Через полчаса дорога закончилась тихим церковным двориком.

Маленькая церквушка воспринималась настолько удаленной от оживленных улиц, что, казалось, в ней, как в охотничьей сторожке, не должно быть постоянных обитателей.

Андрей обратился к первому появившемуся человеку во дворе, им оказалась строгая полная женщина в одежде, простой, но с иголочки, напоминавшей халат главной уборщицы. Видно было, что она не последняя фигура в этом заведении. "Попадья", - про себя охарактеризовал ее Андрей.

- Ребенка окрестить? - "попадья" твердо посмотрела на каждого члена семьи, задержалась взглядом на Гуле. - Завтра в одиннадцать. Готовьте пятьдесят рублей. Крестного отца, крестную мать. Но... - Она опять сделала акцент особым взором на Гулю: - Родители ребенка должны быть православными!... Само собой - крестные. Тоже!...

Андрей верующим себя не считал, хотя и был удостоен таинства крещения, правда, еще в глубоком детстве. Инициатором сегодняшнего мероприятия была Гуля. Она, не считая себя ни христианкой, ни мусульманкой, тем не менее полагала такое "безверное" положение дел в принципе ненормальным. Однако, следовало из ее рассуждений, - Гулю и Андрея уже не исправить, и выдавать желаемое за действительное - притворство, которое не меньший грех, чем откровенное богохульство. Давай оставаться самими собой, - сказала она ему однажды, когда, опять же, по ее инициативе, зашел разговор на тему веры, оставаться собой честнее всего, за это нам проститься. Так и сказала: "За это нам проститься..." ( Андрей после этих слов, помнится, серьезно согласно кивнул и мысленно - только мысленно! - улыбнулся). Иное мнение было у Гули относительно того, какое место религия должна занимать в жизни их детей. Разумеется, и здесь не должно быть никакого принуждения, говорила она... Но если у ребенка имеется интерес к этой теме, то обязанность родителей помочь ему в этом.

Андрей не возражал: против последовательных, стройных рассуждений Гули, как всегда, не было смысла возражать. Поэтому, когда сегодня утром она повторила ему свои "теологические" выкладки, Андрей, как номинальный глава семьи, сам, поспешно, обосновал вывод в необходимости намеченного, вернее подсказанного женой мероприятия: действительно, Наташке преподавали в школе, правда, в порядке факультатива, элементы "Закона божьего", а дома она частенько мусолила "Библию для детей". Главное, недавно загундосила: "Когда вы меня покрестите? У нас полкласса уже с крестиками!" В конце концов, хуже не станет...

- А где у вас тут руководство? - спросил Андрей, вертя головой, всем видом показывая, что не придает решающего значения словам "попадьи".

- Батюшки нет. В городе. Вон, если не верите, обратитесь к дьякону, быстро проговорила "попадья", удаляясь и показывая на невысокого плотного парня в новой рясе, который, как оказалось, находился рядом и наверняка слышал весь разговор.

Парень, наверное, недавний семинарист, судя по возрасту и благополучному розовощекому облику, - если бы не его характерная одежда, вполне сошел бы за недавнего выпускника технического вуза, скоротавшего учебные годы не в "роскошных и хлебных" хоромах студенческого общежития, но в скромной, обереженной даже от тени искуса семейной келье. Во внешности молодого дьякона, - к какому-то неожиданному, безотчетному, неудовольствию Андрея, - не было ни печати принадлежности к духовной когорте, ни стремления казаться значимее. Видно было, что он уже чувствует себя участником разговора, который начался между Андреем и "попадьей". Он больше смотрел на Гулю и его открытое миролюбивое лицо имело несколько виноватое выражение.

