Но мне, кажется, пора отправляться дальше. Иначе придут злые дяди и скажут: "Все, хватит! Погулял - и будет! Пора и честь знать!"

"Фрагментарное копыто неподкованной собаки!"

Шпак сделал небольшую паузу, окинул взглядом сидящих в конференц-зале людей.

Да, некоторые из корреспондентов знают о проблеме не понаслышке. Тусклые взгляды, печать равнодушия на лицах, отсутствие интереса ко всему, что не касается их лично. И это журналисты! Многим из них остро необходимо лечение. Хотя бы в витаскопе; Ведь единственный и неповторимый витат-рон - удовольствие слишком дорогое. Дорогое даже для них, репортеров известных газет, журналов и телекомпаний.

- Именно этим я и руководствовался, - продолжил Шпак, - разрабатывая программы для витаскопа. Это - синтез двух наиболее значительных достижений науки двадцать первого века. Как известно, медицина научилась искусственно вводить человека в состояние летаргии, при котором он совершенно не стареет. Современная компьютерная технология позволяет погружать человека в виртуальную реальность, практически не отличимую от реальности обыкновенной.

Я же, разрабатывая витаскоп, впервые объединил эти два достижения. И теперь пациент, пожелавший на время выпасть из потока жизни, не просто не стареет, но еще и наслаждается тем, чего он напрочь лишен в своем санаторном существовании, - жизнью!

Как вы знаете, сегодняшняя пресс-конференция посвящена знаменательному событию: со дня на день в нашем витатроне будет полностью излечен от депрессии стотысячный пациент. Может быть, вы даже будете свидетелями выхода его из летаргии. Как только кто-нибудь начнет просыпаться - нам сразу же сообщат. А пока прошу задавать вопросы.

Первой руку подняла очень красивая женщина в строгом темно-зеленом костюме. Шпак сразу узнал ее: Линда Денни, ведущая теленовостей. Ей и предоставил ведущий право задать первый вопрос.

- Программа Си-эн-эн. Разве вы не знаете точное время выхода из летаргии стотысячного пациента?

- Нет. Сеансы бывают разной длительности, от нескольких часов до нескольких недель. Никто не знает, какому пациенту что выпадет.

- И вы даже приблизительно не представляете, кто окажется счастливчиком и получит право на бесплатный сеанс?

- Приблизительно представляем. Специально перед конференцией мы проанализировали текущий список пациентов и выяснили, что один из них спит точнее, грезит, - уже шестнадцать недель. Это - своеобразный рекорд. По-видимому, его пробуждение начнется с минуты на минуту.

Следующий вопрос задавал очень серьезный молодой человек.

- "Комсомольская правда". Все ли пациенты излечиваются? В частности, те, кому "повезло" и они за немалые деньги получили право только на несколько часов сна, излечиваются ли они?

- Излечиваются все. Эффект достигается не за счет длительности сеанса, а благодаря переживаемым эмоциям. Интенсивность же их настолько велика, что от депрессии не остается и следа.

- Газета "Файнэншнл тайме". Правда ли, что основное содержание сеансов это тот же секс, те же драки, что и в фильмах-боевиках, только вместо хэппи-энда - хэппи-смерть?

- Не секс, а любовь. Настоящая, искренняя, та, от которой умирают. Не драки, но борьба за собственную жизнь. А смерть, как неопровержимо доказано исследованиями ученых, работающих в нашем институте, вообще является сильнейшим переживанием, испытываемым человеком, - естественно, если не считать эмоций, связанных с рождением каждого из нас и, к сожалению, забытых каждым из нас.

- Агентство "Рейтер". Известно, что в мире сейчас насчитывается около сотни витаскопов. Некоторые из них намного крупнее вашего. Почему именно он считается восьмым чудом света?

- Я с удовольствием отвечу на ваш вопрос, но чуть позже. А сейчас давайте перейдем в одну из палат, чтобы вы могли все увидеть собственными глазами.

Солнце палит нещадно. И хоть над скамьями галерников устроены навесы, пот градом течет по нашим телам и лицам, разъедая ссадины и раны. К тому же на море - полный штиль. А значит, милосердный ветерок не овевает наши измученные тела.

