Здесь уместно бросить взгляд на те теории стоимости, которые отрицают определение стоимости трудом. Обо всех этих теориях, как и о вышеупомянутых теориях, можно сказать, что это вовсе не теории стоимости, так как их представители под стоимостью понимают нечто такое, что вовсе не является стоимостью: потребительную стоимость, цену производства, среднюю цену.

Могут, конечно, сказать: всякий теоретик имеет право понимать под стоимостью всё, что ему угодно. Следует, дескать, считаться лишь с тем, правильно ли его объяснение того, что́ он понимает под стоимостью, или нет. А будет ли это теория потребительной стоимости, цены или чего-нибудь иного — это не имеет значения.

Однако ни в одной другой науке подобное мнение не было бы принято всерьёз. Оно было бы отвергнуто, как совершенно ненаучное и наивное. Возьмём в качестве примера атомную теорию.

Что бы мы сказали по поводу утверждения, будто каждый исследователь волей понимать под атомом всё, что хочет, хотя бы это была молекула или клетка; будто раз он даёт правильную теорию клетки, то безразлично, называет ли он свой вывод атомной теорией или как-нибудь иначе. Ему тотчас ответили бы, что когда говорят об атоме, то речь идёт не о голом названии, которое можно давать по произволу то той, то иной вещи, а о совершенно определённых явлениях, объяснением которых должна служить атомная теория, — явлениях, которые, между прочим, лежат в основе образования молекулы или клетки. Можно принимать или отвергать атомную теорию, т. е. объяснять данные явления посредством этой теории или как-нибудь иначе, но было бы грубой научной ошибкой называть атомом продукт тех процессов, которые, согласно данной теории, обусловливаются расположением атомов. Никогда нельзя смешивать основное явление с производным.

В естествознании невозможны никакие сомнения на этот счёт. Явления, рассматриваемые политической экономией, сложнее, но и она должна удовлетворять тем же требованиям, как и естествознание. Законом стоимости должны быть объяснены совершенно определённые общественные отношения и явления, и неуместно называть законами стоимости и трактовать как таковые законы других отношений и явлений, обусловленных стоимостью.

Явление, которое всякая теория стоимости хочет и должна объяснить, есть обмен двух товаров. Общественное отношение, которое она хочет и должна объяснить, есть отношение между двумя товаровладельцами, обменивающимися своими товарами. Явление обмена товаров, из которого развивается затем купля-продажа, есть основное явление. Это пружина, приводящая в движение весь хозяйственный механизм современного общества. Поэтому всякое объяснение этого механизма должно исходить из исследования закона, управляющего обменом товаров, а это как раз и есть закон стоимости. Если бы мы понимали под законом стоимости объяснение какого-либо иного явления, то закону, лежащему в основании обмена товаров, необходимо было бы дать особое название. Но этого не делает ни одна из теорий стоимости. Следовательно, каждая из них хочет объяснить именно это явление.

Но если мы не будем упускать из виду то явление, которое должен объяснить закон стоимости, то легко поймём, что необходимо прежде всего строго различать термины потребительная стоимость и меновая стоимость и не считать их равнозначащими на том лишь основании, что в каждый из них входит слово стоимость. Некоторые теории стоимости выводят стоимость из полезности вещи: чем она полезнее, тем выше её стоимость. Это верно, если под более высокой стоимостью понимать бо́льшую потребительную стоимость, но неверно, если понимать под этим бо́льшую меновую стоимость.

Потребительная стоимость или полезность вещи означает отношение между отдельным человеком — потребителем — и этой вещью, а не общественное отношение, не отношение между двумя людьми, каким является отношение обмена. Или этим хотят сказать, что одинаково полезные вещи будут обмениваться одна на другую в одинаковых количествах? Но обмен или продажа по большей части состоит в том, что каждый продавец отдаёт вещи, не имеющие для него никакой потребительной стоимости, никакой полезности.

Когда булочник и его семья сыты, то выпеченный ими хлеб, который они продают, не имеет для них уже никакой потребительной стоимости. Если бы булочник не нашёл для него потребителя, то ему нечего было бы с ним делать. Напротив, тот же хлеб для проходящего мимо рабочего, который в этот день ещё ничего не ел, может иметь огромную потребительную стоимость. Меновая же стоимость хлеба для обеих сторон одинакова.

Допустим, что проходящий мимо рабочий — корзинщик, который разносит для продажи свои корзины. Булочник нуждается в корзине; последняя представляет для него большую потребительную ценность, а для рабочего — никакой. У последнего дома — целая куча корзин, ему самому не нужных. Он охотно отдаст корзины за определённое количество хлеба. Но в каком отношении будут обмениваться корзины и хлеб, если их владельцы будут исходить из полезности? Сколько караваев хлеба столь же полезны для корзинщика, как одна корзина — для булочника? Ясно, что совершенно невозможно сравнить между собой полезность двух различных потребительных стоимостей. Между ними невозможно установить количественное отношение. Если корзинщик получит за свою корзину 5 караваев хлеба, то было бы нелепо говорить, что корзина в пять раз полезнее или (в этом смысле) обладает в пять раз большей стоимостью, чем один каравай хлеба. Полезность различных товаров несоизмерима.

Разумеется, за разными единицами одного и того же вида товаров можно признать бо́льшую или меньшую степень потребительной стоимости. Прочная пара ботинок имеет бо́льшую потребительную стоимость, чем менее прочная, и я охотно заплачу за неё дороже, если только у меня есть в кармане деньги. Бутылка иоганнисбергского вина имеет бо́льшую потребительную и меновую стоимость, чем бутылка шпандауского или грюнебергского. Итак, можно подумать, что потребительная стоимость всё же является элементом стоимости товаров.

Но так только кажется. Если бы бо́льшая потребительная стоимость обусловливала и бо́льшую меновую стоимость, можно было бы спросить: почему каждый производитель не производит товаров только наилучшего сорта? Почему каждый сапожник не выделывает только самую шикарную обувь? Почему каждый винодел не выделывает лишь самые лучшие сорта вина?

Ответ прост. Лучшее качество ботинок есть следствие либо лучшего материала, который стоит больше труда и денег, либо — лучшей работы, т. е., при средней искусности рабочего, большей затраты труда. Вследствие этого, а не вследствие более высокой потребительной стоимости прочные ботинки дороже. Известно выражение, что самые дорогие товары всегда дешевле, т. е. их потребительная стоимость превышает потребительную стоимость товаров низших сортов в гораздо большей степени, чем их стоимость превышает стоимость последних. Пара ботинок ценою в 12 марок, быть может, проносится вдвое дольше, чем пара за 10 марок.

Более высокая цена некоторых сортов вина основала на том, что соответствующие сорта винограда родятся лишь в определённых местах. В этом случае закон стоимости вообще теряет силу, так как мы наталкиваемся здесь на монополию.[12] А закон стоимости предполагает наличие свободной конкуренции.

Всюду, где разница в качестве товаров одного и того же рода вызывает и разницу в ценах, эта последняя разница обусловлена либо различием в затрате труда, либо существованием монополии.

Другие теории стоимости смешивают стоимость с ценой. Они объясняют стоимость отношением между спросом и предложением. На самом деле спрос и предложение объясняют только, почему цена определённого товара всегда колеблется вокруг своей стоимости (или цены производства). Но они не объясняют, почему цена одного товара всегда в среднем на столько-то выше, чем цена другого, почему, скажем, в течение столетий фунт золота был в среднем в 13 раз дороже, чем фунт серебра.