— Я удостоилась вашего внимания, как только вы вошли, — резко парировала Бронте.

Кое с чем он не мог не согласиться.

— Что ж, глаз у вас острый, — признал он и небрежно отвернулся. — Что там запекается? Запах чудесный.

— Комплименты на меня не действуют. Все, что там печется, привезли вы, на случай, если вы забыли. Вы знали, что заказывала Гилли, поджидая вас к ужину, и вы заботливо все приобрели. Мне она пока что сообщить не потрудилась.

— Должно быть, это приятный сюрприз.

И опять Бронте увидела насмешливый блеск в его глазах.

— Я еще не решила, — ответила она.

Если Бронте приготовила превосходный ужин, то Стивен Рэндолф придал ему шарм; впрочем, никто не удивился тому, что он проявил себя прекрасным собеседником. Бронте накрыла стол в главной столовой, которая редко использовалась, хотя именно в ней хранилась коллекция морских пейзажей. Стены ее были обиты высококачественными, полированными старинными панелями красного дерева, которые придавали двухзальной столовой величественный вид. Как и Гилли, чьи запасы тем для разговора были неисчерпаемы, их гость тоже рассказывал одну любопытную историю за другой. Наконец и Бронте расслабилась под благотворным воздействием пары бокалов отменно приготовленного рислинга с букетом ароматов яблока, цветов и цитрусовых и стала смеяться вволю. И, к ее стыду, молодой человек даже начал ей нравиться. До некоторой степени, во всяком случае. До сих пор разговор еще не касался главного предмета - широкомасштабных планов, которые Гилли и он вынашивали относительно плантации «Иволга».

Во всем остальном у них нашлось много общего. Любимые писатели, фильмы, произведения искусства, любовь к путешествиям. По словам Стивена Рэндолфа, он любил архитектуру — как и покойный отец Бронте. Вполне естественно, что он полюбил «Иволгу»: он когда-то хотел стать архитектором, но, по его собственному признанию, отец убедил его, что архитектор немного будет зарабатывать, пока не станет мастером высшей категории.

— Зачем же вы послушались, если хотели быть архитектором?

Гилли сделала очередной глоток изысканного вина.

Стивен пожал плечами.

— Мне тогда было семнадцать лет. Наверное, мне просто нужно было с чего-то начинать. Отец хотел, чтобы я занялся юриспруденцией.

— Ваш отец — юрист? — поинтересовалась Бронте, чувствуя себя вправе задавать вопросы.

Стивен осторожно взболтал вино в стакане и ответил, не отводя глаз от золотисто-зеленой жидкости:

— Да.

В первый раз его ответ прозвучал отрывисто.

— Расскажите о нем, — попросила Бронте, стараясь разгадать выражение, появившееся в его ясных зеленых глазах, которые казались непостижимыми.

— Он из тех людей, кому вы станете задавать вопросы и кого захотите поддержать, — сухо ответил Стивен.

Такой ответ был понятен Бронте.

— Следует ли понимать так, что вы его не поддерживаете?

— Бронте, я надеюсь, вы не хотите вторгаться в мою частную жизнь?

— Почему бы и нет? Гилли мне ничего не говорила.

— По серьезной причине, о которой мне ничего не известно, — Гилли подмигнула Бронте, — Стивен вообще не говорит о своей семье.

Бронте перевела взгляд с двоюродной бабки на гостя.

— Значит, вы не слишком близки с отцом?

Он откинулся на изящную резную спинку кресла красного дерева.

— Бронте, я могу вам сказать, что отец порвал со мной отношения.

— Правда? — в один голос воскликнули Бронте и Гилли, одинаково изумленные.

Ни внешность, ни манера говорить, ни поступки не выдавали в нем человека, от которого отказался родной отец.

— И вам пришлось оставить дом? — спросила Бронте, движимая импульсом сочувствия.

— Я жил не дома. Но я уехал, вы правы. Душой и телом. У меня есть старший брат, у него есть все, что требовалось от меня, так что ничего страшного не случилось. По мне скучать не будут.

Это было произнесено скорее равнодушно, чем с досадой.

— А сестры?..

Бронте смотрела на него. С женщинами он чувствует себя абсолютно свободно.

