- Минуточку, - говорю я, - я толькв-встану от вас против ветра, а то, не сочтите за оскорбление, от вас несет, как от вашей церкви.

Я обошел ее, сделал пару шагов назад, чтобы можно было дышать свободно, и начал:

-Чего я хочу, это оказаться на Кае... на Бромиосе со своими соложницами, а что мне надо, так это найти Кадака. Он нам требуется для исключительно важного религиозного ритуала, вы меня, конечно, простите, но вам как еойке этого не понять.

Она потупила глазки (четыре) и похлопала накладными ресницами (на трех из них). Что вы хотите - нафке, дамочка легкого поведения, куртизанка помоечная, буммерке.

- А что вы могли бы предложить в качестве дара за поиски этого Кадака?

Вейзмир! Я так и знал. Я с самого начала знал, что эти чертовы поиски Кадака дорого мне встанут. Глядела она точно на мою сумку.

- Пара монет сойдет?

- Я не совсем об этом, - сказала она, не сводя взгляда с сумки, и тут я сообразил - и честно скажу, по мне мурашки так и забегали, - что она косит на четыре из шести передних глаз. Смотрела она на мой пупик.

Что? Да я тебе втолковываю, бабочка ты этакая, что пялилась она вовсе не на сумку, которая спокойно висела себе на моем левом боку. Эта косоглазая всеми четырьмя глядела на мой маленький симпатичный пупик. Что? Ну, вы меня простите, господин Молчаливая-Бабочка-С-Очень-Тупой-Мордой, но мне надо было сообразить, что у бабочек пупиков нет. Пупок. Ямочка в животе. Теперь ясно? Что? Ну, может, мне совсем опохабиться и разъяснить бабочке, которая привыкла штапить цветочки, что мы совокупляемся пупиками? Женщина вставляет длинный средний палец нижней правой руки прямо в пупик и делает туда-сюда, и вот так мы штап. И тебе это обязательно было знать? Обязательно... Пошляк ты, и похабник.

Хотя все же не такой, как эта нафке, шлюха, блудница вавилонская.

- Слушайте, - говорю я, - вы таки меня извините, но я не из этой породы. Я себя для соложниц берегу. Ну, вы-то меня, наверное, поймете. Кроме того, опять же извините, но я с незнакомками не штап. И вы бы с этого большой радости не поимели, я вам точно скажу. С Евзисем штап никуда не годится, всякий подтвердит. Вам мой пупик вовсе не понравится, совершенно. Что бы вам не взять пару монет и не потратить их на Касри... на Бромиосе? Может, такая красотка там начала бы свое дело.

Слава Богу, Он не поразил меня громом в задницу за то, что я назвал красоткой эту пошлую косоглазую гойише нафке.

- Так тебе нужен Кадак или нет? - спрашивает она, глядя на две вещи одновременно.

- Пожалуйста, - всхлипнул я.

- Не плачь. Сеймул мой бог, я верую в Сеймула.

- А он-то здесь при чем?

- Мы последние из верных нашей Церкви. Мы намерены оставаться на Зушшмуне до Перемещения. Так приказал Сеймул. Мне этого не пережить. Я понимаю, какие катаклизмы творятся, когда планету выводят с орбиты.

- Ну так смывайся, - предложил я. - Что вы за дебилы такие?

- Мы - верные.

Это меня заткнуло ненадолго. Даже гои, даже психованные поклонники этого Шмуля таки должны во что-то верить. И это правильно. Но очень тупо.

- Ну а меня это каким боком касается, дамочка?

- Я хочу трахнуться.

- Ну так пойдите в Собор и штап кого-нибудь из своих собратьев!

- Они молятся.

- Кому? Статуе вроде ковыряющего в носу здорового жука, в грязи и дерьме и дреке?

- Не оскорбляй Сеймула.

- Да я лучше язык себе отрежу.

- Этого не надо, а вот пупок подставь.

- Что вы за похабень несете, дамочка?

- Тебе нужен этот Кадак или нет?

Не стану рассказывать о последовавших непристойностях. Мне стыдно даже думать об этом. Ногти у нее были грязные.

Скажу только, что, когда она кончила терзать мой пупик и я рухнул у стены из кизяка со стекающим по животу розовым шмуцем, я узнал, что Кадак оказался Отступником не менее паршивым, чем евреем. Как-то раз он взбесился, точно как тогда в синагоге, и принялся кусать статую ихнего жучьего бога. Прежде чем его оттащили, откусил Шмуглю коленную чашечку, так что из Церкви Кадака выставили. Нафке знала, что случилось с ним дальше, потому что он пользовался ее услугами (бреч от такой мысли можно) и кое-что ей задолжал. Так что она последовала за ним в надежде выколотить долг и видела, как его бросало от религии к религии, пока Кадака не приняли Рабы Камня.

Ну, я встал, как мог вымылся в фонтане, произнес пару кратких молитв, чтобы не заразиться от той грязи под ногтями, и пошел искать Рабов Камня, то есть этого проклятого Кадака.

Катился я неровно, прихрамывая. Знаешь, ты бы тоже хромал, бабочка, если бы тебя так изнасиловали. Только представь на секунду, как бы ты себя чувствовал, если бы цветочек взял тебя за тухес и загнал бы свои тычинкипестики тебе в пупик} Что? Ну, чудно. У бабочек нет пупиков.

Вот стою я тут в песках и болтаю с тобой, а ведь это далеко не самое приятное, что бывало со мной в жизни.

Рабы Камня собрались в лощине сразу за городской чертой Гумица. Губернаторы их в город не пускали. И не зря. Если вам кажется, что Отступники - настоящие ублюдки, то поглядели бы вы на Камни. Такие красавчики!..

Они превратились в большие камни. С языками, как веревочки, футов по шесть-семь, свернутыми внутри. И когда мимо, жужжа, пролетает крендл, или знай, или бычья муха хлюп! - выстреливает этот уродливый язык и хватает муху, и заматывает в себя, и возвращается, и размазывает муху по камню, и камень становится мягким и пористым, как гнилой плод, и всасывает в себя весь дрек и всю мерзость. Такие лапочки, эти Камни. Я так и ожидал, что Кадак превратится во что-нибудь этакое, когда ему станет тошно быть собой. Ох, спасибо ребу Иешае за прогулочку.

Нашел я в конце концов главный Камень, торчащий в этой долине, а вокруг остальные Камни делают "хлюп!" и "фьють!" и всасывают жучков. Не лучший день в моей жизни, скажу я вам.

- Как поживаете? - Я решил, что так обратиться к камню будет вежливее всего.

- Откуда вы узнали, что я главный Раб? - спросил Камень.

- У тебя самый длинный язык.

"Хлюп!" Летел себе знай, жужжал песенку, никому не мешал - и получил в пуним; длинный такой язык, как мокрая лапша, подхватил его за пуним, развернул и размазал по Камню. И разбрызгал на меня. Нет, этого парня я бы на обед не приглашал.