Сегодня в семнадцать сорок по земному времени на корабле «Юрий Гагарин» ушел в Пространство Алеша.

Полноземлие кончается, на земной диск наползает тень.

У ребят неважное настроение. Даже ласковый Джи удрученно улыбается. За обедом я спросила его, что с ним стряслось. Джи промолчал, за него ответил Эриксон:

— Наш друг Скрипкин обозвал его работу о релятивистских электронах чушью. — И добавил, хлопнув Джи по плечу: — Не горюй, человек. Не для Скрипкина вперяем мы, как сказал поэт, пытливый взгляд в звездный лик Вселенной.

— Завтра он улетит на Землю, — буркнул Веригин.

— И воцарится на Луне мир, в человецех благоволение, — подхватил Эриксон. — Пойду-ка я починю линию общей связи. Где мой любимый тестер?

После обеда Веригин зашел ко мне в медпункт выпить экстракту. Я спросила, нет ли новых сообщений с «Гагарина».

— Разгоняется, — ответил он между двумя глотками.

Я видела, что он занят своими мыслями — о тау-частицах, конечно. А я думала об Алеше. Давно уже мне не было так радостно — и так жутко…

Вдруг в динамике щелкнуло, мы услышали взволнованный высокий голос:

— … Невозможно. Ты всех восстановил против себя, даже Костю.

— Они не любят, когда им говорят правду, — отозвался угрюмый голос Германа.

Мы с Веригиным остолбенели. Это Свен починил линию, и те двое говорят в Катиной кабинете при включенном микрофоне…

— Я больше не могу! — В голосе Тины послышались слезы. — Не хочу больше подписывать твои умные статьи и выступать по твоим шпаргалкам. Это обман!

— Я делаю это для тебя. Тина…

— Нет! Просто ты хочешь что-то доказать кому-то! — Она всхлипнула.

Веригин шагнул к динамику, резко выключил его.

— Жаль мне его, — проговорил он, помолчав, и нервно потер лоб.

— Она от него не уйдет, — сказала я.

— Может быть… Но все равно, он будет наказан самым страшным наказанием — одиночеством.