Она задумчиво посмотрела на деньги и маслянисто посверкивавшее золото, на Мазура. Повторила эту операцию еще пару раз. Судя по глазам, под небрежной прической шла серьезная мыслительная работа. Наконец она спросила – все еще неуверенно, но как человек, уже к чему-то конкретному склоняющийся:

– А в чем, собственно, главные твои проблемы?

– Проблема одна – как попасть в порт и не попасться по дороге, – сказал Мазур. – Когда они начнут искать, искать-то будут светловолосого бородача в джинсах, синей футболке и зеленой куртке. Значит… Нетрудно догадаться, а?

…По своему врожденному оптимизму Мазур ждал поганых сюрпризов на протяжении всего пути до порта. Только когда таксист уехал и они с девчонкой направились к пирсу, немного отпустило.

Рядом с Пакитой шагал типичнейший абориген, первый парень на здешней деревне – волосы и борода черные, как у цыгана, высокая мужественная фигура декорирована белоснежными брюками и пронзительно-алой рубашкой, на шее болтаются толстенные цепи самоварного золота, на запястье часы Фила уже из натурального золота, на пальце – опять-таки золотой перстень с изумрудом, реквизированный у Тони. Ансамбль завершают белая шляпа, алые сандалеты и солнечные очки с дурацкими розовыми стеклами. Красавец мужчина, хоть в кабальеро записывай.

Все хорошо, что хорошо кончается, подумал Мазур, уже с некоторым стыдом вспоминая, как вибрировали и позванивали у него нервы, пока она ходила по магазинам, закупая краску для волос и броские шмотки. Не продала, лапочка. Что ж, давным-давно известно, что щедрое вознаграждение воспитывает в человеке нешуточную порядочность – особенно если он знает, что, продав тебя, ни за что не получит больше…

Он спрыгнул в катер – борта зияли проломами, а на тиковых досках настила, если присмотреться, можно заметить темные пятна, – прошел на нос, бросил взгляд на приборы. Горючего более чем полбака, компас на месте. Всего-то и требуется, что преодолеть километров сто морской глади. Небо чистое, штормом вроде бы не пахнет…

Повернул ключ. Под ногами размеренно заурчал мотор. Все вроде бы в порядке. Не Атлантику пересекать, в самом-то деле…

Выключив мотор, он вышел на корму, перепрыгнул на пирс.

– И куда ты теперь? – спросила Пакита с некоторым любопытством.

Мазур молча махнул рукой в море. Снял часы, сунул ей в руку, отдал перстень, вынул из кармана брюк пачку зеленых бумажек.

– Они все время были с тобой?

– Да как тебе сказать…

– Понятно. Не доверял?

– А ты бы доверяла? – спросил Мазуру вяло. – На моем-то месте?

– Вряд ли…

– То-то.

– Джонни…

– А?

– А кто ты такой, собственно говоря? Знаешь, ты что-то не особенно похож на bandido. Они другие. Что-то в них есть такое, чего у тебя нет…

– Ловец удачи, – сказал Мазур. – Вот это – чистая и законченная правда, как на исповеди…

– Не бандит, но человек серьезный и решительный… Может, ты шпион? Здесь полно шпионов, я, правда, в жизни ни одного не видела, но все знают, что шпионов тут полно…

– Ну да, как же, – сказал Мазур. – Про меня даже есть кино. Никогда не видела? Меня зовут Джеймс Бонд…

– Да ну тебя! – шутливо замахнулась на него Пакита. – Нет, правда, мне отчего-то стало интересно…

– Это потому, что все кончено, – усмехнулся Мазур. – Опасность миновала, страхи улеглись, и в тебе загорелось извечное женское любопытство… Ну ладно, у меня мало времени. Всего наилучшего, и чтобы у тебя все получилось. Можешь не верить, но ты – единственное, что мне понравилось на этом вашем долбанном острове…

Он улыбнулся, подмигнул, прыгнул в катер, завел мотор и уверенно повел суденышко в открытое море. Оглянулся, отойдя на пару кабельтовых. На пирсе виднелась девичья фигурка, все еще махавшая ему рукой, и у Мазура мимолетно защемило сердце – впервые в жизни его провожали вот так, классически, впервые, когда он уходил в неизвестность по морям, по волнам, женщина махала ему вслед – пусть даже обыкновенная проститутка из портового городка, случайная сообщница, прельстившаяся хорошей платой. Главное, так с ним случилось впервые: женская фигурка на пирсе, становившаяся все меньше и меньше, машущая рука… Тьфу ты! Тоже мне, лирика!

Он плюнул и аккуратно прибавил газу. Катер пошел шибче, остров за кормой становился все меньше и меньше, вот-вот должен был исчезнуть с глаз – как и прочие экзотические земли, где Мазуру вряд ли суждено было оказаться во второй раз. А значит, следовало и это местечко побыстрее выкинуть из памяти вместе со всеми воспоминаниями, от приятных до скверных. Так уж он привык, и это было правильно.

Справа вновь объявился военный корабль под американским флагом, но он шел так, что ясно было: на одинокий катер ему совершенно наплевать. И Мазур, ухмыляясь, проворчал:

– Гуд бай, Америка…

Дела складывались хреново, интеллигентно говоря.

Выломанные в корме доски ничем плохим не обернулись при спокойном море и безоблачной погоде, так что Мазур преодолел примерно три четверти пути до Пасагуа без особых неприятностей. Однако потом погода стала понемногу портиться, с веста упрямо ползли тучи, сначала белые и кучерявые, но со временем они становились серыми, темными, почти черными, накрыли добрую половину небосклона и выказывали явные поползновения проделать то же со второй. Ветер, ставший более холодным, посвистывал, срывая белую пену с гребешков волн. Волнение на море усиливалось. Пока что не пахло ни штормом, ни циклоном, но все же в такую погоду в открытом море обычный катер чувствовал себя неуютно – даже будучи в полной исправности. А уж когда в трех местах зияют в борту проломы чуть ли не до самой ватерлинии – и того хуже…

Получался заколдованный круг. Стоило набрать приличную скорость, в корму вовсю плескала вода, и ее уже трижды приходилось вычерпывать тем же самым пластиковым ведерком, болтаясь в дрейфе. На малой скорости не было такого потопа, но, плывя черепашьими темпами, до Пасагуа доберешься, чего доброго, только к утру. А волнение усиливалось, и Мазур, то и дело оглядывавшийся на вновь залитую водой, просевшую корму, в конце концов вынужден был признать, что есть все основания для тревоги. Если погода испортится еще больше, катер наверняка зальет водой так, что он, несмотря на всю суету с ведерком, может и потонуть к чертовой матери. Если нестись на полном газу – опять-таки зальет, даже гораздо быстрее, чем в первом варианте…

Хреновые дела. Страха не было, но все грядущие опасности осознавались четко, во всей полноте, и это не прибавляло бодрости духа. Насквозь промокший из-за борьбы с водой Мазур злился еще и оттого, что никак не мог придумать надежный выход. Сплошная неизвестность: то ли так и двигаться, лихими бросками, вычерпывая воду почаще, то ли тащиться черепахой, ожидая, что море разбушуется еще пуще. И тогда? Рации на катере не имелось, SOS не подашь. Надувной лодки – тоже. Только парочка спасательных кругов и коробка с сигнальными ракетами. Небогато и уныло. Чересчур мало шансов у человека, болтающегося в неспокойном море со спасательным кругом и коробкой ракет под мышкой… Могут подобрать уже через четверть часа, если окажется кто-то поблизости, а могут – и никогда…

Поэтому когда далеко слева показался парус, Мазур не раздумывал и не колебался – дал полный газ и помчался в ту сторону, физически ощущая, как оседает катер под тяжестью вновь хлынувшей в корму воды, как погружается, натужно распарывая воду.

Двухмачтовое судно, если только он не ошибся в расчетах, шло в сторону Пасагуа. Удерживая коленом штурвал, Мазур сграбастал коробку с ракетами, сорвал крышку. Выключил мотор и выбрался на корму – уже по щиколотку в воде. Выхватил сразу три пластиковых цилиндра и, держа руку на отлете над бортом, запустил первую ракету.

Она оказалась зеленой. Ослепительный комок огня рассыпался высоко над головой скопищем искр, по широкой дуге опускавшихся в океан. Вторая, третья, четвертая…