Ваби прибежал.

— Чудесное место для стоянки на сегодняшнюю ночь, — сказал он. — Нам здорово повезло. Благодаря вам, у нас будет сегодня настоящий пир, а дров здесь хватит, чтобы разложить костер и изжарить мясо. Вот видите, как я был прав, когда говорил, что жизнь хороша у нас на Северной Земле.

Потом он позвал старого индейца:

— Олла, Муки!

Этот индеец был родственником старого Вабигуна. Его настоящее имя было Мукоки, но звали его сокращенно Муки. С раннего детства Ваби он был его верным товарищем и спутником.

— Муки, ты выпотрошишь нам по всем правилам искусства этого молодца. Ладно? А я займусь тем временем устройством стоянки.

— Можно будет сохранить шкуру? — спросил Род. — Это мой первый трофей, и, конечно…

— Ну разумеется, можно, — отвечал Ваби. — А пока помогите мне развести огонь. Иначе вы можете простудиться.

Действительно, Родерик, радуясь своей первой ночной стоянке, почти позабыл, что промок до костей и что уже наступила холодная ночь.

Скоро длинные языки пламени вырывались уже из потрескивавшего костра и разливали на тридцать футов вокруг свои свет и тепло. Ваби принес из лодки тюк с одеялами и, заставив Родерика раздеться, тепло закутал его, а снятое с него мокрое платье развесил близ огня, чтобы оно просохло.

После этого, к великому восхищению Рода, Ваби занялся устройством убежища на ночь, которая обещала быть холодной. Не переставая слегка насвистывать, юноша взял из лодки топор, направился к группе кедров и начал срезать сучья с их веток. Род не хотел оставаться без дела и присоединился к Ваби, подвязав вокруг себя одеяло, отчего он все время спотыкался и имел довольно забавный вид.

Две большие раздвоенные на концах ветки были вертикально вкопаны в землю на расстоянии восьми футов друг от друга. На их разветвлениях было положено горизонтально маленькое дерево, которое должно было послужить основой для крыши. По правую и левую стороны, наклонно к земле, поставили еще около полдюжины больших веток в виде остова, и на них набросали сучья кедра. После получаса работы хижина уже приняла определенную форму.

Постройка была почти готова, когда Муки кончал обдирать и разрезать на части медведя. На пол хижины были набросаны ветки, испускающие смолистый запах, которые должны были служить кроватями.

Скоро большие куски медвежьего мяса были положены на раскаленные уголья, а аромат кофе, кипящего в котелке, смешался с аппетитным запахом мучных лепешек, поджаривавшихся в шипящем жиру на маленькой печке, и тут Род понял, что самые прекрасные из его снов осуществились.

Последовавшие затем три дня пути Род продолжал набираться опыта.

В одно прекрасное морозное утро, прежде чем его спутники проснулись, он, ни слова не говоря, оставил стоянку, вскинув на плечо ружье Ваби. Он дал два выстрела по красной лани и оба раза промахнулся. Потом он запыхался, преследуя оленя, но с тем же результатом, так как олень спасся от него, бросившись вплавь по озеру Эстюржон, а он три раза безуспешно выстрелил в него с далекого расстояния.

Пароход, на котором они ехали, рассекал спокойные воды озера Нипигон. В один чудесный день Ваби первый заметил своим острым взглядом бревенчатые домики Вабинош-Хоуза, столпившиеся у опушки огромного леса, терявшегося вдали.

В то время как они приближались к берегу, он с радостью показывал Роду магазины фактории, маленькую группу домиков, где жили служащие, и дом директора, который должен был открыть перед Родом свои двери и принять его под свой кров.

Когда берег был уже недалеко, от него отделилась лодка и поплыла навстречу пароходу. Юноши увидели, что кто-то машет им белым платком в знак приветствия. Ваби ответил радостным криком и дал выстрел в воздух.

— Это Миннетаки! — воскликнул он. — Она мне обещала, что будет сторожить наш приезд и сама выедет к нам навстречу.

Миннетаки! Легкая нервная дрожь пробежала по телу Рода. Тысячу раз в вечера, проведенные перед огнем в квартирке миссис Дрюи, Ваби описывал ему молодую девушку. Вечно он вплетал свою сестру в разговор, связывал ее со всеми проектами, которые они строили, и мало-помалу, сам этого не сознавая, Родерик воспылал мечтательной любовью к той, которую он не видел никогда в жизни.

