Так они и дошли до пирса – что два голубка, разве только не ворковали. Мазур перепрыгнул на палубу, протянул девушке руку, и она прыгнула следом, чуть взвизгнув. Не теряя времени, он направился в рубку, извлек из укромного местечка и в самом деле имевшуюся там бутылку. Уселся на свернутый парус, старательно уложенный позади рубки, похлопал ладонью по грубой ткани рядом с собой. Наталья тут же села, приняла у него бутылку с отвинченным колпачком, старательно сделала глоток, почти не поперхнувшись. «Ах, какие мы свойские, – ядовито подумал Мазур. – Слеза прошибает».

Вокруг, надо признаться, было здорово. Лунная голубоватая дорожка сияла на воде, сверкали звезды, слева, вдали, можно было рассмотреть мельтешение разноцветных неоновых реклам и вывесок в центре города, а в море, милях в полутора от берега, шел справа налево один из множества прогулочных кораблей – этакая стеклянная игрушка, сверкающая огнями на всех трех палубах.

– «Маракайбо», – сказала Наталья, и в ее голосе прозвучала неподдельная зависть. – Вот где жизнь…

– Сплошные мешки с долларами?

– Ага.

– Ну, у нас с тобой все еще впереди, – сказал Мазур, без всяких церемоний закидывая ей руку на шею. – Молодые, энергичные, кровь кипит…

И, напомнив себе, что им движут лишь исследовательские цели – все для пользы дела, а вы как думали? – опрокинул девушку на жесткую парусину, пропитанную морскими солеными запахами, подхватив другой рукой под коленки, устроил совсем удобно и, снова не встретив ни малейшего сопротивления, принялся вольничать руками не особенно хамски, но с бесцеремонностью бывалого бродяги, вмиг спустил бретельки с плеч. Она жарко дышала, закинув голову, пока Мазур управлялся с невесомым ситцем, а потом притянула его за шею и включилась в процесс со всем пылом и немалым опытом. «Р-роман-тика, обделаться можно, – подумал Мазур трезвомыслящей частью сознания. – Объяснил бы мне кто, как в таких условиях можно сделать компрометирующие фотографии, которые так обожает народец определенного пошиба? Ведь из кожи вывернуться придется, тут попотеешь. На море – ни единого подозрительного плавсредства, а с берега рубка заслоняет… Нет, ничего не получится. Зря старается, стервочка…»

Если отвлечься от задних мыслей, продиктованных профессиональным опытом и натренированной подозрительностью, вечеринка задалась на славу – девочка оказалась опытная и искусная, виски полная бутылка, вокруг сплошная романтика в виде звездного неба, теплого мрака, насыщенного морскими запахами. Глупо было бы утверждать, что Мазур не получил никакого удовольствия – наоборот. Другое дело, что известные обстоятельства, о которых нельзя было забывать, подпортили картину, но это, в конце концов, не смертельно…

– Мы подружились? – спросила Наталья, классическим образом прильнувшая к его плечу.

– Да вроде бы, – сказал Мазур. – Теперь тебя даже как-то неудобно душить и выбрасывать в воду…

– Иди ты!

– Ну ладно, считай, что мы подружились. Но вот насчет биографии – я все же не решаюсь тебе ее выкладывать…

– Все вы одинаковы, – грустно сказала Наталья. – Получили свое – и в кусты…

– Да нет, почему? – энергично возразил Мазур. – Вполне может случиться, что именно в тебе я отыскал девушку своей мечты. Подожди, я тебе еще предложу законный брак, как только отыщу галеон. Надоело болтаться по свету, пора домом обзаводиться.

– Ведь сочиняешь?

– Как знать, как знать, – сказал Мазур, поглаживая ее привычно и умело. – Главное, мы подружились…

Надолго воцарилось молчание, они лежали, иногда касаясь друг друга. Мазур напряженно ждал продолжения, когда она начнет что-то говорить, наталкивать на какие-то откровения, чего-то как бы небрежно просить. Главное произошло – подстелилась. Теперь непременно должна перекинуть мостик к своей главной задаче…

Но время шло, а Наталья так и не заговорила о деле. «Ни черта не понимаю, – подумал Мазур. – Самое время ей обозначить, чем интересуется. Не настолько же она глупенькая и наивная, чтобы и в самом деле путаться с рядовым авантюристом вполне бескорыстно? Не похожа ни на глупенькую, ни на наивную…»

Потом на пирсе раздались громкие шаги, судя по звукам, несколько неуверенные, и насквозь знакомый голос завопил по-английски – с большим знанием языка, но все же так, что любой знающий человек с ходу определил бы: английский этому человеку не родной…

– Джонни! Джонни! Ты куда забился, старый бродяга? Выходи поздороваться со старым другом! Мы идем, Джонни, я и виски!

