Кэрин возбужденно поднялась.
— Если ты пытаешься затеять какую-то интрижку, тебе это хорошо удается. Я буквально сгораю от досады!
— Из-за кого… из-за Гая? — Рикки посмотрел на нее с неподдельным изумлением. — Гай? Господи, нет! Гай так же прям, как и ты. Я случайно сделал по нему выстрел, но его подстрелить не легче, чем орла. Он действительно самый необыкновенный человек из всех, живущих на свете, и похож на обыкновенных людей так же, как трактор похож на его собственный «ягуар». Конечно, это настоящий machismo.
— Боже мой, что это такое? — удивилась Кэрин.
— Machismo? — фыркнул Рикки. — Так по-испански называется сильный, сексуальный мужчина, игрок, в котором есть что-то от плейбоя, воплощение безжалостности, от которой вы, женщины, просто сходите с ума!
— Пожалуйста, избавь меня от этого, — еле сдерживаясь, произнесла Кэрин.
— Ну, не ты, так другие, куколка. Промелькнут в его жизни, пытаясь произвести неизгладимое впечатление, а потом исчезают! Прямо физиономией об землю!
— Я не удивляюсь, он отчасти напоминает мне одного из Борджиа.
Рикки громко рассмеялся.
— Ну ладно, я меняю потомка Борджиа на очаровательного ребенка!
Кэрин улыбнулась, показав свои красивые мелкие зубки.
— Я польщена, Рикки! Когда я смогу увидеть твои работы?
— Когда у меня будет для этого настроение; — заговорщически усмехнулся тот. — Я сейчас вроде молодой мамаши, боящейся, что кто-то украдкой взглянет на ее младенца, если не согласится, что у меня родилось нечто из ряда вон выходящее.
Послышались быстрые легкие шаги, и они оба посмотрели на дверь. В комнату вошла Патриция Эмбер и с милой оживленностью осведомилась у Кэрин:
— Ну как, Кэрин, что ты думаешь о Рикки после столь долгих лет разлуки? — Она перевела взгляд своих сияющих карих глаз с Кэрин на Рикки. — Конечно, он немного интриган?
Кэрин улыбнулась.
— Боюсь, что так! А я разве когда-нибудь воспринимала это всерьез?
— Почти всегда, — неожиданно ответила его тетушка. — Рикки следует исключительно своей интуиции, особенно, когда дело касается женщин!
— А ты, святая Триш? — Рикки не смог сдержать усмешки. — В сущности, я сплетничаю о своем дорогом семействе ради Кэрин. Говорят, предупрежден — значит вооружен!
Патриция взглянула на Кэрин.
— Что именно он тебе наговорил, да еще в первый же день?
— Всего лишь некоторые местные легенды, ничего особо впечатляющего, — тут же едко заметил Рикки и вскочил на ноги, явно желая сменить тему. — А теперь выпьем аперитив перед ланчем, и я отправлюсь в студию, — весело произнес он. — У меня в голове зреют замечательные идеи!
Патриция снова перевела взгляд на Кэрин.
— Полагаю, это портрет Каро. Она так сложена, что, по-моему, может привлечь внимание будущего художника!
— Точно, — кивнул Рикки, — и спасибо за слабую похвалу. Однако я чувствую, что без ложной скромности могу сам оценить свою модель. Хоть Кэрин и очень молода, в ее лице есть какая-то печаль, вероятно, ностальгия. Оно отмечено самой проникновенной красотой.
Кэрин холодно посмотрела на него.
— Гай говорит почти то же самое.
Рикки понимающе кивнул.
— Меня это не удивляет. У Гая, да будет тебе известно, если ты до сих пор не заметила, повышенная чувствительность ко всем видам красоты. Я видел, как он обращается со своими сокровищами, неодушевленными, разумеется. Он хорошо понимает истинную красоту. — Зелено-голубые глаза злорадно сощурились. — По тем же самым причинам, все одушевленные существа годами рвали на себе волосы… Об этом я мог бы тебе порассказать!
— Пожалуйста, не надо, дорогой! Ты больше не enfant terrible note 3. — Голос Патриции звучал твердо. — А теперь, как насчет того, чтобы выпить… мне, думаю, мартини. А тебе, Кэрин? Может быть, ты предпочитаешь что-нибудь другое, например херес?
— Нет, немного мартини было бы замечательно. Хоть в этом доме подобные слова звучат кощунственно, но я не очень люблю херес.
