– Барышни, – приветствовала их владелица, – чем я могу вам помочь?

– Мы просто посмотрим, – ответила Джиллиан.

Свет Звезды кивнула и оставила их в покое. Она видела, как они переходят от полки, заставленной колдовскими книгами, к полке с травами – восковником, корнем мандрагоры, посконником.

– Джилли, – спросила Уитни, – а что нужно, чтобы помочь Стюарту Холлингзу?

– Да, для заклинания на исцеление, – уточнила Челси и улыбнулась Свету Звезды. – Похоже, нам все-таки понадобится ваша помощь.

К ним подошла Мэг с пачкой свечей.

– Посмотрите! Когда мы заходили сюда в прошлый раз, красных свечей не было, – запыхавшись, выпалила она и только потом заметила, что ее подруги выбирают травы. – В чем дело?

– Мы хотим помочь старику, у которого случился инсульт, – объяснила Челси.

Свет Звезды насыпала щепотку чего-то, напоминающего чайные листья, в крошечный пакетик на застежке.

– Святая трава, – сказала она, – и немного ивняка. И кусочек кварца тоже не повредит.

Она протянула девочкам кулечек и пошла искать кварц. И только тогда поняла, что не видит Джиллиан Дункан. Она нахмурилась. Однажды ведьма-подросток украла из магазина пузырек с собачьими языками.

Она обнаружила Джиллиан за шелковой занавеской, отделявшей магазин от помещения, где хранились запасы снадобий. Девочка, скрестив ноги, сидела на полу. На коленях у нее лежала тяжелая черная книга.

– Интересно, – сказала она, отрываясь от чтения. – Сколько она стоит?

Свет Звезды выхватила книгу и поставила ее на полку.

– Книга не продается.

Джиллиан встала и отряхнула джинсы.

– Я думаю, существуют определенные правила для таких заговоров.

– Существуют. «Не навреди». «Поступай так, как велит сердце». Колдуньи не проклинают, не заставляют других страдать. – Заметив, что выражение лица Джиллиан нисколько не изменилось, Свет Звезды вздохнула. – Эти книги не зря спрятаны. Тебе нельзя их читать.

Джиллиан высокомерно приподняла бровь. Сколько самоуверенности! Трудно поверить, что ей всего шестнадцать лет.

– Почему? – удивилась она. – Вы же читаете.

– Потерпи, – успокаивал Джек, – сейчас станет легче.

Нельзя сказать, что в Графтонской тюрьме их учили доить коров, но братья-близнецы, которым принадлежал коровник, однажды показали ему, как это делается.

Он обхватил пальцами соски и дернул вниз. В ведро брызнула струя молока.

– Посмотри, ей сразу полегчало, – пробормотала Эдди.

Если корова могла выразить облегчение, то сейчас именно это выражение было написано на ее морде. Эдди вспомнила, как кормила Хло, как иногда запаздывала с кормлением и приходила к дочери с налитой, сочащейся молоком грудью, – она бы точно умерла, если бы ротик Хло не захватил сосок.

Ее удивило то, что Джек явно получает удовольствие от таких простых вещей, как прикосновение к теплым коровьим бокам или поглаживание ее мягкого розового брюха. Она поняла, что Джек, который не желал, чтобы к нему прикасались, истосковался по физическому контакту.

– Ты рос на ферме, – сказала она.

– Кто вам это сказал?

– Ты сам. Посмотри, как ловко у тебя выходит.

Джек покачал головой.

– Я вырос в Нью-Йорке. Умение доить коров – благоприобретенное.

Эдди присела на сено.

– И чем ты занимался в Нью-Йорке?

– Тем же, чем и остальные дети. Ходил в школу. Занимался спортом.

– Твои родители до сих пор живут там?

Джек задержался с ответом всего лишь на секунду.

– Нет.

– Знаешь, – поддела его Эдди, – что мне в тебе нравится больше всего? Ты такой словоохотливый.

Он улыбнулся, и на мгновение у Эдди перехватило дыхание.

– А знаете, что мне больше всего нравится в вас? Страстное нежелание совать нос в чужую жизнь.

Она залилась краской стыда.

– Все не так, как ты думаешь. Я просто…

– Вы хотите знать, откуда я взялся.

Он встал и поставил табурет с другого бока коровы. Эдди больше его не видела.