Поймав вопросительный взгляд Натальи, Мазур, нимало не растерявшись, сказал:

– Прилетел, наконец, старый приятель…

Человек шумно перепрыгнул на палубу «Ла Тортуги», и Наталья, целомудренно пискнув, подхватила платье, в две секунды его набросила, несколькими движениями пригладила волосы – и вот уже выглядела вполне добропорядочно.

– Ну, чего ты орешь? – спросил Мазур с ноткой досады в голосе, выпрямляясь на палубе. – Не мог дома подождать?

– Джонни, бродяга клятый, я так по тебе соскучился! – помахивая откупоренной бутылкой неплохого виски, жизнерадостно возопил капитан второго ранга Самарин по кличке Лаврик. – Давай обнимемся, что ли?

Мимолетно приобняв гостя и похлопав его по спине, Мазур мгновенно расстался с последними остатками беззаботности. Что-то должно было измениться или произойти, раз уж нагрянул особист.

– Мисс! – рявкнул Лаврик, только сейчас якобы узрев Наталью. – Простите, если невольно помешал, но я так спешил к старому другу, что о приличиях забыл… Могу ли я иметь честь быть вам представленным?

– Знакомьтесь, – сказал Мазур. – Мисс Наталья, звезда здешней журналистики. Мой беспутный друг…

Он сделал паузу – черт его знает, как на сей раз именовался Лаврик и кем был по последнему паспорту…

– Бен, – сказал Лаврик. – Друзья моих друзей – мои друзья, а для друзей я просто Бен… Я, правда, не помешал? Если что, вы мне открытым текстом выложите, и я поплетусь домой…

– Да нет, не особенно, – сказала Наталья совершенно безмятежно. – Мы как раз собирались уходить… Пойдемте?

Она грациозно направилась к сходням со столь добропорядочным и невинным видом, словно вовсе и не она черт-те что вытворяла с четверть часа назад на свернутом парусе. Мазур двинулся следом. Ни тени разочарования в голосе, отметил он, девчонка абсолютно спокойна. Столь неожиданно нагрянувший Лаврик никаких ее планов не нарушил. Мать твою, в чем же тут подвох?

Вопреки опасениям Мазура, справедливо ожидавшего от Лаврика очередных подначек и шуточек, Наталья обставила прощание весьма целомудренно – не стала бросаться Мазуру на шею с пылкими поцелуями, даже в щечку чмокать не стала, просто подала руку, пожелала доброй ночи совершенно спокойным голосом. И упорхнула в калитку. Старый двухэтажный домик испанской постройки был погружен в темноту, светилось только одно окно, слева, на втором этаже.

– Не обращай на меня внимания, – сказал Лаврик. – Если хочешь постоять, пожирая взглядом ее окна, только намекни, я за углом подожду, срочных дел нет…

– Поди ты… – сказал Мазур без особых эмоций, потому что давненько знал товарища Самарина по совместным окаянствам в разных уголках света.

Энергично повернулся и зашагал в сторону своего дома. Лаврик его моментально догнал, помахивая бутылкой. Уже не изображая пьяного, мечтательно протянул:

– Приятная девчонка. Попробую с трех раз угадать, чем ты с ней занимался на «Черепахе». Объяснял теорию относительности? Нет, не похоже… Приятные девочки в таких вот платьицах не интересуются теорией относительности. Знаешь, у меня вдруг возникли нешуточные подозрения, что ты вопреки обязательным для всякого советского человека за рубежом правилам вступил с ней в интимные отношения…

– Я не советский человек, – сказал Мазур. – Я – бродяга и кладоискатель непонятного происхождения…

– Тоже верно. Умеешь ты выкрутиться… Ну и как? Делала она к тебе вербовочные подходы?