— Не поддавайся на мамины уговоры приобрести что-нибудь с бантами, — пробормотал он. — Они тебе не идут. Найди что-нибудь, сочетающееся по цвету с твоими глазами!

— Если ты не отпустишь девочку, мы вообще ничего не купим, — сухо произнесла Аманда, в душе довольная и немного растроганная тем, что ее сын действительно любит свою жену.

Никто не был виноват в том, что Майкл именно сегодня решил требовать повышенного внимания к себе. Гейб ходил, качал, менял пеленки, говорил ласковые слова, разве что не стоял на голове! Майкл же, со своей стороны, бурчал, смотрел во все глаза и жалобно пищал, когда его клали в колыбель. Он делал все, что угодно, только не спал!

В конце концов Гейб распрощался с мыслью о том, чтобы посвятить оставшуюся часть дня работе, и не спускал Майкла с рук. Держа малыша на согнутой руке, он съел ножку цыпленка и просмотрел газету. Поскольку рядом не было никого, кто засмеял бы его, он обсуждал с Майклом текущую политику и количество забитых мячей в высшей лиге, а малыш гремел погремушкой и пускал слюнявые пузыри.

Как только Гейб нашел вязаную шапочку, которую купила Лора, чтобы защитить малыша от весенних бризов, они с Майклом вышли прогуляться по саду.

Гейб с удовольствием наблюдал, как порозовели щечки малыша, как он с тревогой и интересом озирается вокруг.

А ведь у него глаза Лоры, тот же разрез, тот же цвет, но без теней, придававших грусть и своеобразное очарование, думал Гейб, хорошо изучивший глаза жены. Глазенки Майкла были ясными и безгрешными.

Сначала Майкл похныкал, но, когда Гейб покачал его, решил покориться судьбе. Поправив одеяло, Гейб сел с ним, скрестив ноги, и потянулся.

То там, то здесь мелькали раструбы белых и желтых нарциссов. Из земли проклевывались острые листочки экзотических ирисов.

Робко расцветала сирень, источая свой неповторимый аромат. Впервые после личной трагедии Гейб ощутил душевный покой. В горах, зимой, он начал исцеляться. Но здесь, в разгар весны, к нему наконец пришло понимание, что жизнь действительно продолжается.

Гейб продолжал покачивать розовощекого, ясноглазого малыша, а тот ритмично поднимал и опускал ручки. Крошечное личико уже округлялось, приобретая собственный вид и форму. Куда-то исчезла ужасающая хрупкость новорожденного.

Он уже растет, констатировал Гейб.

— Я люблю тебя, Майкл!

Гейб заговорил с ним, как говорил с той, которая ушла, а малыш довольно раскачивался на его руках.

Лора не предполагала уходить надолго, но несколько часов хаотического блуждания по магазинам навеяли воспоминания о том коротком периоде, когда она жила самостоятельно и стремилась познать жизнь.

Поначалу она стеснялась пользоваться кредитными картами Гейба. Потом, под неусыпным оком Аманды, она стала более свободно распоряжаться ими.

У Лоры было врожденное чутье на цвет и фасон, отшлифованное за время работы моделью, она не обращала внимания на экстравагантные вещи. Ее очень радовало, что Аманда реагирует на каждый ее выбор одобрительным кивком.

Это шаг, говорила себе Лора, внося в холл пакеты и коробки. Может быть, этот шаг способна понять только женщина, но это определенно шаг. Она снова хозяйка своей жизни, хотя бы потому, что почувствовала желание приобрести красивую одежду, одежду, соответствующую ее вкусу и стилю. Поднимаясь по лестнице, она тихо напевала.

Наверху она нашла их обоих: Гейба, распростертого на постели, и Майкла, уютно устроившегося в изгибе его руки.

Гейб крепко спал. Майкл, в развернувшемся легком одеяльце, тряс погремушку, подвешенную к потолку.

Она тихонько опустила на пол свою добычу и подошла к ним. Перед ней была чисто мужская сцена: мужчина, растянувшийся на постели, даже не сняв ботинки, рядом с ним на покрывале какой-то шпионский триллер, на старинной прикроватной тумбочке недопитый стакан с чем-то прохладительным, оставивший круглый след на полированной поверхности.

