Гергей налетает на кучку прижавшихся друг к другу басурман, рубит их, крошит, бьет по чему попало. Сабля его не дает пощады, и падают турки, валятся перед ним, как колосья пшеницы в июне, когда по ниве скачет борзая.

- Аллах! Аллах!

- Получай, пес басурман!

Все турецкие лошади пасутся в табуне. Пытаясь спастись, турки ятаганами режут путы и вскакивают на коней.

- Ребята, за мной! - кричит Гергей.

И венгры обрушиваются на всадников. Рубят, колют и людей и коней. Звенят клинки, трещат копья.

- Аллах! Аллах!

- На тебе, пес поганый! - слышны крики и удары.

Турки в ужасе прыгают на коней. На иных - даже по два. Кто может, спасается верхом. А кому не удается вскочить на коня, удирает во тьме пешком.

Но Гергей не преследует их. Он останавливается и трубит сбор.

Венгры выскакивают к нему из-за шатров.

- Турки бегут! - кричит Гергей. - Бери, ребята, все, что можно, только не выпускайте из рук уздечки коней. Вытаскивайте головни из костров и кидайте их в шатры!

Венгры снова рассыпаются. Гергей стряхивает кровь с сабли и, чтобы очистить ее, трижды протыкает клинком полотнище шатра.

- Фу-ты! Вот мерзкая работа! - говорит, задыхаясь, Золтаи, который таким же способом вытирает свою саблю.

А турок уже и след простыл.

Гергей подзывает к себе Фюгеди.

- Пойдем, осмотрим все шатры подряд.

При тусклом свете луны не отличишь шатер старшего офицера. Шатры все разные - один круглый, другой четырехугольный. Те, что понаряднее других, заранее приготовлены для кого-нибудь из начальства, но пока что в них спали рядовые.

Гергей срывает с одного шатра флаг с конским хвостом и, увидев Криштофа, кричит:

- Ну что, мальчик, порубал?

- Двоих! - отвечает оруженосец, запыхавшись.

- Только двоих?

- Остальные убежали.

Солдаты раздобыли несколько повозок и телег. Набросали в них то, что не удалось погрузить на коней: ковры, золоченые бунчуки, блиставшие драгоценными камнями кутасы (шейное украшение коня), сбрую, сундуки с одеждой, шлемы, ружья, посуду - словом, все, что попадалось под руку. Разобрали даже несколько шатров и тоже кинули их на телеги.

Когда вернулись в крепость, уже светало.

Добо с нетерпением поджидал их на башне. Если вылазка кончится неудачно, народ в крепости падет духом. Но больше всего он беспокоился потому, что Гергей взял с собой троих старших офицеров. Однако, увидев несущегося впереди оруженосца и показавшихся вскоре на дороге нагруженных коней, повозки, телеги и самого Гергея, который уже издали размахивал бунчуком, Добо просиял от радости.

Витязи влетели в ворота. Народ приветствовал их восторженными криками.

Людей в отряде не только не убыло, а даже прибавилось: долговязый парень привел турка с кляпом во рту. Короткая синяя поддевка, желтые штаны, постолы - вот и вся одежда пленника. Тюрбан сбит с наголо выбритой головы, седые лохматые усы нависли над губами. Турок в негодовании вращал налившимися кровью глазами. Парень приволок пленника прямо к Добо и только там вытащил у него изо рта затычку, на которую ушел обрывок чалмы.

- Честь имею доложить, господин капитан: мы привели языка!

- Осел! - заревел разъяренный турецкий тигр прямо в глаза храбрецу.

Добо был не из смешливых, но тут он так весело захохотал, что у него даже слезы выступили на глазах.

- Варшани, - сказал он пленнику, - хорошо же ты изображаешь турка! - И, обернувшись к солдату, приказал: - Да развяжи его! Ведь это наш лазутчик.

- Я пытался объяснить дураку, что я венгр, - горестно оправдывался Варшани, - но только скажу слово - он сразу меня по башке, а потом даже рот заткнул. - И Варшани поднял руку, собираясь отплатить за оплеуху.

Солдат смущенно отошел в сторону.

Добо подозвал Гергея и Мекчеи, крикнул и лазутчика:

- Пойдем!

Они поднялись в построенный над внутренними воротами двухэтажный дом с башенкой и завернули в комнату приворотника.

Добо сел в плетеное кресло и знаком приказал Варшани рассказывать.

