Чем больше Иван размышлял, тем больше склонялся к мысли, что все это неспроста. Он попытался припомнить детали разговора со стариком в поезде, но и они не помогали найти ответ. И теперь уже даже словоохотливость старика стала вызывать у Ивана подозрения.

Посоветоваться с командиром гарнизона? Но какими фактами Иван располагает? Чего доброго, засмеют… А может, рассказать обо всем как бы невзначай? А уж там видно будет…

Иван колебался до самого вечера, все никак не мог ни на что решиться. За ужином зашел разговор о последней крупной боевой операции — разгроме банды Усман-бека, остатки которой скрылись в Афганистане.

— Если бы не ребята Плетнева, всем нам была бы крышка, — окая, рассказывал худой долговязый красноармеец, для убедительности пристукивая по столу кулаком.

Услышав знакомую фамилию, Иван прислушался. А долговязый тем временем продолжал:

— Расположились мы на ночь в кишлаке. Ну, кишлак как кишлак, тихий такой… Да и встретили нас нормально — в дома пустили на ночь, накормили. Выставили часовых, собираемся уже спать ложиться. Вдруг вижу, Плетнев со своими ребятами о чем-то шушукается, — а их всего четверо было, чекистов-то. Пошептались — и быстро по домам разбрелись. Один заходит к нам — слово за слово, хозяина к столу приглашает, какие-то байки рассказывает, а сам, вижу, во все углы заглядывает. Потом шепчет мне: «Не спускай с хозяина глаз, я мигом». И пропал.

Красноармеец выдержал паузу, наслаждаясь всеобщим вниманием, зачерпнул из своей миски небольшую картофелину, целиком отправил ее в рот и, тщательно прожевав, продолжил:

— Гляжу, возвращается он с Плетневым — и сразу к хозяину: признавайся, мол, куда настоящего хозяина подевал. Тот бормочет, что, мол, не понимаю, о чем речь, а Плетнев раз — и маузер у него из-под халата вытаскивает. «Хозяин» было рванулся, да куда там, скрутили мы его — тихо, без шума, а потом и остальных «хозяев» прибрали. А Плетнев объясняет — мне, говорит, сразу в глаза бросилось, что во всем кишлаке ни одного пацана или пацанки не видать. Ведь они — ночь-полночь — а обязательно бы сбежались, любопытные чертенята.

Красноармеец помрачнел и, отложив ложку, добавил:

— Мы потом всех в колодце нашли, за кишлаком — их там человек тридцать было, настоящих-то жителей. И стар и мал — все в одном колодце… Так и похоронили всех вместе…

Он достал кисет и, скрутив козью ножку, повернулся к Чучину:

— Дай, друг, огоньку.

— Извини, не курю, — развел руками Чучин, вдруг словно устыдившись, что в кармане спичек не оказалось.

— Ну а дальше-то что? — протягивая красноармейцу тлеющую самокрутку, нетерпеливо спросил сидящий напротив Ивана белобрысый парнишка с легким пушком над верхней губой.

— Дальше все просто, — прикурив, ответил долговязый. — Подняли мы над кишлаком зеленый флаг — условный знак, что с нами, мол, все покончено (это нам удалось у наших «хозяев» выведать), и утром, когда подошли основные силы басмачей, обложили их со всех сторон…

— А что, Плетнев сейчас в Бухаре? — поинтересовался Чучин, дослушав рассказ долговязого.

— Кто его знает, — пожал тот плечами. — Он мне не докладывает.

С комиссаром Бухарской ЧК Василием Плетневым Чучину приходилось встречаться не раз. Сын ссыльного народовольца, он в свое время не захотел возвращаться в Петербург, вступил в партию и посвятил себя подпольной борьбе в Туркестане. Опыт у Плетнева был огромный, все крупные среднеазиатские города знал как свой пять пальцев, а в Бухаре, вероятно, каждый дом.

Иван решил, что если кто-то и может дать ему совет в нынешней ситуации, то лучше Плетнева это никто не сделает.

БЫВШИЙ ЛЕТЧИК

— Вот, прочтите. Нашему человеку удалось получить это во дворце, — британский посланник в Афганистане Генри Доббс протянул подполковнику Вуллиту небольшой сложенный вдвое листок.

