Утро было посвящено домашней уборке. Несмотря на все усилия Гилли заботиться о поддержании порядка, она так и не приспособилась к домашним делам, и в доме царил вечный хаос. Гилли не любила что-либо выбрасывать. Затем они пронеслись по плантации на головокружительной скорости, породившей произносимые шепотом молитвы и крики Бронте: «Не гони!»; Гилли не обращала на них ни малейшего внимания. Она считала себя классным водителем. Если нужны доказательства — пожалуйста: ни одной аварии за пятьдесят лет. Бронте полагала, что этим обстоятельствам Гилли обязана тому, что сельские дороги, как правило, находились в ее полном распоряжении, а не своему мастерству вождения. В городе Гилли не продержалась бы и двух минут без того, чтобы ее не остановил недоверчивый полицейский.

Большая часть двух сотен акров превратилась в буйные зеленые джунгли.

— Думается мне, гориллам бы здесь понравилось, — заметила Бронте.

У нее ныли ноги, потому что она на своем пассажирском сиденье беспрерывно имитировала торможение.

— Ты серьезно, крошка? — уклончиво отозвалась Гилли.

— Нет, конечно! — Бронте рассмеялась. — Послушай, ты не пустишь меня за руль?

— Ни в коем случае, котенок. Я здесь наизусть знаю все ямы и колдобины. А ты — нет.

— Это точно, знаешь. Ни одной не пропустила.

Гилли не обратила внимания на насмешку.

— Когда-то шестьдесят или семьдесят гектаров были засажены тростником. Замечательное зрелище. А выжженные места! Поразительно! Оранжевые языки пламени на фоне ночного неба, запах мелассы [21]. А сейчас сахаропроизводители перешли на зеленый тростник. А это значит, что отходы могут оставаться на земле и превращаться в перегной. Уменьшается эрозия почвы, но в дождливых районах, таких, как наш, такой метод способствует заболачиванию полей. Мне не хватает тех зрелищ, что бывали здесь в старые времена.

— Да, для кенгуру и страусов эму здесь хорошо, — согласилась Бронте, окидывая взглядом саванну, где некоторые звери уже проявляли любопытство к шумным гостям, но многие продолжали жить своей невозмутимой жизнью.

— Бронте, ты действительно нервничаешь? — любезно поинтересовалась Гилли. — Я вижу, ты то и дело сжимаешь ладони в кулаки.

— Чисто машинально.

Бронте отбросила назад волосы.

— У меня тебя никто не обидит, — довольным тоном сказала Гилли, одновременно демонстрируя свое умение налаживать работу мотора. - Это наш мир, Бронте.

— Наш потерянный мир, — улыбнулась Бронте. - Хотелось бы мне увидеть «Иволгу» в ее лучшие времена.

— Лучшие времена вернутся. — На лице Гилли появилась загадочная улыбка. — Мировые цены на сахар достигли пика в середине семидесятых, незадолго до того, как ты родилась. Я помню, как герцог Эдинбургский [22]— ох, какой красавец! - приехал в восемьдесят втором году в Маккай [23]на празднование двадцатипятилетия начала массового земледелия. В семидесятых «Иволга» была на вершине процветания, как в те незапамятные годы, когда я была девочкой. Мы жили как короли у себя в королевстве. Потом война. А остальное ты знаешь. Макалистеры записались добровольцами одними из первых. Четверо, мой отец и трое его братьев. Домой вернулся только дядя Шолто. И эти потери серьезно сказались на нашей семье.

— Иначе и быть не могло, — серьезно отозвалась Бронте, думая о том, сколько же утрат понесли семьи во всем мире.

— Дядя Шолто делал для нас все возможное, но он был тяжело ранен и мучился от болей весь остаток жизни. Мой брат, твой дедушка, унаследовал владения совсем молодым. Когда в семьдесят девятом году его не стало, «Иволге» пришел конец. Твой отец всегда стремился к другой жизни. Он был человеком умным, честолюбивым, сделал хорошую карьеру как архитектор. Я всегда считала, что он и сегодня был бы жив, останься он дома.

У Бронте защемило сердце.

— Гилли, ну почему ты так говоришь?

— Прости, моя радость, наверное, я не должна была говорить. Я не хочу тебя огорчать, но я не прощу Миранде того, что она сделала моему племяннику.

— А что она сделала? — тихо спросила Бронте.

— Она погубила его.

У Бронте перехватило дыхание.

