– Если тебя увлекает процесс письма, я поговорю с приятелем, мистером Халкомбом, он писатель, пишет историю Сассекса, которую никто не будет читать. Но все равно, он прекрасный человек и недавно как раз говорил, что хочет найти переписчика. Тебе будет приятно делать нужную работу, это дает чувство удовлетворения, заодно заработаешь на булавки на стороне. Девушке в твоем положении, без денег, следует подумать об этом. Не вечно же у тебя будет дядя, который может содержать тебя и мать.

Работа переписчицы не вдохновляла Пруденс, но перспектива иметь собственные деньги, пусть небольшие, казалась заманчивой, и она согласилась. Оказалось, что мистер Халкомб написал только три главы по десять страниц каждая. Пруденс переписала их за два дня. Но мысль о работе не покидала девушку, и мистер Халкомб обещал поговорить с издателем – возможно, другие писатели воспользуются ее услугами. Вскоре Пруденс включилась в активную работу по переписке начисто писательских черновиков. Недостатка в заказах не было, работа ей нравилась, особенно увлекали романы. Пруденс принимала близко к сердцу развитие сюжета, ее живо занимала судьба героини, попавшей в, казалось, безвыходную ситуацию, она не могла дождаться развязки.

Незаметно Пруденс сама начала фантазировать – придумывала своих героинь, изобретала хитроумные интриги. Однажды она постаралась пораньше закончить переписку, но чтобы обмануть дядю, продолжала делать вид, что работает, так как только таким способом можно было получить его одобрение. Однако в это время девушка занялась тем, что начала писать собственный рассказ. Окончив восемь страниц – свою законную норму переписки, – Пруденс продолжила работу. Так стало повторяться ежедневно. Когда дядя завершил сороковой портрет, Пруденс закончила первый литературный труд. Затем переписала его начисто безупречным каллиграфическим почерком и представила на суд мистеру Маррею.

Пруденс уже была знакома с издателем. Она видела его несколько раз, когда приносила или забирала рукописи, и у него сложилось хорошее впечатление о девушке. Так что, когда она робко вручила ему рукопись, он отнесся к ней благосклонно. Стиль был не совсем в духе времени – читающая публика была захвачена романами Вальтера Скотта. У Пруденс не было ни племенных вождей, ни войн и воинов, ни даже захватывающей любовной интриги. Но она прекрасно чувствовала диалог и обладала острым умом, позволявшим излагать наблюдения в форме занимательного сюжета. Издатель решил, что надо попробовать начать с негромкой рекламы, но в перспективе надеялся получить немалый доход.

Мистер Маррей считал, что Пруденс не сразу завоюет широкого читателя, как сделали это мисс Верни и Скотт или лучший из его писателей лорд Дэмлep и не ошибся. Книга мисс Мэллоу сначала медленно раскупалась, но спрос на нее был стабильным. Когда год спустя вышла ее вторая книга, она пошла лучше, и он первый поздравил Пруденс с успехом. В день ее двадцатичетырехлетия вышла ее третья книга, и Пруденс почувствовала, что ее позиции укрепились. Она нашла свое место в жизни, к сожалению, все еще оставаясь под крышей дядюшки. Гонорар за издания не позволял содержать приличный дом для себя и матери. Это не давало ей пока положения в обществе или интересной личной жизни, но работа компенсировала все неудачи. Она была вполне довольна своим жребием к тому же Кларенс стал гораздо лучше относиться к обещающей писательнице, чем к бесприданнице.

Если какие-то сомнения и посещали Пруденс по ночам, когда она лежала без сна в широкой кровати с пологом, ей удавалось отогнать их разумными рассуждениями. Не молода, не очень красива, не богата и не замужем. Она была готова к тому, что останется старой девой. Ну, что ж, она сумеет справиться с этим. Надежды на удачный брак в Лондоне угасали медленно, но спустя четыре года Пруденс вынуждена была признаться себе, что последняя искра угасла. После двадцать четвертого дня рождения она впервые туго стянула на затылке волосы и натянула на голову чепец. Красивый чепец, с голубыми лентами, гармонировавшими с цветом ее глаз, – все так, но это был чепец тем не менее, что было эквивалентно признанию: она обрекает себя на тоскливую жизнь старой девы.

