— А потом уже не будет? Я думала, что где-то по дороге посылки обязательно открывают и просматривают.

— Кто, по-твоему, этим занимается? Кондуктор в поезде? Пилот в самолёте?

— А ты откуда знаешь?

— Специально занималась изучением вопроса, когда писала о контрабанде наркотиков, так что знаю все досконально. При отправлении на международном почтамте посылки просматривают работники таможенной службы, потом посылки облагаются пошлиной, потом запаковываются и отправляются. А если есть информация о нелегальных вложениях, тогда производится более тщательный таможенный досмотр. Сомневаюсь, что милиция заподозрит меня в контрабанде.

Убрав с тахты знамя, я достала карты для бриджа, справедливо полагая, что после тяжких трудов заслужила право на невинное развлечение. Павел пододвинул кресло, Баська закурила и принесла себе отдельную пепельницу.

— Ты уверена? — спросила она.

— В чем? Что милиция не заподозрит меня в контрабанде?

— Нет, в том, что по дороге больше посылки нигде не проверяют.

— Крепко же сидят в тебе представления периода ошибок и искажений. Говорю тебе, просматривают только на почтамте и больше нигде.

Янка уронила под стол карты, и они с Павлом принялись их собирать, ползая на четвереньках. А Баська упрямо развивала тему:

— В таком случае я могу отправить знакомым за границу, скажем, вышитую крестиком подушечку-думку, набив её бриллиантами? И она преспокойно дойдёт?

— Тебя засекут при отправке, слишком тяжёлой окажется твоя подушечка. А вот если ты её набьёшь бумажными долларами, тогда могут и не засечь.

— А у тебя есть бумажные доллары? — поинтересовался Павел из-под стола, но не успела я ответить, как меня перебил Мартин:

— С бумажными долларами её тоже засекут, они шуршать будут.

Я пошла на уступки:

— Ну тогда можешь выслать какие-нибудь шпионские материалы — микрофильмы или что другое. Маленькое, лёгкое и не шуршит.

— Нет у меня шпионских материалов, — огорчилась Баська. — Впрочем, долларов и бриллиантов тоже нету. Может, у вас есть?

— Есть. Разумеется! Целые кучи. Я специально нарисовала знамя, чтобы их переправить.

Вместо того чтобы играть в бридж, вся компания вдруг с оживлением принялась обсуждать проблему контрабанды в целом и возможности переправки контрабандных товаров в моем тубусе в частности, совершенно игнорируя при этом тот факт, что у меня не было ни контрабандных товаров, ни, следовательно, желания их переправлять. Да и у них не было ничего подобного, так что их повышенный интерес к контрабанде был совершенно непонятен.

— Нет, бриллианты отпадают, — решительно заявил Павел. — Они будут грохотать в этом, как его… ну, в трубке. А золото слишком тяжёлое.

— Нелегально пересылать лучше всего «Гвиану», — предложил Мартин, — или «Маврикия». Можно приклеить скотчем внутри тубуса. Так что если у тебя найдётся «Гвиана» — вот удобный случай избавиться от неё.

— Что за «Гвиана»? — спросила Янка, и я с готовностью удовлетворила её любопытство:

— Самая редкая в мире марка. Её единственный экземпляр принадлежит филателисту-миллионеру, который пожелал остаться неизвестным. Теперь выясняется, что этот неизвестный миллионер — я, только до сих пор я сама об этом не знала.

— Вот и хорошо, отправь её подальше. Прекрасная мысль — прилепить внутри к трубке.

Наконец они угомонились, и мы занялись бриджем, только Баське, первой выходящей, делать было нечего, и она продолжала морочить мне голову:

— Послушай, раз уж ты все знаешь, расскажи, что потом делается с посылками? И что бывает, когда обнаруживается контрабанда?

— Все принятые на главпочтамте посылки сваливают в кучу в отдельной комнате, там их сортируют. Подозрительные просматривают в другом помещении. Без причины потрошить не будут, сама подумай, распорют твою подушку, полетят пух и перья по всей конторе, ничего неположенного у тебя не обнаружат, как тогда? Придётся выплачивать тебе возмещение убытков. Кому это надо?