— Ты в самом деле так думаешь?

— Любовь моя, от фактов никуда не уйти. - Гилли печально покачала головой. — Миранда пыталась списать со счетов Макса как несовершеннолетнего, но мы с тобой решили по-другому. И ни на минуту я не верила, что Росс добровольно ушел из жизни, для этого он слишком любил тебя. Это был несчастный случай. Человек, которому плохо, становится беззаботным. Твой отец никогда не хотел тебя покидать.

— Мать говорила, он обожал скорость.

Бронте взглянула налево, туда, где густые джунгли смыкались с землей Макалистеров. Трава в саванне приобрела золотистый оттенок, но лес сохранял глубокий изумрудный цвет.

Голос Гилли задрожал от долго сдерживаемого гнева:

— Должна же она была что-то говорить! Может быть, скорость тоже сыграла роль, но я никогда не поверю в какое бы то ни было объяснение кроме того, что мысли Росса были далеко.

— Какое счастье для меня, что у меня была ты, Гилли.

Голос Бронте слегка дрогнул.

— Любимая моя девочка, это ты снова сделала меня человеком. В этих краях меня уже начинали считать ведьмой Севера. А когда в доме появился ребенок, я волей-неволей встряхнулась. Я полюбила тебя настолько, что была буквально опустошена, когда тебе пришлось меня покинуть.

— Я так не хотела уезжать, — призналась Бронте. — Я так надеялась, что мать совершенно забыла обо мне. Как ты считаешь, почему она вдруг вспомнила, что у нее есть дочь?

— Не знаю. — Гилли дернула на себя рулевое колесо. — Может быть, она подумала, что ты — ее имущество. Каждый раз, как она видела тебя, ты делалась все красивее и красивее.

— Да, приблизительно раз в год. — Бронте скривила губы. — Мне вот что хотелось у тебя спросить. Ты не будешь против, если сюда приедет Макс, когда начнутся каникулы?

Гилли взглянула на нее с легким укором.

— Конечно же, не буду. Но я не представляю, чтобы твоя мать его к нам отпустила. Просто назло. Ей будет невыносимо думать, что ему здесь хорошо.

— Может быть, и так.

Бронте поспешно крепко вжалась в кресло, так как машину Гилли тряхнуло на очередном ухабе.

— Решено! — торжествующе воскликнула Гилли, когда машина взлетела вверх и тут же ухнула в яму. — Напиши же мальчику! Думаю, позвонить ему в школу ты не сможешь. Места у нас достаточно. Думаю, пора нам возвращаться в дом. Чем мы будем угощать Стивена?

— А чем ты обычно его угощаешь? — подозрительно спросила Бронте.

— Разве ты забыла? Кухарка я ужасная. Я рассчитывала, что ты сделаешь нам честь.

— Отлично! Ты залучила меня сюда, чтобы я готовила для Стивена Рэндолфа! В таком случае могу предложить вяленого кенгуру, — с невозмутимым видом предложила Бронте, — или фрикассе из крокодильих хвостов с сухой лапшой.

— Шутишь, да? — обеспокоенно спросила Гилли.

Любимым блюдом самой Гилли были вареные яйца.

— Не беспокойся, — заявила Бронте. — Я приготовлю роскошный ужин. Когда ожидается Человек Действия?

— Я же знаю, ты будешь с ним любезной? - слегка нервничая, спросила Гилли. — От шести тридцати до семи. Сначала напитки на веранде, а ужинать пойдем в дом. Стивен — отличный собеседник, ты не соскучишься, родная. Это я тебе обещаю!

Бронте скептически взглянула на нее.

— Я твердо знаю только одно: я неизменно буду внимательно приглядывать за Стивеном Рэндолфом.

Бронте колебалась, что ей надеть. Ей не хотелось наряжаться для этого человека, будь он сердцеедом или нет. Так что незачем внушать ему ложные представления о себе. С другой стороны, нельзя обидеть Гилли, которая сочтет грубостью, если она не прихорошится ради дорогого гостя. В любом случае, у нее с собой всего пара платьев, ведь в этой местности куда популярнее брюки. Она посмотрела на два разложенных на кровати симпатичных летних платья. Одно — легкое, белое, из шифона, украшенное цветочками и гирляндами листьев. Другое представляло собой платье простого покроя, с облегающим верхом и широкой нижней частью из пурпурной ткани. Ясное дело, она приобрела это платье из-за его цвета. В ее глазах оно было чудом искусства.