Род стал рассматривать чертеж берестяного свитка.

— В таком случае, — сказал он, — если исходить из данных этого плана, мы находимся по меньшей мере на расстоянии двухсот пятидесяти миль от третьего водопада.

Мукоки закудахтал.

— Гудзонов залив! Ваби вскочил.

— Значит, ложбина не идет дальше на восток?

— Нет, — ответил Мукоки, — она делать поворот и выходит на север.

— Слушайте, мои миленькие, — заявил Ваби. — Если ложбина и поток направляются на север, они роковым образом сталкиваются с рекой Олбани. Но эта река впадает в залив Джеймс, который, в свою очередь, является только рукавом Гудзонова залива. Отсюда надо сделать вывод, что золотые россыпи притаились в самой гуще тайги, в самом негостеприимном и суровом краю Северной Канады. Таким образом, все наши прежние предположения отпадают сами собой. Чтобы добраться до этих мест, надо совсем иначе снарядиться: такая экспедиция потребует очень много времени и большой смелости.

— Ура! — закричал Род. — Этим нас не испугаешь. Будущей весной идем туда. Не правда ли, Ваби? По рукам! Решено.

Две последующие недели охотники были всецело заняты выслеживанием зверя. Погода установилась идеальная.

Уже более двух месяцев прошло с тех пор, как они уехали из Вабинош-Хоуза, и Род стал подсчитывать дни, оставшиеся до возвращения домой. Ваби подвел итог их добыче; они располагали состоянием в тысячу шестьсот долларов: тут были и меха, и волчьи скальпы, и двести долларов чистым золотом. Наш юный горожанин не сомневался, что привезет матери не менее шестисот долларов. Его доля равнялась заработку за целый год.

Он не скрывал от Ваби и своего страстного желания снова повидаться с Миннетаки. Ваби был рад, что чувство Рода к его сестре росло и росло, и часто мило подшучивал над своим другом.

Род питал тайную надежду, что Миннетаки-мать разрешит дочери сопровождать Ваби в Детруа, а там его мать вскоре полюбит, это он знал хорошо, прекрасную девочку далекого Севера.

Истекала и третья неделя. Было решено, что она будет и последней и что дней через восемь они двинутся в сторону Вабинош-Хоуза, куда прибудут к первому февраля. Род не мог сдержать своей радости.

В один из этих уже последних дней Род и Мукоки отправились на охоту, а Ваби остался сторожить хижину. Род тотчас же поднялся на вершину соседних гор, а Мукоки держался склона противоположных скал. Достигнув гребня гор, Род остановился и окинул взглядом пейзаж, расстилавшийся под его ногами.

Вдали Род отчетливо видел Мукоки, он шел по снежному склону и казался маленькой черной точкой. К северу стелилась тайга и терялась где-то в бесконечности. На востоке, на расстоянии каких-нибудь двух миль, что-то копошилось в снегу: вероятно, лось или олень. На западе находилась или, вернее, должна была находиться старая хижина.

Крик ужаса невольно вырвался из груди юноши, за первым последовал второй.

Там, где стояла их лачуга, подымался столб густого дыма, заволакивая небо. Слышались ружейные залпы.

Род знал, что его крик не долетит до индейца, и все-таки он звал его, звал изо всех сил:

— Мукоки, Муки!

Вдруг Род вспомнил, что еще в начале экспедиции они условились насчет сигналов о помощи, он дал два выстрела, через минуту еще три, быстро один за другим. Мальчик заметил, что индеец, с которого он не спускал глаз, остановился, обернулся, стал прислушиваться. Тогда он повторил свой сигнал. Мукоки понял. Он круто повернул свои лыжи и помчался в сторону выстрелов, с неимоверной скоростью взбираясь по снежному склону.

Род время от времени давал выстрелы. Через четверть часа Мукоки, едва переводя дыхание, стоял рядом с ним на гребне холма.

— Вунги, — крикнул Род, — они напали на нашу стоянку. Смотрите, я слышал ружейные выстрелы, перестрелку.

Мукоки всмотрелся в облако дыма, стелившееся над долиной. Мигом оглядел старый следопыт горевшую хижину и, не говоря ни слова, с головокружительной быстротой бросился вниз со снежного холма.