Галера идет медленнее, чем обычно, и палубный сегодня особенно жесток. То с бака, то с кормы слышатся удары его бича и грубая брань.

Он так глуп, что даже бранится скучно и неинтересно. И он меня ненавидит. Поэтому, как бы я ни налегал на весло, каждый раз, когда палубный проходит мимо нашей скамьи, бич со свистом рассекает воздух и оставляет на моей спине очередную красную полосу. Неделю назад ссадины загноились, и я знаю, жить мне осталось недолго. Меня радует это. Единственное, что обрадовало бы еще больше, - известие о том, что жестокий палубный отправился кормить акул раньше, чем я.

Палубный приближается. Вполголоса окликнув Александра, молодого грека, сидящего на соседней скамье у самого борта, я едва заметно киваю: сейчас. Сейчас, потому что временами у меня темнеет в глазах и я боюсь потерять сознание. Сейчас, потому что силы мои убывают уже не с каждым часом, а с каждой минутой. Сейчас, потому что иначе - никогда, а я хочу хоть немного порадоваться перед тем, как меня, еще живого, бросят за борт.

Когда тень, отбрасываемая палубным, накрывает лоснящуюся потом спину сидящего впереди меня гребца, Александр резко ослабляет усилие. Его весло начинает отставать. Палубный мгновенно определяет, кто виновник - на то он и палубный, - и взмахивает бичом. Но Александр - неслыханное дело! - ухитряется увернуться от удара. Молодой, ловкий, еще не отупевший и не смирившийся...

Палубный, опешив от неожиданности, не кричит, а буквально ревет и, сделав пару быстрых шагов по направлению к строптивцу, раз и другой взмахивает бичом.

Теперь он стоит совсем близко от меня. Настолько близко, что я, несмотря на оковы, могу вытащить из-за его пояса длинный нож.

Сил у меня немного, но, лезвие ножа столь остро, что он без труда входит в толстое брюхо палубного по самую рукоятку.

Вместо того чтобы отнять у меня нож, палубный хватается за живот, наклоняется, пытаясь зажать обеими руками огромную рану, и я вонзаю лезвие ему в горло. Последнее, что я успеваю, - это завопить, точнее, захрипеть от радости.

Никогда в жизни я не был так счастлив, как в это мгновение.

Но этот хрип, похоже, отнимает у меня последние силы. Выбеленные ветром, водой и солнцем доски палубы становятся такого же цвета, как хлещущая из ран моего врага кровь, - черного. Потом палуба вдруг опрокидывается на меня, я пытаюсь оттолкнуть ее рукой...

- "Коробейники кукуют..."

- Это - одна из палат, - сказал Шпак, гостеприимно распахивая дверь. Подождав, пока все корреспонденты войдут и разместятся вдоль стен, он продолжил:

- Всего таких палат сто двадцать восемь, и в каждой - по восемь саркофагов.

Саркофагами он назвал закрытые прозрачным пластиком ложа, установленные "ромашкой". В сердцевине "цветка" стоял замысловатой формы агрегат, к которому от каждого саркофага тянулись провода и шланги. На ложах, укрытые простынями, лежали мужчины и женщины. Лица их были безмятежно-спокойны и абсолютно неподвижны.

- Как видите, ни один саркофаг не пустует. Более того, освобождения каждого из них ждут три-четыре человека. И это несмотря на то, что стоимость сеанса, в зависимости от его продолжительности, составляет сейчас от двадцати до ста тысяч долларов!

- Вы обещали ответить на мой вопрос.

- Ах да! Дело в том, что это - первый в мире витаскоп. Аналогично тому, как это делается сейчас во всех других витаскопах, гипернейрокомпьютер должен был навевать введенным в состояние летаргии пациентам сны, почти неотличимые от реальности. Для этого в него были введены все сюжеты мировой литературы, кинематографа, театра и телевидения, из которых витаскоп мог создавать всевозможные комбинации.

Первое время он так и делал. На контрольных экранах врачи могли видеть то же самое, что видели - точнее, переживали - их пациенты. Еще врачи могли подбирать желательные на их взгляд сюжеты и просматривать их на дисплеях до показа пациентам.