Иными словами, если очень повезет, то теплоход зачистят не раньше чем через двое суток. А это, в свою очередь, означает, что ближайшие двое суток Мазур и его команда проведут в самом пошлом бездействии. Пока все не кончится, ни одно судно не выйдет в море, власти опасаются новых нехороших сюрпризов и жертв. И это в то время, когда янкесы могут и отыскать свою пропажу…

Слишком давно он занимался своим делом, чтобы поддаваться кипящим эмоциям. Но все равно, пребывал в тихом, рассудочном бешенстве: работа сорвана в силу непреодолимых обстоятельств… и от этого ничуть не легче. Окажись это шторм, цунами, очередной тайфун с красивым женским именем, на душе было бы спокойнее – человек, в общем, не в силах противостоять неразумной стихии, когда та разгуляется на всю катушку. Однако потерпеть крах из-за того, что какие-то «суперреволюционные придурки выбрали именно это место, чтобы в очередной раз нашуметь, напакостить, нагадить…

Мазуру в жизни пришлось немало общаться с подобными фронтами, и впечатления он вынес самые похабные. Даже в тех случаях, когда его работа в том и заключалась, чтобы не размазывать долбанных революционеров по стенке, а наоборот, всерьез им в чем-то помогать, вроде незабвенной истории с золотым грузовиком…

Он встрепенулся, перевел бинокль на полсантиметра левее. Ага! В большом иллюминаторе неспешно прошел человек с обвязанной темным платком по самые глаза физиономией, с коротким автоматом, и указательный палец правой руки Мазура чисто машинально свело мгновенной судорогой, словно он плавно нажал на спусковой крючок.

Будь у него в руках снайперка, этот тип уже валялся бы с аккуратненькой дыркой над правым ухом. Расстояние не столь уж велико, хорошая снайперка, немецкая или итальянская, умелые руки, острый глаз – и все кончилось бы для того типа хреново… Зубы свело от злого бессилия – на тех уродов, на свое бездействие, на неожиданную задержку, которая неизвестно сколько продлится. И самое паршивое – погода прекрасная, ныряй с рассвета и до заката!

За спиной отчаянно заскрипела крышка люка, медленно поднялась, распугивая пауков, подняв клубы сухой пыли. Мазур спокойно повернулся в ту сторону.

На чердак, отряхиваясь, поднялся Лаврик. Подошел к Мазуру, забрал бинокль и долго смотрел на море.

– С-суки, – сказал он, не оборачиваясь. – Твари. Нашли время, нашли место революции устраивать…

Мазур молчал, стоя рядом и глядя на теплоход невооруженным глазом. Ему давно уже пришло в голову, что этой ночью он, сам того не ведая, спас Кимберли от серьезных жизненных неприятностей. Теперь, после собственных наблюдений, после визита фэбээровцев, после захвата теплохода у него уже не оставалось сомнений, что эта гоп-компания, Аугусто с дружками, нагрянула исключительно затем, чтобы прихватить в заложники и восходящую кинозвездочку. Пущей огласки и эффекта ради. Она, конечно, не Мерилин Монро, но там, на теплоходе, ручаться можно, народец поголовно и вовсе никому неизвестный, обычные обыватели, плотва… А Мазур им дело сорвал. Устраивать перестрелку для них было определенно преждевременно. Услышав о затесавшихся среди гостей частных сыщиках числом не менее полудюжины, Аугусто решил не испытывать судьбу и предпочел синицу в руках…

Рядышком стояли, как два голубка, подумал Мазур с безграничным сожалением. Шею ему мог свернуть в три секунды. Кто бы знал!

– Президент, конечно, задействует САС, – сказал Лаврик, не отрываясь от бинокля. – Пока долетят из Альбиона…

– Знаешь, еще не факт, что – из Альбиона, – сказал Мазур. – Двадцать второй полк САС сейчас в Колумбии. Тренирует тамошний спецназ против «кокаиновых баронов». Я перед самым отъездом смотрел сводку.

– Да? А я не успел… Все равно. Из Колумбии дорога тоже не близкая. Пока прилетят, пока изучат обстановку, и так далее…

– Да уж, хреново, – сказал Мазур с чувством. – Снайперку бы, а… Только что какой-то урод с трещоткой маячил против иллюминатора секунд десять…

– Ага. А они начнут шлепать заложников, если что…

– Я знаю, – сказал Мазур. – Чисто теоретически фантазирую, чтобы хоть чем-то башку занять… А вообще-то… Хорошенькое стечение обстоятельств, тебе не кажется? Англичане припрутся еще неизвестно когда… Но в том-то и пикантность ситуации, что на бережку мы…

Лаврик обернулся. Сказал без всякого выражения:

– И как ты себе это представляешь?