Рикки ехидно ухмыльнулся:
— Даже знаменитый «Эмбер Эмонтилладо»! — Тут он от души пустился рекламировать фамильные вина: — Воодушевись «Эмбер Эмонтилладо», и пусть твой мир окрасится в золото. Пусть твои друзья почувствуют нежный букет с вяжущим привкусом дуба. После него во рту остается пикантный ореховый вкус австралийского сухого хереса «Эмбер Эмонтилладо».
— Вот это реклама! — улыбнулась Кэрин. — А я, на самом деле, даже и не пробовала его. Мне бы следовало это сделать немедленно и проявить тем самым должное уважение к дому!
Рикки направился к выходу, продолжая весело щебетать:
— Но только не в цветном бокале! Клянусь, я видел, как Гай изменился в лице, когда ему подали шампанское в ярком бокале!
— Верно! Я полностью согласна, — улыбнулась ему тетушка. — Вероятно, я тоже немного выпью, Рикки, и желаю тебе весело провести день!
— Я же говорил, я все замечательно придумал!
Все повернулись, когда, держа за руку Филиппа, в комнату вошел высокий, очень худой человек лет семидесяти с седой копной волос.
— Молодой человек доставлен и готов к ланчу!
Филипп улыбнулся своему спутнику, подбежал к Кэрин и обнял ее.
— Я чудесно провел время, Каро! Это необыкновенно! Ты бы видела эти виноградники и погреба! А бочки! Они огромны! Дядя Гай установил совершенно фантастический холодильник, потому что во время сбора винограда очень жарко! У него там есть тракторы, уборочные машины и много всякого оборудования. — Пип замолчал, чтобы перевести дыхание от распиравшего его восхищения. — Я ужасно много узнал от дяди Марка, он страшно умный! Он пишет книгу по истории виноделия!
Его восторженный тон всех рассмешил. Марк Эмбер прервал поток этой возбужденной болтовни.
— Я и мечтать не мог о лучшем слушателе! — Он повернулся к племяннице: — По-моему, у него есть все задатки будущего винодела, Триш! — Тут его взгляд остановился на Кэрин. — А это, конечно, Кэрин!
Он быстро подошел к ней и взял за руку, разглядывая с той простодушной откровенностью, что свойственна лишь старикам и детям. Немного помедлив, он наклонил свою седую голову и звучно поцеловал ее в щеку.
— Добро пожаловать домой, дорогое мое дитя. Как же мы долго не виделись!
Вдруг Кэрин почувствовала, что слезы застилают ей глаза. Она беспомощно стояла, неловкая и неуклюжая, как школьница, словно одного жеста Марка Эмбера было достаточно, чтобы все ее чувства пробудились.
— Черт возьми, ты же плачешь! — Филипп встревожился. — Каро никогда не плачет!
Он оглядел всех своими, широко раскрытыми, карими глазами с таким неподдельным испугом, что, возникшее было, напряжение мгновенно исчезло.
Марк Эмбер успокаивающе обнял Кэрин, и даже прямолинейный Рикки вынужден был отметить его непринужденную галантность. Марк дотронулся до своих седых волос.
— Я не так стар, Рикки, как можно предположить, глядя на снег у меня на голове. Теперь пожми руку юному Филиппу.
Все с интересом наблюдали довольно неловкое приветствие ребенка и молодого человека, а Марк Эмбер продолжал легко и непринужденно сглаживать светской беседой некоторую натянутость. Когда настало время ланча, все еще были под впечатлением этой встречи двух юношей.
Огромный дом пребывал в безмолвии. Ни единого стука жалюзи, ни одного скрипа половицы. Кэрин выскользнула из постели и влезла в зимний халат из оранжевого шелка. Это была одна из ее причуд: халат она купила специально для Бэлль-Эмбер. Он удивительно оттенял ее черные волосы и блестящие раскосые глаза. Спать она не могла. Обилие впечатлений, пережитые чувства — все это привело к тому, что у нее заболела голова. В один момент ей показалось даже, что биение пульса стало совсем глухим, а глаза готовы выскочить из орбит. В аптечке в ванной комнате был веганин. Она заметила это, когда Пип мыл лицо и руки перед обедом. Две таблетки, конечно, снимут ее головную боль, и она сможет уснуть.
Note3
Избалованное дитя, ужасное дитя (фр.).