Вторая «черепаха» появилась, когда в мешке у Меншикова лежало уже десятка три кругляшек. На этот раз он подпустил зверюгу на десять шагов и прикончил одним точным выстрелом.

Он стоял посреди сумрачного, мерзко пахнущего леса, слушал визготню в листве над головой и шептал севшим голосом, глядя на неподвижное чудовище: «Бедный Йорик, бедный Йорик…» — то ли смеясь сквозь слезы, то ли плача сквозь смех. Хотелось стрелять по всему, что движется, палить до копоти на ладонях и звона в ушах. Превратиться в машину для убийства. Он стоял, и вдруг что-то тяжелое упало сверху на плечи, придавило, сбило с ног.

Шею жгло, как огнем. Мешок и иглер отлетели в сторону, над ухом шипело и подвывало. Зарывшись лицом в вонючие листья, Меншиков левой рукой пытался сбросить со спины что-то тяжелое и мохнатое, а правой лихорадочно шарил в поисках иглера. Два пальца левой руки вдруг перестали слушаться, но ладонь уже наткнулась на ребристый цилиндрик. Не глядя, Меншиков ткнул им за плечо, в мягкое и мохнатое, нажал на спуск. Несколько секунд лежал, бессильно раскинув руки, глядя в кроны.

Он так и не смог определить по скудным останкам, как выглядела свалившаяся сверху тварь. Выстрел оставил одни клочья — значит, зверь был маленький. Левая ладонь оказалась прокушенной до кости, шея залита своей и чужой кровью, но вен и артерий зверь не задел. Тут как нельзя более кстати подвернулась третья «черепаха». Метким выстрелом ей оторвало лапы. Меншиков ушел, пошатываясь, а она еще долго билась, разметывая листья.

Спустился диск. Мешок у Меншикова забрали сразу. Диск высадил его во дворе и сразу же взлетел — теперь Меншиков знал, что они улетели в сторону купола.

Он вернулся как раз к обеду. Хотел пройти мимо переполненной столовой, но в горле невыносимо пересохло, и пришлось зайти. Разговоры вполголоса сразу оборвались, все смотрели на него, а он стоял и стакан за стаканом глотал сок. Мутило. Он догадывался, что являет собой жутковатое зрелище. Хорошо еще, что девушки не визжали, он терпеть этого не мог.

Напившись, повернулся к двери и бросил на ходу:

— Фатах, за мной…

Три таблетки стимулятора, брикетик АС. Меншиков сбросил на пол бренные останки комбинезона, встал в маленькую ванну под пронзительно холодную струю душа. Вода моментально побурела. Раны защипало, потом щипало и пекло сильнее — когда Фатах, что-то уважительно и жалостно бормоча по-турецки, накладывал биоклей. Свежая рубашка липла к непросохшему телу.

— Значит, так, Абдель, — сказал Меншиков, морщась от зудящей боли в прокушенной руке. — Если корабли на ходу, мы взлетим. Если нет… что ж, будет хорошая потасовка, иншалла… Что у вас новенького?

— Они неожиданно расширили зону захвата — самое малое на световой месяц.

— Понятно, сети-то опустели…Что это за желтоволосая парочка, не установили?

— Мы пробовали объясниться. Они рисуют какое-то незнакомое созвездие.

— Но вы хоть втолковали им, что придется бежать? А то возись с ними потом…

— Они поняли, Белаш хорошо рисует.

Это был совсем другой Фатах, прежний — энергичный, преисполненный веры в безоблачное будущее и земное могущество. Меншиков не мешал ему торжествовать и вскоре отпустил, чувствуя себя прекрасно: у него были оружие, план действий и знание обстановки, а все это, вместе взятое, многое значит. И позволяет со спокойной душой вздремнуть до вечера, потому что ночью спать не придется — если повезет, только сегодня, а если нет — у покойника достаточно времени, чтобы отоспаться за все проведенные вне постели ночи…

Неожиданный визит Лихова оборвал отличный сон-воспоминание об охоте на ягуара — была и такая в жизни Меншикова. Уже просыпаясь, он подумал, что здешний лес не подходит для туристов, но именно благодаря этому неминуемо способен привлечь серьезных охотников. Только придется пользоваться не таким солидным, как иглер, оружием — чтобы не испортить будущие чучела. Кто-кто, а уж охотники оценят эти смердючие фиолетовые дебри по достоинству…

— Я вас разбудил? — тактично поинтересовался Лихов, не собираясь, впрочем, уходить.