- Слушай!... - Андрей в манере недавнего студента, как к ровеснику, обратился к дьякону. Он демонстративно загородил собой Гулю, прежде всего для того, чтобы показать самой Гуле, что дело вовсе не в ней. Послушайте... У нас очень мало времени. В том населенном пункте, где мы постоянно проживаем, нет церкви... - он неожиданно для самого себя перешел на несвойственный ему дребезжащий, саркастический тон: - ...Неужели моя дочка не может быть свободно крещенной, если я... - нехристь? Да нас, как вы прекрасно знаете, целое поколение таких! Тогда, как нашим детям приобщится... - Андрей несколько секунд подыскивал подходящее для выбранного тона слово, не найдя его, закатившимся взглядом окинул здание церкви, театрально развел руками, слегка наклонил корпус в сторону священника и закончил вполне лояльно, пытаясь показать содержанием и окраской последней фразы, что предыдущая тирада была не эмоциональным срывом, а проявлением осознанной - ну, может быть, несколько резковатой - иронии: - Подскажите выход заблудшим, отче!...

- Я сразу понял, что вы приезжие, - кивнул дьякон понимающе и примирительно, однако ему не удалось избавится от виноватого выражения на лице. Качнув красивой головой в сторону, он продолжил без всякого видимого перехода: - Анастасия Ивановна заведует формальными делами, исключений нет... Если уж что сказала!... - Он несколько понизил голос: - Ну, в принципе, можно было сказать, что вы крещенные... - дьякон попытался заглянуть за спину собеседника, слова предназначались для его смуглой жены. Заметив, что Андрей нахмурил брови и старательно расправил плечи, торопливо продолжил: - Вы, родители, можете завтра принять обряд крещения вместе со своим ребенком. Да, да! - он радостно закивал, довольный тем, что быстро нашел приемлемый для всех выход. - Тогда будут соблюдены все формальности! Я поговорю с Анастасией Ивановной... - он скосил глаза - внезапно, так же как и появилась, улыбка сошла с его лица...

Андрей обернулся. Он увидел, что Гуля, слегка понурив повязанную косынкой голову, держа за руку Наташу в такой же косынке, направлялась в сторону выхода из церковного дворика...

Они уходили не быстрее, чем шли сюда. Так было из-за того, что Андрей старательно замедлял шаг, делая походку небрежной. Даже пытался шоркать туфлями по асфальту, как это всегда делал сланцами по набережной. Смешил Наташку. Громко объявил дочери, что следующий их культпоход будет в дельфинарий, стал увлеченно рассказывать, какие это умные животные дельфины, сколько пользы могут они принести человеку.

Гуля шла чуть впереди. Она не смотрела ни на Андрея, ни на Наташу, но, то и дело отворачивая голову, с повышенным вниманием созерцала все предметы, которые попадались на пути - деревья, памятники, кресты...

Дочь старательно подыгрывала отцу, делая вид, что ей безумно интересны буквально все сведения о друзьях человека - дельфинах.

Гуля иногда поднимала лицо вверх - на щеке, видимой Андрею, появлялась ямочка... Андрею вдруг показалось, что вот это все уже было!... Да, да, именно так (или почти так?): церковь, солнечный день, радость от молодости, здоровья или только безотчетное ожидание радости, тревожного счастья, - все это вдруг сменившееся чувством странной, несобственной, косвенной вины, нежность, красивая Гуля, проглатывающая горечь...

...Это было лет пятнадцать назад. Нет, точно: пятнадцать лет назад. Он только что окончил школу. Гулька, соседская девчонка, приехала из Ташкента домой на каникулы. Вообще-то, настоящее ее имя было Гуль, по-узбекски цветок. Но русские соседи и одноклассники звали ее Гулей. Несколько лет они с Андреем учились в одном классе, потом Гулька перескочила один, кажется, пятый класс. Потому этим летом она считалась уже студенткой второго курса ТашГУ, а Андрей еще только выпускником средней школы.

Впрочем, тогда для Андрея это не имело никакого значения - ни Гулькино "вундеркиндство", ни сама Гулька, ни какая-либо другая из девчонок. Днями он купался в Сырдарье, вечерами дотемна сидел с парнями в старой тополиной аллее, как и все, курил дешевые сигареты "Памир", бренчал на гитаре... Остальное время, если оно оставалось, готовился к экзаменам в институт. Все равно в какой...

В один из тех летних дней он, по веселому случаю, стал крестным отцом двух своих племяшей: старший брат Андрея, уступая просьбам родителей, покрестил спиногрызов-погодков. Для этого пришлось всей карнавал-процессией съездить в "область" - в Узбекистане не в каждом городе есть православная церковь.