Молодые люди и Мукоки тотчас же подъехали к ней в береговой лодке.

Вся сияющая, с радостным возгласом, Миннетаки наклонилась к брату, чтобы поцеловать его. В то же время ее черные глаза бросили любопытный взгляд на того, о ком она так много слышала.

Ей было в то время пятнадцать лет. Подобно всем индейским девушкам ее возраста, она была гибка и стройна и походила на вполне сформировавшуюся женщину, особенно своей бессознательной грацией и женственностью своих движений. Волна слегка завивавшихся черных волос обрамляла прелестное личико, как решил про себя Род, одно из самых привлекательных, какие ему когда-либо приходилось встречать. Тяжелая коса, переплетенная красными осенними листьями, падала на плечи Миннетаки.

Она выпрямилась в своей лодке и улыбнулась Роду. Он тоже встал, чтобы вежливо ответить на ее приветствие, сняв шляпу, как полагается среди цивилизованных людей. Но в этот самый момент порыв ветра унес его головной убор в озеро.

Последовал взрыв смеха со стороны юношей и молодой девушки, и старый индеец не замедлил к нему присоединиться.

С этого момента лед был сломан, и, хохоча Роду прямо в лицо, Миннетаки направила свою лодку к его плавающей шляпе. Она выудила ее и протянула молодому человеку на конце весла.

— К чему это, — сказала она, — кутать голову до наступления больших холодов? У Ваби тоже есть такая привычка. У меня нет.

— В таком случае и я не стану этого делать, — галантно ответил Род.

И оба, среди взрывов веселого смеха, почувствовали, что краснеют.

Полное охотничье снаряжение ждало белого юношу в приготовленной для него комнате Вабинош-Хоуза: ружье системы Ремингтон с пятью зарядами, весьма страшное на вид, совсем такое же, как у Ваби, револьвер большого калибра, лыжи и десяток других принадлежностей, необходимых всякому, кто собирается предпринять длительную экспедицию в Великую Белую Пустыню. Род в первый же вечер примерил свое снаряжение.

Ваби тем временем отметил на карте их предполагаемый маршрут и обвел границы территории их будущей охоты. Волки, постоянно преследуемые в ближайших окрестностях фактории, стали здесь очень редки и слишком осторожны. Но на расстоянии сотни миль к востоку, на землях, почти еще девственных, они водились в изобилии, истребляя массу лосей, ланей и оленей.

Туда-то и предполагал направиться Ваби, там и собирался он зазимовать. Надо было не откладывая двигаться в путь и, напав на звериные тропы, в их центре построить как можно скорее, прежде чем начнутся большие снегопады, бревенчатую хижину, в которой охотники смогли бы укрыться в период сильных морозов.

Поэтому было решено, что мальчики в сопровождении Мукоки уже через неделю отправятся в свою экспедицию.

Родерик употребил наилучшим образом те несколько дней, которые ему оставалось провести в Вабинош-Хоузе, и в то время как Ваби, по случаю краткого отсутствия своего отца, заменял его в торговых делах, он получал от хорошенькой маленькой Миннетаки свои первые уроки вольной жизни.

Плывя в лодке с ружьем в руке или же изучая с ее помощью таинственные сигналы лесной жизни, молодой человек не переставал смотреть на девушку с нескрываемым восхищением.

Когда он видел ее склонившейся к свежему следу, всю трепещущую, с внезапно загоревшимися и сверкающими, как раскаленные угли, глазами, с тяжелой копной пропитанных теплыми отсветами солнца волос, которые мели вокруг нее землю, она казалась ему очаровательной и живой картинкой и могла, конечно, тронуть сердце восемнадцатилетнего юнца. Сотни раз он призывал небеса в свидетели, что, начиная с кончиков ее хорошеньких ножек, обутых в мокасины, и кончая макушкой ее головы, не было в мире ей равной. Не один раз делился он своими чувствами с Ваби, который восторженно соглашался с ним. Поэтому-то неделя не успела еще окончиться, как Миннетаки и Род стали уже неразлучными товарищами. И не без некоторого сожаления встретил молодой охотник занимавшуюся в небе зарю того дня, когда они должны были углубиться в самое сердце Великой Белой Пустыни.