«Исходя из нашего желания по мере возможности способствовать развитию и процветанию дружественного Афганского государства, мы готовы оказывать ему на этом мирном поприще все содействие, какое в наших силах, — читал Вуллит. — Вы должны изучить нужды и потребности Афганистана и выяснить желания его правительства с тем, чтобы в развитие и в исполнение Русско-афганского договора мы могли оказывать ему посильное содействие в целях способствования его развитию и благосостоянию».

— Это инструкция министра Чичерина советскому послу в Кабуле, — пояснил Доббс — Для нас наступают не лучшие времена. И заметьте: чем ближе будут связи между Советами и Афганистаном, тем хуже придется нам с вами. В Лондоне успехов Москвы нам не простят. Они ведь не понимают всей сложности нашего положения, — добавил он и, откинувшись на подушки, устало закрыл глаза.

Они сидели в маленькой темной комнатушке захудалого караван-сарая на окраине афганской столицы. Стены помещения покрывали ветхие плетенки, на полу валялись циновки и пара грубошерстных, далеко не чистых ковриков.

— А вам, — неожиданно спросил Доббс, — не снятся по ночам самолеты? Или вы уже привыкли к жизни в этой дыре и не жалеете, что согласились на такую работу? Вам ведь и в авиации тоже неплохо платили.

— О нет, — усмехнулся Вуллит, — в этой, как вы выражаетесь, дыре, на самом краю земли, я узнал другую сторону жизни. Я даже не представляю теперь, что могу вернуться в Англию и снова преподавать в летной школе. — Подполковник аккуратно поправил чалму, взглянул на засаленные рукава своего халата и продолжал: — Я пошел в авиацию не из-за денег. Мне всегда нравилось рисковать. Мне надо знать, что моя судьба в моих руках, что все зависит от моего искусства и немного от удачи.

— Ну что ж, — улыбнулся Доббс, — очень скоро понадобится и ваше искусство, и ваша удачливость. Скажите, что удалось выяснить насчет самолетов.

Вуллит с довольным видом посмотрел на посланника.

— Мои люди поработали отлично. Ситуация следующая: Советы решили подарить Аманулле-хану три самолета.

— Как их доставят в Афганистан? — осведомился посланник.

— Сначала, — пояснил Вуллит, — отправят на баржах по Амударье из Чарджуя в Термез, а затем специальный караван под охраной королевской гвардии повезет их в Кабул.

— Зачем понадобились баржи и караван? Разве самолеты не могут совершить перелет в Кабул?

— Разумеется, могут, — подтвердил разведчик. — Однако перелет через Гиндукуш тяжелый, а ремонтировать самолеты в Кабуле было бы сложно. К тому же русские должны захватить с собой много всякого оборудования, запасные части, бензин. Так что все равно без каравана не обойтись.

— Здесь невыносимый запах, — вдруг поморщился Доббс. — Как вам удалось отыскать такое паршивое местечко?

— Я ищу не удобств, а безопасности, — рассмеялся Вуллит. — До сих пор я, кажется, не ошибался, но работать, замечу, становится все труднее.

— Боюсь, — кивнул Доббс, — когда самолеты прибудут в Кабул, станет еще хуже.

— Вы правы, — подтвердил разведчик. — Сейчас многие из тех, кто ненавидит англичан, все-таки уверены, что их помощь необходима Афганистану. Но если помощь начнет поступать от русских, это подорвет наши позиции. Так что дело принимает дурной оборот.

— А мне, — возразил посланник, — кажется, что с этими самолетами нам на редкость повезло.

Вуллит удивленно поднял на него глаза.

— Еще бы, — подтвердил Доббс. — Мы здесь из кожи вон лезем, чтобы доказать, что дружба с русскими Афганистан до добра не доведет, а тут нам и карты в руки. Афганцы ведь люди осторожные. Русские обещали им самолеты, а самолетов не будет…

— Вы хотите сказать…

— Самое лучшее, если самолеты не попадут в Термез. Например, авария на Амударье, пожар в порту или еще что-нибудь — вам виднее. У Советов положение тяжелое. Вряд ли они смогут выделить для афганцев еще пару аэропланов.

— Трудная задача, — произнес Вуллит. — Самолеты находятся под тщательным наблюдением.

— Вы узнали, кто из русских возглавит караван? — спросил Доббс, не обращая внимания на слова разведчика.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: