Кит вслушивался в стрекот цикад, пение ночных птиц. Все, о чем говорила сейчас Гейл, не было для него новостью; но то, что теперь он выслушивал это от кого-то другого, постороннего, придавало известным ему вещам новые смысл и значение. Где-то в глубине его сознания, там, где обитала давно уже усвоенная им мораль, притаилась мысль, что он не имеет права разрушать брак, дом, семью. За долгие годы своей работы ему не раз приходилось оказываться в ситуациях, которые можно было бы посчитать несколько неделикатными, возможно, даже грубыми и постыдными, но все это бывало где-то и когда-то. Теперь же такая ситуация возникала в данный момент и здесь. В родном городке, можно сказать, в собственном доме. Но если верить Гейл и Джеффри, то семейную жизнь Бакстеров вряд ли можно назвать счастливой, мистер Бакстер – явный социопат, а миссис Бакстер нуждается в помощи. Да, похоже, нуждается.
– В чисто профессиональном отношении этот тип – неандерталец, – говорил между тем Джеффри Киту. – У него серьезные трудности со всеми подростками в городе. Да, конечно, очень многие из этих ребят странно одеваются, носят волосы до плеч или, наоборот, бреются наголо; они слоняются без дела по улицам, развлекаются тем, что взрывают в парке взрывпакеты, и все такое. Мы в свое время тоже занимались разными глупостями. Но, вместо того чтобы как-то им помочь, Бакстер их гоняет и воюет с ними. У него в полиции нет ни офицера по работе с подростками, ни каких-либо связей со школами. Только патрульные машины, полицейские и тюрьма. Городок постепенно умирает, а Бакстер этого даже не видит. Ему подавай законность и порядок, больше его ничто не интересует.
– Законность и порядок – суть его работы, – заметил Кит.
– Верно, – согласился Джеффри, – но я тебе больше скажу: он даже и это не способен обеспечить. У нас тут пока еще преступность небольшая, но с каждым днем становится все хуже. Уже появились наркотики – не легкая травка, а настоящие наркотики, – а Бакстер даже представления не имеет, откуда они берутся в городе, кто их продает, кто покупает. Изменился и характер преступности, и тип преступников, а Бакстер остался прежним. У нас сейчас стало больше повседневного насилия, чем было раньше, появились случаи угона машин, в этом году имело место даже уже два изнасилования, и был случай, когда приехала на машинах банда из Толидо, с оружием, и ограбила наш местный банк. И поймала их полиция штата, а не Бакстер. Штат предложил нашей полиции пройти программу переподготовки, но поскольку это не обязательно, то Бакстер послал их подальше. Он не желает, чтобы кому-нибудь стало известно, насколько он не соответствует должности, коррумпирован и в какое гестапо превратил полицию Спенсервиля.
Кит не ответил. До сих пор он в общем-то склонен был проявлять известное великодушие и считать Клиффа Бакстера пусть грубым, жестким, но толковым полицейским. Гнусной личностью, но хорошим начальником полиции, искренне пекущимся об общественной безопасности. Но, с другой стороны, тот случай на стоянке возле супермаркета и постоянные появления полицейских машин возле его дома уже достаточно ясно продемонстрировали, что он имеет дело с разложившейся, коррумпированной полицией.
– Бакстер утверждает, что причина нынешнего прилива преступности кроется в наркотиках, и он отчасти прав, – продолжал Джеффри. – Но он винит в этом и школы, и родителей, и телевидение, МТВ, кино, музыку, видеосалоны, непристойные журналы и тому подобное. О'кей, возможно, доля истины во всем этом и есть; но ведь он совершенно не видит связи преступности с безработицей, с тем, что подростки маются от безделья, им нечем заняться, что у них нет тут никаких возможностей, нет мотивации.
– Джеффри, – возразил Кит, – когда это маленький американский городок был другим? Быть может, именно жесткая полиция здесь действительно и нужна. Возможно, какие-то непростые, прогрессивные решения хороши применительно к крупным городам; но здесь тебе, дружище, не Колумбус и не Кливленд. У маленького городка свои проблемы, для которых нужны свои решения; а вам, ребята, надо бы быть поближе к реальности.
– О'кей, мы готовы быть ближе к реальности, – воскликнула Гейл. – Мы не те идеологи с вытаращенными глазами, какими были раньше. Но проблемы-то все равно остаются. Тебя вообще-то все это интересует? – спросила она Кита.
– Да, – ответил он, немного подумав. – Это ведь все-таки мой родной город. Я раньше надеялся, что здесь мало что изменилось и что я смогу найти тут тишину и покой; но, судя по всему, спокойно половить рыбку вы мне не дадите.
– Старые революционеры, как и старые солдаты, неисправимы, – улыбнулась Гейл. – Они просто находят для себя новое дело.
– Я так и понял.
– Мы считаем, что Бакстер уязвим, – продолжала Гейл. – У него возникли профессиональные трудности, и этим можно воспользоваться.
– Может быть, кто-то просто должен научить его быть более чутким и дать ему несколько хороших советов. Ваш брат, прогрессист, оказывает такого рода помощь преступникам. Почему бы не помочь и полиции?
– Я понимаю, тебе хочется нас поддразнить, и у тебя это неплохо получается, – проговорила Гейл, – но я знаю, что ты все же умный человек. Ты же должен понимать, что Клиффа Бакстера спасти невозможно. Ни в профессиональном отношении, ни в духовном, ни в каком-либо еще. А если пока не понимаешь, то скоро поймешь. Господи, да он это даже сам понимает! А от таких мыслей начинает нервничать, метаться, как попавшая в ловушку крыса, и потому становится еще более опасным.
Кит кивнул, а про себя подумал: «Да, и как муж тоже».
– Мы считаем, что давно пора добиться его увольнения, – сказала Гейл. – Но нам нужна моральная победа, что-то такое, что могло бы активизировать общественное мнение. Кит, ты с опытом твоей-то работы…
– Вы ничего не знаете о моей работе, – перебил он ее. – Все, что я вам говорил, не должно выходить за пределы этого дома.
– Хорошо, – кивнула Гейл. – Но с твоим умом, обаянием и проницательностью ты мог бы здорово нам помочь. Мы бы хотели видеть тебя в наших рядах.
– В чьих это ваших?
– В нашей группе реформаторов.
– Я что, должен для этого записаться в члены демократической партии?
– Господи, нет, конечно, – рассмеялся Джеффри. – Мы не связаны ни с какой партией. В нашей группе есть люди из всех партий и всех классов, всех слоев общества. Среди нас есть священники, бизнесмены, школьные учителя, фермеры, домашние хозяйки… черт возьми, да почти все родственники Энни входят в нашу группу!
– Неужели правда? Интересно, как тогда в доме Бакстеров проходят праздники Дня благодарения?
– Как и большинство тех, кто на нашей стороне, они еще не заявили о своей позиции открыто, – ответил Джеффри и спросил: – Так мы можем на тебя рассчитывать?
– Н-ну… – По правде говоря, Кит и сам имел зуб на Клиффа Бакстера, поскольку тот был женат на Энни Бакстер. – Н-ну… – повторил Кит, – я еще не уверен, что здесь останусь.
– У меня сложилось впечатление, что ты уже это решил, – заметил Джеффри.
– Не совсем.
– Мы не просим тебя вызывать Бакстера на дуэль, – сказала Гейл, – и стреляться с ним в ясный полдень на Главной улице. Будет вполне достаточно, если ты просто скажешь, что тоже разделяешь нашу точку зрения, что от него необходимо избавиться.
– О'кей. В принципе, я всегда за то, чтобы избавляться от коррумпированных чиновников любого ранга.
– Вот и хорошо. Клифф Бакстер именно таков. На следующей неделе, в четверг вечером, мы проводим собрание. В церкви Святого Джеймса. Знаешь, где это?
– Да, я в нее когда-то ходил. А почему вы проводите это собрание не в городе?
– Люди не хотят, чтобы их на нем видели, Кит. Ты должен понимать.
– Я-то понимаю. Но, по-моему, вы переигрываете. Мы ведь все же живем в Америке. Черт возьми, воспользуйтесь залом городского собрания. Это же ваше право.
– Не можем. Пока еще не можем.
Любопытно было бы узнать, подумал Кит, в какой мере эта позиция продиктована стремлением самих Портеров возродить вокруг себя атмосферу революционной романтики, а в какой в ней отражаются действительные страхи и опасения.