Ребенок, словно понимая, что он является частью мира этого человека, спокойно лежал и предавался собственным размышлениям.

Хотелось бы ей иметь хотя бы малую толику мастерства Гейба, чтобы запечатлеть любимых ею мужчин! Эта милая сцена никогда не изгладится из ее памяти. Некоторое время она сидела на краю постели и наблюдала за ними.

Какая идиллия, подумала она, глядя на спящего мужа и деловитого сына. Ей хотелось убрать со лба Гейба белокурые пряди, провести рукой по грубо высеченным чертам его лица, но боялась потревожить его. Тогда исчезнет все очарование этого момента их жизни.

Гейб был красив, может, несколько резкой, но по-настоящему мужской красотой, хотя не любил, когда ему об этом говорили.

Сострадание в его душе было глубоко спрятано за внешним сарказмом и взрывным темпераментом. Глядя на него сейчас, когда он не подозревал об этом, она ясно поняла, почему влюбилась в него.

Когда Майкл забеспокоился, она что-то пробормотала и склонилась над ним, чтобы взять его, не разбудив Гейба. Но Гейб тотчас же открыл глаза.

— Прости! Я не хотела будить тебя!

Гейб промолчал. Все еще во власти сна, главным действующим лицом которого была Лора, он положил руку на ее затылок и прижал губы к ее губам. В этом жесте была нежность, предложение, обещание.

Это было обещание, которого она ждала так давно, обещание, которому она поверила.

Майкл, ощутив присутствие матери, решил, что пора поесть.

Расстроенная, что идиллия прервалась так быстро, Лора отступила. Когда Майкл стал искать ее грудь, она расстегнула две пуговки и предоставила ему свободу действий.

— Он вымотал тебя?

— Мы сделали небольшой перерыв. — Гейб не переставал восхищаться тем, как она хороша, когда кормит младенца. Он уже запечатлел в мозгу этот момент, но только для себя.

— Я не мог себе представить, сколько требуется сил, чтобы справиться с таким малышом!

— То ли еще будет! В магазине я видела женщину с ребенком, только начинающим ходить. Она только и делала, что бегала за ним! Твоя мама говорит, что обычно валилась с ног от усталости каждый день, когда ты, наконец, выбившись из сил, засыпал.

— Ложь! — Гейб подоткнул под спину пару подушек и устроился поудобнее. — Я был образцово-показательным ребенком!

— А какой же ребенок изрисовал цветными карандашами все шелковые обои?

— Так я самовыражался! Я же был вундеркиндом!

— Не сомневаюсь!

Он поднял бровь, но взгляд его упал на пакеты.

— Я хотел поинтересоваться, хорошо ли вы с мамой провели время, но ответ очевиден!

Она поймала себя на том, что готова извиниться. Нет, с этим пора покончить, решила Лора.

— Я купила замечательные туфли, примерила их и новое платье, посмотрела в зеркало и увидела, наконец, свою талию!

— Полагаю, для женщины, недавно родившей ребенка, это было испытанием!

— Я любила каждую минуту своей беременности. Когда в первый раз я не смогла застегнуть слаксы, то пришла в восторг. — Она хотела продолжить, но остановилась. Этих чувств ему никогда не постичь, понимала она. Первые радости и страхи, первые движения.

Глядя на Майкла, она всем сердцем желала, чтобы он во всех отношениях стал сыном Гейба.

— И все же я рада, что больше не похожа на авианосец!

— Скорее на дирижабль!

— Какой очаровательный комплимент! Гейб смотрел, как она пристраивает Майкла к другой груди.

Он вдруг ощутил желание провести пальцем выше того места, где сосал малыш. Это не было ни сексуально, ни романтично, а скорее удивительно. Сдержавшись, он засунул руки за голову.

— Там на кухне я сложил на сковородку какие-то остатки. Ума не приложу, съедобно ли это.

Снова стремление объясниться. Набравшись решимости, Лора просто улыбнулась.

— Я настолько проголодалась, что смогу съесть почти несъедобное!

— Хорошо. — На этот раз он действительно наклонился вперед, но лишь для того, чтобы провести пальцем по головке Майкла. — Спускайся, когда он наестся. Опыт сегодняшнего дня подсказывает мне, что он выключится, как светильник, как только наполнит животик!