– О, Пру, – горестно воскликнула мать, увидев чепец, – ты еще молода! Кларенс, пожалуйста, уговори ее снять это безобразие.

Кларенс готов был приступить к выполнению просьбы сестры, но Пруденс не посоветовалась с ним, он воспринял ее жест как пренебрежение к его авторитету и позволил эгоизму победить порыв. Ему улыбалась перспектива жить под одной крышей с писательницей. К тому же женское присутствие делало дом уютнее и теплее. Во-вторых, всегда под рукой был кто-то, кого можно было рисовать или кто мог присутствовать на сеансе в студии. Было кого спросить, что интересного произошло, пока он прогуливался в парке, кому продемонстрировать новый сюртук и посоветоваться, нужно ли переставить пуговицы, а его сестра Вилма оказалась прекрасной экономкой, хотя и тратила слишком много денег на питание.

– Ничего страшного, – возразил он весело. – Пруденс знает, что делает. Нет, серьезно, хорошо, что она решила надеть чепец, он ей так идет. Чертовски симпатично. Сегодня придет мисс Седжмир, Пру, в одиннадцать. Будет позировать. Не могла бы ты принести работу в студию и посидеть с нами? Она, видишь ли, не замужем и ловит мужа, бедняжка. Не отказалась бы перебраться в мой дом. Последние два месяца то и дело бросает недвусмысленные намеки, что приняла бы предложение руки и сердца. Я делаю вид, что не понимаю, к чему она клонит. С такими, как она, подобная тактика самая безопасная. Но я с удовольствием нарисую ее портрет. У нее красивые руки. Предложу ей скопировать положение Моны Лизы.

– Но ей только двадцать четыре, – не унималась миссис Мэллоу.

– Чепуха. Все тридцать. Красит волосы, у корней они седые.

– Я говорю о Пруденс.

– А, Пруденс. Да, ей двадцать четыре. Она уже стареет. Ничего нет вульгарнее, чем когда стареющая женщина гоняется за мужчинами, делая из себя посмешище. Пру молодец – надела чепец и вышла из игры. Очень благоразумно с ее стороны.

Кларенс сделал паузу, желая посмотреть, какое впечатление произвели его слова. Вилма и Пруденс вежливо улыбнулись и принялись за завтрак.

Стоило мисс Мэллоу надеть чепец, как она начала думать о замужестве больше, чем когда-либо раньше. Благородное решение оставить надежду на брак не мешало ей целыми днями мечтать о будущем муже. Только теперь мечты приняли иной характер – дикой одержимости. Богатое воображение Пруденс бросало к ее ногам принцев и набобов, чужеземных генералов и никчемных красавцев, ученых и спортсменов. Однажды ненастным днем, когда колючий моросящий дождь стекал тонкими струйками по окнам студии, а запах красок Кларенса неприятно щекотал ноздри, ей даже померещилось, что ее избрал предметом обожания сам лорд Дэмлер. В нем как нельзя более полно сочетались лучшие черты всех ее вымышленных поклонников: он был лордом – точнее маркизом, – интеллектуалом и поэтом, картежником и кутилой, спортсменом и самым красивым мужчиной во всей Англии.

Лорд Дэмлер получил широкое признание после публикации своих «Песен издалека». Когда два с половиной года тому назад он унаследовал титул и положение в свете, его первым побуждением оказалось не стремление заняться поместьем покойного дядюшки Лонгборн-эбби, не даже исполнять обязанности пэра в палате лордов. Вместо этого он сел на корабль, отплывавший от берегов Англии, и следующие три года провел в странствиях по свету. Он избирал места, известные немногим жителям Западной Европы, – Грецию, Турцию, Египет. Затем через Россию отправился в Китай, из Китая на острова Тихого океана. Наконец, если верить его поэмам, он пересек Северную и Южную Америку и через Атлантический океан вернулся к родным берегам. Он покинул дом безвестным молодым человеком, а вернулся знаменитым. Первая подборка стихов, привезенная в Англию одним из друзей, опередила его на полгода. Ко времени его прибытия весь свет уже был знаком с поэмами и готов к восторженному приему.