери начинал испытывать неприязнь к Кершоу, однако не мог не восхититься им, когда тот сказал:

— Джил, ты знаешь все, что случилось, когда Тэсс была маленькой. Мамочка поговорит об этом с мистером Арчери. А мы пойдем, потому что хотя нас это тоже затрагивает, но все-таки их несколько больше. О'кей?

— О'кей, — ответила Джил. Отец обнял ее и увлек в сад.

Он должен начать, но был раздражен и натянут до неловкости. За окном Джил нашла ракетку и отрабатывала удары о стенку гаража. Миссис Кершоу взяла салфетку и промокнула уголки рта. Она посмотрела на него, их глаза встретились, и она отвела взгляд. Арчери вдруг почувствовал, что они не одни, что их мысли, сконцентрированные на прошлом, вызвали из тюремной могилы присутствие грубой силы, которая стояла позади их кресел, придавливая кровавой рукой их плечи и прислушиваясь к их суждениям.

— Тэсс сказала, что у вас есть что рассказать мне, — спокойно начал он, — о вашем первом муже.

Она снова свернула салфетку, превратив ее в мяч для гольфа.

— Миссис Кершоу, я думаю, вы должны рассказать мне.

Бумажный мяч был брошен на пустую тарелку. Она подняла руку к жемчугу:

— Я никогда не говорила о нем, мистер Арчери. Я предпочитаю, чтобы прошлое оставалось в прошлом.

— Я знаю, что это болезненно… должно быть. Но если бы мы смогли однажды обсудить это дело и покончить с ним, я обещаю никогда больше не поднимать эту тему. — Он обнаружил, что говорит так, будто они когда-то часто встречались и встретились вновь, словно они были уже связаны браком. Он говорил так, будто доверял ее слову: — Я был сегодня в Кингсмаркхеме и… Она ухватилась за соломинку:

— Полагаю, они там все перестроили и испортили?

— Не совсем, — ответил он. Господи, только бы она не отвлекалась!

— Я родилась недалеко оттуда, — начала она. Он постарался подавить вздох. — Небольшое сонное и смешное местечко — вот что такое была моя деревня. Я рассчитывала, я думала, что буду жить и умру там. Никогда не знаешь, как сложится жизнь, не так ли?

— Расскажите мне об отце Тэсс.

Руки, теребившие жемчуг, упали и успокоились на респектабельных коленях. Когда она повернулась к нему, ее лицо выражало некую величавость, но оказалось до смешного чопорно и закрыто. Она могла бы быть мэром, открывать какое-нибудь приходское торжество, откашлявшись, прежде чем обратиться к гильдии горожанок. «Госпожа председатель, дамы…» — так она должна была бы начать. Вместо этого она сказала:

— Что прошло, то прошло, мистер Арчери. — Он понял потом, что это была безнадежность. — Я понимаю ваши трудности, но действительно не могу говорить об этом. Он не был убийцей, можете мне поверить. Он был по-своему хорошим человеком, который и мухи не обидит.

Как забавно, подумал Арчери, она мешает говор старой деревни с жаргоном трибуны. Он подождал, потом выпалил:

— Откуда вы знаете? Откуда вы знаете? Миссис Кершоу, вы что-нибудь видели или слышали?..

Нитка жемчуга поднялась до ее губ и была прикушена зубами. Потом нитка лопнула, и жемчуг брызнул во все стороны: на ее колени, на чайные приборы, на ковер. Она издала сдавленный смешок, раздраженный и извиняющийся:

— Смотрите, что я наделала! — В одно мгновение она оказалась на коленях, собирая разбросанные бусинки и складывая их в блюдце. — Я ужасно хочу честной свадьбы. — Ее лицо неожиданно появилось из-за тележки. Вежливость требовала, чтобы он тоже опустился на колени, помогая ей в охоте. — Заставите вашу жену копировать меня, не так ли? О, большое спасибо. Смотрите, вон другая, как раз у вашей левой ноги. — Он ползал вокруг нее на четвереньках. Бахрома скатерти мешала им увидеть глаза друг друга. — Моя Тэсс способна, если ей вздумается, пойти под венец в джинсах. Вы не возражали бы, если бы мы устроили прием здесь? Это самая прекрасная и большая комната.