- Так вот, господин капитан, - начал лазутчик, потирая онемевшую руку. - Идет вся рать. Впереди - Ахмет-паша. На ночь остановились в Абоне. Передовые части во главе с Мэндэ-беем дошли до Маклара… Черт бы его побрал! - прибавил он изменившимся голосом.

«Черт бы его побрал!» относилось к солдату, который приволок Варшани в-крепость. Веревка оставила глубокие следы на руках, голова болела от ударов.

- Стало быть, и бей был с вами? - встрепенулся Гергей. - Вот кого надо было-поймать!

- С ним не справишься, - возразил лазутчик. - Он толст, как монастырский кабан. В нем, наверно, фунтов триста весу, если не больше.

- Как ты его назвал?

- Мэндэ. Его и пуля не берет. Беем он стал недавно, после Темешварского сражения. Впрочем, солдаты по-прежнему называют его Хайваном.

Гергей, улыбнувшись, затряс головой.

- Это он, он самый, - обратился Гергей к обоим капитанам, - тот; о котором я намедни вечером рассказывал. Ну, здесь-то его пуля возьмет!

- Говори дальше, - сказал Добо лазутчику.

- Потом подойдет бейлер-бей Махмед Соколович. Это знаменитый пушкарь. Он и пушки сам установит, и первый выстрелит. Говорят, у него такой глаз, что сквозь стены видит. Да только я этому не верю.

- Сколько у них орудий?

- Старых стенобитных - штук шестнадцать. Других больших пушек - восемьдесят пять. Маленьких пушек - сто пятьдесят. Мортир - уйма. Ядра они везут на ста сорока телегах. Видел я и двести верблюдов, груженных порохом. На мажаре, запряженной четырьмя волами, везут одни только мраморные ядра величиной с самый большой арбуз.

- А как у них с припасами?

- Рису маловато. Теперь уж рис только офицерам выдают. А муку, овец, коров они грабежом добывают у жителей.

- Болезней в лагере нет?

- Нет. Только Касон-бей заболел в Хатване - огурцов объелся.

- Кто ж идет еще?

- Арслан-бей.

- Сын бывшего будайского паши?

- Да.

- А еще?

- Мустафа-бей, Камбер-бей, правитель Нандорфехервара, сендрейский бей, Дервиш-бей, Вели-бей…

- Дьявол возьми этого Вели-бея! - проворчал Мекчеи. - Теперь-то он у меня запоет!

- И даже попляшет, - добавил Гергей.

- А Дервиш-бей, - расспрашивал дальше Добо, - это еще что за птица?

Варшани покачал головой.

- Очень странный. С виду такой же, как и все, а когда идет в сражение, снимает бейскую одежду и надевает власяницу. Потому и прозвали его Дервиш-беем.

И Варшани в смущении захлопал глазами. По вопросу Добо он понял, что какой-то другой лазутчик опередил его.

- Что это за человек? - продолжал допытываться Добо. - Какое войско он возглавляет?

- Я видел его среди конных. Он одноглазый. Прежде был агой янычар, и настоящее его имя Юмурджак.

Гергей схватился за саблю.

- Юмурджак! - повторил он. - А вы не помните, господин капитан? Ведь я от этого Юмурджака удрал в детстве.

Добо замотал головой.

- Я уж со столькими турками имел дело, что не диво, если кого и забуду. - И вдруг воскликнул, ударив себя по лбу: - Вспомнил! Это ведь младший брат Арслан-бея. Жестокая собака! - И он снова обернулся к лазутчику: - Кем ты был в лагере?

- Последнее время слугой Мэндэ-бея. Черт бы побрал того осла, который схватил меня! Если б не он, ведь я мог бы доносить обо всех их замыслах.

- А как ты попал к бею?

- Подружился с его слугой и всегда терся возле его шатра. Под Хатваном бей рассердился на своего слугу и прогнал его. А так как меня он видел уже не раз, то взял к себе. Я ведь и чернила варить научился.

- Что?

- Чернила. Он, господин капитан, пьет чернила, как вино. И утром, и в обед, и вечером - все чернила хлещет.

- Да это, наверно, не чернила.

- Чернила, господин капитан. Настоящие, хорошие черные чернила. Варят их из каких-то бобов, и такие они горькие, что я раз попробовал их - потом на другой день все еще плевался. Бобы эти по-турецки зовут каве[13].