– А что тут представлять, – сказал Мазур рассудительно. – Задачка как раз для нас. Ночной порою, с аквалангами, можно даже с минимумом имеющегося в наличии оружия… черт, да можно вообще без оружия! Мы с этими смогли бы качественно почирикать, вовсе оружия не применяя или пользуясь тем, что в темпе отберем…

– Снова теоретические фантазии?

– Ага, – сказал Мазур. – Но, между прочим, не имеющие к утопиям никакого отношения. Мы как-никак делали индивидуумов и покруче, чем эти долбанные фронтовички…

– А кто даст санкцию? – усмехнулся Лаврик. – Или хочешь сказать, что возьмешься провернуть такое предприятие без санкции, по собственному наполеоновскому разумению?

Мазур мгновенно поскучнел.

– Ну что ты, – сказал он уныло. – Что я, махновец? Разумеется, только с санкции далекой отчизны… Но план, согласись, вполне реальный и, что характерно, с огромными шансами…

– А что потом?

– Потом мы тихо смываемся тем же путем, как и положено уважающим себя ихтиандрам, – сказал Мазур. – Освобожденный экипаж радостно ведет судно в гавань, неистовствуют репортеры, чешет в затылке начальник полиции, так и не дознавшийся, кто были те скромные герои…

– Я смотрю, ты всерьез все продумал?

– Два часа тут торчу, – сказал Мазур. – Все равно делать нечего. Чисто машинально начинаешь прокачивать варианты. Благо дело насквозь знакомое. Ты сам, помнится, в чем-то подобном принимал участие и ухитрился особенно не напортачить…

Лаврик смотрел на него с загадочной, непонятной улыбочкой. Вернул бинокль, сказал задушевно:

– Вот смотрю я на тебя и думаю – почему ты до сих пор не адмирал?

– Рановато, – сказал Мазур.

– Пожалуй… Но голова у тебя работает. В нужном, знаешь ли, направлении…

Очень примечательная у него была ухмылочка. Знакомая по прошлым каруселям. Многозначительная. С радостной надеждой Мазур придвинулся вплотную и сказал:

– Колись, боец незримого фронта…

– А что тут колоться? – пожал плечами Лаврик. – У меня, да будет тебе известно, санкция есть…

– Иди ты!

– Серьезно, – сказал Лаврик так, что Мазур моментально ему поверил. – Ты ведь не считаешь, что самый умный на свете? В такой ситуации многие думают синхронно… Короче, санкция есть. Как только на воду и этот многострадальный кораблик опустится ночная тьма, мы имеем полное право… да что там, мы просто обязаны решительно пресечь хулиганство на борту. Поскольку это самый простой и надежный способ обеспечить себе условия для нормальной работы. Есть свои нюансы, но о них можно потом… Это уже не суть важно. Главное, санкция есть.

Мазур ему поверил моментально – не тот это был человек, чтобы пускаться на авантюру. Несгибаемый службист Самарин.

– Ага, – сказал он. – И ты это провернул за два последних часа?

– Умеем работать, когда припрет, – скромно потупился Лаврик.

– Это, знаешь ли, наталкивает… – сказал Мазур, рассуждая вслух. – У тебя, ясен пень, нет и не может быть радиостанции. Ты бы не смог сам… У тебя, конечно же, есть в городе кто-то, как раз и располагающий немалыми возможностями… Это азбука. Тоже мне, головоломка…

– Ты уж себе думай, что хочешь… – сказал Лаврик, отводя взгляд. – Пошли?

– Куда? Полдень еще…

– По дороге объясню, понадобится кое-какая предварительная подготовочка. Ты уж соври своей заиньке что-нибудь убедительное, чтобы не волновалась…

Они спустились с чердака, все еще отряхиваясь от пыли и паутины. Все прочие обитатели дома столпились у маленького телевизора, напряженно пялясь на экран, где не происходило ровным счетом ничего интересного. Картинка была статичной и незамысловатой: теплоход, стоящий на якоре. Судя по точке съемки, телеоператор примостился со своей камерой на крыше одного из домов на набережной. Закадровый комментатор что-то бубнил без всякого воодушевления – ага, в двадцатый, наверное, раз повторял, что никакие требования пока что не оглашены, что количество террористов по-прежнему неизвестно, что на теплоходе вроде бы так ничего пока и не происходит…