Род скользил по его следам, с трудом поспевая за ним, но и в нем горела безумная жажда отмщения. Все лицо его было в ссадинах, покрыто кровоподтеками. Сосновые ветки хлестали его. Мукоки несся прямо на них, срезая себе путь.

Только на несколько минут индеец опередил Рода, когда они достигли холма, высившегося над озером и стоянкой.

На их глазах обрушилась охваченная пламенем хижина, и сейчас перед ними торчала какая-то дымящаяся груда обломков. Ваби не было!

Но вблизи этих обломков лежала в снегу какая-то человеческая фигура. Мальчик схватил Мукоки за руку, рот его стал подергиваться от судороги, он не мог произнести ни слова, только молча указывал на нее индейцу.

Старый индеец и сам видел это тело. Мучительно-печальным взглядом он посмотрел на белого юношу.

«Неужели это Ваби? О, если это Ваби…»— казалось, говорил его взгляд.

Перед Родом стоял сейчас не человек, а разъяренный зверь, обезумевший от злобы.

Одним прыжком оба очутились у озера и того места, где некогда стояла их хижина. Мукоки наклонился над человеком, который зарылся в снег. Он повернул его лицом кверху и поднялся.

Это был не Ваби!

Перед ним был страшный труп могучего индейца, голову которого изрешетили пули.

Род вздрогнул, но облегченно вздохнул. Тем не менее силы оставляли его. Быстрота бега и пережитые волнения истощили его, и он опустился на снег рядом с трупом.

Между тем Мукоки нервно разбрасывал горячий пепел, оставшийся от их лачуги, и ногами и прикладом ружья.

Род сообразил, что Мукоки старается разыскать хотя бы обуглившиеся останки Ваби, погибшего в пламени или под обломками рухнувшей хижины. Всякий раз, когда индеец наклонялся над каким-нибудь обгоревшим предметом, Род дрожал от страха.

Мукоки без устали перебирал тлевшие головни и раскаленный докрасна уголь, и запах спаленных мокасинов долетал до Рода.

Вдруг он кинул в сторону мальчика несколько камешков — это были самородки золота! Какое дело ему до всех этих сверкающих сокровищ! Теперь у него только одно желание и одна мысль: найти Ваби, дорогого ему Ваби, на которого индейцы, как жалкие трусы, напали из засады. Но скоро, скоро он обрушит на них свою месть. Ваби и Миннетаки, ведь в них же вся его жизнь!

Почти задыхаясь от дыма, с лицом, почерневшим от копоти, он вернулся к Роду.

— Ему нет там! — это были первые его слова за все время. Мукоки снова наклонился над трупом и, злорадствуя, с каким-то торжеством воскликнул:

— Этот здорово умер!

Потом стал изучать следы, которые тянулись по снегу. Он сразу же понял, что вунги, выйдя из кедрового леса, прошли позади хижины и сзади ворвались в нее. Другой ряд следов указывал направление, в котором они удалились. Пять человек участвовали в нападении. В счете Мукоки не ошибся.

Но что сталось с Ваби? На это ответа не было. Если вунги взяли его в плен и увели с собой, то на снегу оставался бы след пяти пар ног. Это понимал хорошо и Род.

Раздумывая над тем, куда мог деваться Ваби, Мукоки стал снова перерывать потухший костер. Но и на этот раз поиски оказались безуспешными. Ваби не погиб во время пожара, но и вунги, предварительно убив, не бросили его в огонь. Единственный вывод, который можно было сделать, заключался в том, что юноша боролся, в борьбе убил одного из нападавших и, несомненно раненный, был схвачен и унесен индейцами.

Надо было во что бы то ни стало догнать похитителей. Быть может, они не успели уйти дальше нескольких миль. Тогда через час можно было бы настичь их.

Мукоки вернулся к Роду, тот машинально поднял со снега золотые самородки и машинально опустил их в карман. Вид у Рода был чрезвычайно подавленный.

— Я следовать за ними и убивать, — сказал Мукоки, — следовать быстро и убивать много! Вы оставаться.

Родерик сразу вскочил на ноги.

— Ты хочешь сказать, Муки, что мы должны настичь их и убить? Можешь быть уверен, что я не отстану от тебя. Показывай дорогу — я последую за тобой.