Дорога - гравийно-галечная полоса, окаймленная с обеих сторон шеренгами валунов, - вела точно на восток, пересекаясь вдалеке с трактом на Прад, крупнейшим из городов Верхнего Мира. На землях Толлера трудились фермеры-арендаторы, и оттого поместье имело сходство с лоскутным одеялом из всевозможных оттенков зеленого, но за его пределами холмы сохранили природную монотонность цвета; яркая зелень стелилась до самого горизонта. На небе не было ни облачка, лишь самые яркие звезды мерцали на этом куполе бездонной и вечной чистоты да случайный метеорит изредка вспыхивал на фоне вселенской прозрачности. Как раз над головой, прикованный к своему брату гравитационной цепью, нависал гигантский диск Старого Мира - нависал, но не угрожал, а просто напоминал об очень важном эпизоде истории Колкоррона.

Такие дни обычно дарили Толлеру умиротворенность, ощущение гармонии с собою и со всей вселенной, но гнетущее чувство, порожденное мрачным настроением Джесаллы, никак не покидало его душу. А вдруг это действительно предвестие, намек на грядущий переворот в их жизни? Или, что вероятнее, Джесалла, зная его лучше, чем он сам, уловила в поведении мужа некие признаки, о которых лично он и не подозревал. Нельзя отрицать, что в последнее время его гложет непонятное беспокойство. Исполняя поручения короля, помогая изучать и осваивать единственный континент Верхнего Мира, Толлер Маракайн обрел богатство и славу. Он взял в жены единственную женщину, которой удалось пробудить любовь в его сердце; у них рос сын, каким в пору гордиться. И все же, как ни удивительно, жизнь казалась пресной. Мысли о приятном и невозмутимом существовании до самой старости, до смертного одра, вызывали удушье. Толлер сам в себе видел предателя и изо всех сил старался скрыть от Джесаллы свои терзания. Но обманывать жену подолгу ему ни разу не удавалось...

Неожиданно Толлер заметил впереди небольшую группу солдат, направляющихся на север по Прадской дороге. Несколько минут он едва удостаивал их вниманием, пока не подумал, что для верховых они двигаются чересчур медленно. Радуясь любой возможности отвлечься от тоскливых раздумий, он достал из кармана короткую подзорную трубу и навел ее на далекий отряд. Тотчас стала ясна причина их медлительности: четверо мужчин верхом на синерогах сопровождали пешего - по всей вероятности, узника.

Сложив и убрав подзорную трубу, Толлер задумался: на Верхнем Мире почти нет преступности. Во-первых, у населения хватает других дел, во-вторых, лишь очень немногие владеют имуществом, достойным кражи, а в-третьих, нарушителям закона трудно затеряться на малонаселенной планете.

Разгоревшееся любопытство заставило его пришпорить синерога и домчаться до перекрестка, чуть опередив неторопливый отряд. Там Толлер остановил скакуна и внимательно рассмотрел приближающихся мужчин.

Эмблема в виде зеленой латной рукавицы на груди каждого всадника подсказала ему, что перед ним - солдаты из наемного отряда барона Пэнвэрла. В центре ромба, образованного четырьмя синерогами, ковылял тщедушный человек лет тридцати в одежде простолюдина. Его руки были скованы спереди, а от черной шевелюры, свалявшейся колтуном, тянулись по лицу полосы засохшей крови. Судя по всему, с ним не церемонились.

Толлеру сразу не понравились эти вояки, еще до того, как он поймал взгляд узника, буквально одеревеневшего от неожиданности. Этот взгляд подхлестнул память Толлера. Плачевный вид крестьянина не сразу позволил лорду узнать его, но теперь Толлер вспомнил: это Оуслит Спеннель, садовод, чей надел лежит милях в четырех к югу от перекрестка. Время от времени Спеннель привозил ягоды в усадьбу Маракайна и имел репутацию мирного, добродушного трудяги.

Изначальная неприязнь Толлера к наемникам переросла в откровенную враждебность.

- Добрый утренний день, Оуслит, - обратился он к пешему, разворачивая синерога так, чтобы загородить путь отряду. - Странно видеть тебя в столь сомнительной компании.

Спеннель поднял руки в оковах.

- Милорд, меня арестовали по навету...

- Молчать, жук навозный! - Сержант, возглавлявший отряд, злобно замахнулся на Спеннеля, затем недобро взглянул на Толлера. Он был коренаст, с бочкообразной грудью и, пожалуй, староват для своего чина. Грубые черты его лица несли на себе печать многих жизненных передряг и испытаний, не давших сержанту никакой выгоды. Взор его зигзагами скользил по Толлеру, а тот хладнокровно ждал, понимая, что наемник пытается увязать скромность его наряда с богатством сбруи синерога.

- С дороги! - крикнул наконец сержант. Толлер отрицательно покачал головой.

- Я хочу знать, в чем обвиняют этого человека.

- Ты слишком многого хочешь... - сержант поглядел на своих спутников, и все трое заухмылялись, - для того, кто разъезжает по дорогам без оружия.

- В этих краях оно мне ни к чему. Я - лорд Толлер Маракайн. Вероятно, вам доводилось слышать это имя.

- Кто же не слышал про убийцу королей... - пробормотал сержант, подчеркнув неуважительность тона тем, что надолго оторвал от фразы должное обращение: - Милорд.

Толлер улыбнулся, запоминая его лицо.

- Так в чем же провинился этот несчастный?

- Эта свинья виновна в измене и сегодня же познакомится со столичным палачом.

Переваривая новость, Толлер неторопливо спешился и приблизился к Спеннелю.

- Оуслит, что я слышу?

- Это клевета, мой господин, - зачастил Спеннель севшим от страха, блеклым голосом. - Клянусь вам, я ни в чем не виноват. Я вовсе не хотел оскорбить барона.

- Ты имеешь в виду Пэнвэрла? Он-то тут при чем?

Прежде чем ответить, Спеннель затравленно оглянулся на солдат.

- Милорд, мой сад примыкает к владениям барона. Воды ручья, что питает мои деревья, стекают на его землю, и... - Спеннель умолк и беспомощно покачал головой.

- Говори смелей. Я не смогу тебе помочь, если не узнаю, что случилось.

Спеннель звучно сглотнул.

- Вода заболачивает низину, где барон объезжает синерогов. Два дня назад он пришел ко мне и приказал завалить источник камнями и залить цементом. Я ответил, что без воды в хозяйстве никак не обойтись, и предложил отвести ручей от его имения. Тогда он разгневался и потребовал, чтобы я немедленно засыпал ключ. Я пытался доказать ему, что едва ли от этого будет польза, ведь вода обязательно найдет другой путь к поверхности, но барон обвинил меня в оскорблении и уехал, поклявшись добиться у короля моего ареста и казни по обвинению в измене.