— Нет. Только двое сыновей. Есть люди, которые позволяют смягчать себя. Другие сопротивляются. Я дал себя отговорить от архитектуры, но я не собирался давать себя втянуть в возню с налогами на корпорации.

— Что за фирма?

Бронте выпрямилась в ожидании ответа.

Стивен казался польщенным.

— Послушайте, Бронте, поскольку я там больше не работаю, название не имеет значения. Она не играет роли в моей жизни. Странно, что мне приходится вам об этом говорить.

— Да, я всегда могу выбрать трудный путь, - заметила Бронте. — Но, по-моему, совершенно естественно говорить с человеком о его работе и семье.

— Вы так думаете? — отозвался Стивен, и в его голосе послышался легкий оттенок насмешки. — Тогда давайте начнем с вашего отчима, Карла Брандта.

— Тихо! — Гилли негромко постучала серебряной десертной ложкой о край бокала. — Не будем трогать Брандта. Грубая скотина!

Бронте посмотрела прямо в красивое лицо Стивена Рэндолфа.

— Карл Брандт не является членом моей семьи. Он мне не отец. Муж моей матери, и только.

— Верное уточнение.

Бронте смотрела на него через блестящий стол. Гилли занимала место во главе стола. Бронте и гостя разделяла серебряная ваза с орхидеями.

— Отчего мне кажется, что вам обо мне известно намного больше, чем вы говорите?

Она тщетно старалась постичь смысл его последнего замечания.

Стивен ответил не сразу; некоторое время он изучал выразительное лицо Бронте. Ему нравилась ее прическа: волосы зачесаны со лба далеко назад, и иссиня-черные каскады спадают на спину.

— Бронте, все, что я знаю о вас, я знаю от Гилли. Она любит вас. Вы — ее излюбленная тема разговоров.

— Это правда, — с нежностью подтвердила Гилли. — Бронте — это все, что у меня есть в этом мире. Она мне очень дорога.

— Вообще-то они должны были дать мне имя в твою честь.

Бронте погладила свою старую родственницу по руке.

— Эх, любимая моя, это было бы для тебя тяжким крестом. — Гилли засмеялась. — Ты, вне всяких сомнений, не Гилли. Так продолжайте, Стивен. Вы остановились на том, что ушли из дома.

Стивен кивнул.

— Мама оставила мне определенную сумму. Это произошло вскоре после того, как я уехал.

Бронте почувствовала, что у нее сжалось сердце.

— Значит, вы потеряли маму? — спросила она.

Такого мягкого тона Стивену еще не доводилось от нее слышать.

— Да. Она умерла за неделю до того, как мне исполнилось двадцать.

Бронте помолчала несколько мгновений, глядя на опущенную голову Стивена. Его правая рука, только что покоившаяся на столе, сжалась в кулак.

— Простите меня, — проговорила она.

— Да, дорогой мой, — эхом отозвалась Гилли и накрыла ладонь Стивена своей.

— Кажется, в глубине души вы сердитесь, - неожиданно для самой себя сказала Бронте.

Он поднял голову, и на его красивом лице появилась кривая улыбка.

— Прежде всего за то, что что-то держал в секрете от вас, Бронте.

— Как вы посмотрите на кофе? — вмешалась Гилли, отводя разговор от болезненных предметов. — С кусочком этого замечательного шоколадного торта, что нам привез Стивен, а? Ужин был изумительный, но у меня в желудке еще осталось немножко места.

— Изумительный, в самом деле. Мои поздравления, — любезно добавил Стивен.

Бронте улыбнулась слегка ядовитой улыбкой.

— Мне очень хотелось, чтобы вы остались довольны.

— Вы блестяще справились с этой задачей, — протянул Стивен.

— Так как же насчет кофе? — напомнила им Гилли, переводя взгляд с одного на другого. — Ну, живо! Поднимайтесь.

— Я принесу.

Бронте хотела было встать, и Стивен тут же оказался за спинкой ее кресла.

— Я вам помогу.

— Стивен у нас всегда джентльмен, — сказала Гилли, довольно улыбаясь. — Поставьте все на тележку, — предложила она, радуясь тому, как прошел этот вечер, пусть он еще и не закончился. — А потом, Стивен, мы поговорим про «Иволгу» и про планы на будущее. Бронте не терпится о них узнать. Рано или поздно все, что я имею, достанется ей.