— Я думаю, ты права, — заявил в пространство Мартин.

— Кто прав? Я или Баська?

— Ты. Честный человек может смело идти на преступление. Ирония судьбы, вот как это называется. Может, но не идёт.

— Зря пропадает, — вздохнула Янка.

— Так, может, выкинем что-нибудь этакое, чтобы не пропадать зря? — предложила Баська. — А что делают с такими посылками за границей?

— Это смотря где, — пробурчал Мартин.

— Три без козыря, — решительно объявил Павел.

— На Западе, где же. Что делают? — настаивала Баська.

— Пас, — ответил Мартин. — Как правило, доставляют адресатам.

— И никто их не проверяет?

Все спасовали, свои карты я выложила на стол. Павел начал разыгрывать свои три без козыря.

— А на кой черт проверять? — удивилась я. — Кому какое дело, что ты отправляешь?

Мартин меня поправил:

— Разве что подумают — спиртное. Тогда вскроют и наложат пошлину.

Но тут я его поправила:

— И то не всегда. Они верят тому, что написано. Написано, что пол-литра, они берут пошлину за пол-литра. А если в сопроводительной квитанции ты напишешь, что отправляешь «бобровку» вместо «зубровки», так и вовсе не будут открывать, потому как не поймут, и дойдёт без пошлины.

— А если все-таки догадаются, что бриллианты?

— Ну, это зависит от страны. В Скандинавии, например, даже если и обнаружат бриллианты, все равно доставят их тебе в целости и вручат с почтением, ни одного не украдут, там это не принято. А вот в слаборазвитых странах непременно свистнут — и поминай как звали.

— Берём пять, — сказал Павел. — На два больше.

— В таком случае переправлять контрабанду я буду только в Скандинавию, — решила Баська. — Вот интересно, как пройдёт у тебя пересылка знамени, скажи, ладно?

Игра в бридж закончилась для меня небольшим проигрышем. Знамя я свернула, засунула в тубус и отправила в Канаду, записав в таможенной декларации, что отправляю эскиз вышивки, благодаря чему удалось избежать визита в комитет и комиссию. Через три недели мне из Канады сообщили, что мой шедевр получен и в дороге не пострадал, о чем я с удовлетворением информировала Баську, которая наконец-то оставила в покое идею насчёт контрабанды бриллиантов и перестала переживать, что их честность пропадает зря.

Через несколько дней после отправки знамени мне неожиданно нанёс вечерний визит Мартин и уже с порога заявил, что пришёл по делу. Разговор он начал с вопроса:

— У тебя есть какой-нибудь иностранный каталог марок? Хороший каталог.

— Есть. Каталог Гиббонса. Большой, в нем марки всего мира.

— А ты дашь его посмотреть?

— Дам, но ненадолго. И не уверена, что ты в нем разберёшься, там не везде есть репродукции, а в основном только описания.

— На каком?

— На английском.

— Тогда разберусь. А цены есть?

— Есть, и даже самые актуальные.

— В какой валюте?

— В новых пенсах и фунтах. Устраивает тебя?

— Вполне.

— Послушай, у меня есть ещё и польский ценник иностранных марок, — добавила я, озадаченная его внезапным интересом к филателии. — Тоже актуальный. В нем марки европейских стран. Цены в польских злотых. Желаешь?

— Если ты не против…

Я была не против. Как уже говорилось, тогда я по уши погрузилась в свою научно-фантастическую повесть, преследования ядерщиков отнимали у меня все силы, и заниматься марками не было времени. Согнувшись под тяжестью Гиббонса и польского ценника, Мартин отбыл восвояси. Был он в тот вечер какой-то странный, но я тогда не придала этому значения.

Через неделю он опять пришёл, приволок оба справочника, спросил, не найдётся ли у меня для него свободной минутки, узнал, что найдётся, закурил сигарету и молча уставился в окно. Я тоже молчала за компанию, ожидая, когда сам созреет.

— Как ты считаешь, есть в них хоть доля правды? — наконец произнёс он, с отвращением тыча пальцем в справочники. Меня несказанно удивила такая живая ненависть к невинным книгам.