— Ерунда… — пробурчал Меншиков, садясь. Ключицы ломило, ныли порезы на спине, не говоря уж о ладони, — перестали действовать лекарства. — Ну и разбудили, подумаешь. У вас ко мне дело? Вы ходите с видом человека, у которого есть что сказать… Фатах, разумеется, уже сообщил вам, чтобы вы были готовы покинуть это гостеприимное заведение?

— Сообщил, конечно. Вы будете стрелять, если «мохнатые» попытаются нас задержать?

— Дорогой Лихов, — сказал Меншиков, — я с удовольствием стал бы стрелять и в том случае, если бы они стали разбегаться с визгом. Тогда можно было бы кричать: «Что, гады, припекло?» И разные другие слова. (Взгляд Лихова задержался на сумке Роми.) Нет, не нужно так обо мне думать. Здесь погибли восемнадцать человек, и это дает мне неоспоримое право стрелять.

— Даже зная, чем наши хозяева руководствовались? — как бы между прочим спросил Лихов.

— Садитесь, — сказал Меншиков. — И рассказывайте, что вам известно. Вы, наверное, удивились, что я не удивился? Но я не вижу ничего удивительного в том, что кому-то удалось наконец докопаться до сути. Давайте побыстрее, уже темнеет, а мне скоро идти работать.

— Вы много охотились на Земле?

— Изрядно, и не только на Земле, — сказал Меншиков. — Но на меня охотятся впервые.

— Вы, как и все мы здесь, несомненно, ломали голову над тем, как объяснить нелогичное, жестокое, не укладывающееся ни в какие наши представления поведение этих существ, ведь верно?

— И безуспешно ломал, — признался Меншиков. — Маломальского объяснения нет.

— И вы не верите в садистов или религиозных фанатиков Большой Золотой Черепахи? Нет? Я так и думал. Глупо было бы верить в такую чушь. Но ведь абсолютно нерационально так охотиться на будущих рабов и посылать их — практически без оружия! — туда, где в тысячу раз продуктивнее способны работать роботы…

— Знаете, не нужно длинных преамбул. Рассказывайте. Я заранее обещаю, что поверю вашей гипотезе, если она будет логичной.

— Вы обратили внимание, что в анкете, которую тут нам дали заполнить, стоит вопрос: «Занимались ли вы ранее охотой?» На первый взгляд — странный вопрос. И глупый. О многих гораздо более важных вещах и не пытались расспрашивать, зато с удивительным постоянством просят каждого новоприбывшего ответить, охотился он когда-либо или нет. Так вот, есть один-единственный признак, объединяющий всех, кто попал сюда. Один-единственный, других нет. Я зажгу свет?

— Нет, — хрипло сказал Меншиков. — я люблю разговаривать в темноте, она, знаете ли, располагает к большей откровенности и открытости (и прячет твое лицо, подумал он). Один-единственный признак? Но ведь не может же быть…

— Может. Все, кто попал сюда, охотились хотя бы раз в жизни. Одним, как, например, Роми или мне, случилось один-единственный раз выстрелить по зайцу, а другие, как вы и Белаш, сделали охоту своим постоянным развлечением. Но это не важно. Вообще-то был второй объединяющий признак — здесь собраны только земляне, — но после появления желтоволосых второй признак автоматически отпал… Теперь только охота… — Лихов отошел к окну и уселся на широкий подоконник. В комнате было уже совсем темно, и на фоне идущего снаружи слабого света биолог казался просто черным силуэтом. — Итак… О происхождении Хомо Сапиенс. Этот процесс выглядит как лестница с большим количеством ступенек. Если приблизительно: амеба — земноводные — ящеры — млекопитающие — праобезьяна — мы с вами. Ну а если бы не существовало ступеньки «праобезьяна», или «кроманьонец», не появилось бы и следующей — нас с вами… Давно доказано, что предки Хомо Сапиенс сформировались в двух или трех точках планеты и в свое время это были крохотные стада. Предположим, что в силу тех или иных причин — землетрясения, наводнения, вулканы, эпидемии, звери, космический катаклизм, — эти крохотные трибы наших предков исчезли бы. Что тогда?