– Честно говоря, вы и так уже знаете слишком много.

– Что ты вырос в Нью-Йорке и можешь выиграть у Алекса Требека все деньги?

– Отец мог вам кое-что порассказать.

– Например?

– Например, что я выдавливаю зубную пасту из тюбика с краю, а не посредине.

– Приятно слышать. А то я мучилась бессонницей, потому что…

Из-за коровьей спины показалась его голова.

– Эдди, – позвал он, переходя на «ты», – замолчи и иди сюда. Буду учить тебя доить.

Корова замычала, и Эдди растерялась.

– Ей ты больше по нраву.

– У нее мозг размером с орех. Поверь, ей все равно, кто будет доить.

Он кивнул на вымя. Эдди протянула руки, но не смогла выдоить ни капли.

– Смотри.

Джек встал коленями на сено, схватился за два соска и начал за них дергать. Струйки молока побежали в ведро. Эдди, запоминая ритм движений, обхватила руки Джека своими и почувствовала, что он напрягся. Она обернулась и увидела, как перекосилось его лицо, – то ли от боли, то ли от наслаждения от простого прикосновения другого человека. Он впился взглядом в ее лицо.

Корова больно ударила его влажным вонючим хвостом по лицу, и они отпрянули друг от друга.

– Кажется, я поняла.

Эдди попробовала еще раз, и из сосков брызнуло молоко. Она сосредоточила все свое внимание на корове, испытывая неловкость оттого, что увидела Джека таким уязвимым.

– Эдди, – негромко сказал он, – давай баш на баш.

Они были всего в нескольких сантиметрах друг от друга – достаточно близко, чтобы почувствовать исходивший от обоих страх.

– Баш на баш?

– Правда за правду. Ты мне честно отвечаешь на один вопрос, – предложил он, – а потом я честно отвечаю на твой.

Эдди медленно кивнула, соглашаясь.

– Кто первый?

– Хочешь, начинай ты.

– Ладно. Кем ты был раньше?

– Учителем. В частной школе для девочек. И еще тренером футбольной команды. – Он погладил выпирающий коровий хребет. – Я любил свою работу. Наслаждался каждым мгновением.

– Тогда как получилось…

– Теперь мой черед.

Джек убрал ведро из-под коровы. Ароматное молоко еще не остыло, и пар от него струился между ними теплой волной.

– Что произошло с Хло?

Эдди опустила глаза. Джек схватил ее за плечо.

– Эдди…

Он запнулся, проследив за ее взглядом. Она смотрела на его руки. Которые касались ее. По собственной воле.

Он тут же убрал руки.

– У этой официантки задница, как у…

– Томас! – Джордан Макфи одернул сына, но все же поднял глаза, чтобы посмотреть. Потом усмехнулся. – Ты прав.

Дарла обернулась, она как раз наливала кофе.

– Еще кофейку?

Джордан протянул свою чашку и едва сдержал улыбку, заметив, что сын не отрывает взгляда от ложбинки на груди официантки.

– Знаешь, – пробормотал Джордан, когда Дарла направилась к другим посетителям, – с тобой я чувствую себя стариком.

– Ой, папа, перестань! Тебе тоже было пятнадцать… И даже не пару столетий назад.

– Ты о чем-нибудь, кроме секса, думаешь?

– Конечно! – оскорбился Томас. – Я постоянно беспокоюсь о людях из стран третьего мира. И знаешь, что мне приходит в голову? Если все начнут заниматься сексом, жизнь станет значительно интереснее.

Джордан засмеялся. Он был отцом-одиночкой, и у них с сыном сложились особые взаимоотношения, отличные от большинства отношений между отцами и детьми. Вероятно, он сам был в этом виноват. Несколько лет назад, когда они жили в Бейнбридже, Джордан пустился во все тяжкие и стал водить домой женщин, имена которых не помнил уже на следующее утро.

Джордан поставил чашку на стол.

– Напомни-ка мне, как зовут само совершенство.

– Челси. Челси Абрамс.

Томас как-то сразу размяк, и на мгновение Джордан позавидовал собственному сыну. Когда он сам последний раз влюблялся по уши?

– У нее самые невероятные…

Джордан откашлялся.

– …глаза. Огромные. Карие. Как у Селены.