У Андрея были свои, не менее убедительные, претензии к производственникам. Воспитанник Одинцова, он хранил обиды, нанесенные учителю. Ценные разработки не внедрялись годами… Нет, не стоит растравлять себя. У него — ограниченная, узкая цель: он приезжал выяснить условия будущей работы локатора.

И все же, собирая нужный материал, он не мог удержаться и, проклиная свое любопытство, постоянно отвлекался. То его восхищали, казалось бы, самые элементарные для любого монтера вещи, и он без стеснения обнаруживал свое невежество, то он вдруг ставил и тупик опытных инженеров, подмечая такое, что никому и в голову не приходило.

Каждая станция была открытием. Гидростанции были разные, как реки, на которых они стояли. Теплостанции — одни работали на угле, другие — на торфе. Никогда еще так стремительно не пополнялись его знания. Он собирал и впитывал все, не отдавая себе отчета, зачем это ему нужно, охваченный жадностью познания, самой притягательной из всех человеческих страстей.

Роковую роль в этом играл Борисов.

— Как, ты до сих пор не познакомился с Краснопевцевым? — коварно изумлялся он. — Он же на Пролетарской станции усовершенствовал регулятор напряжения.

— Зачем мне твой Краснопевцев? — защищался Андрей. — Хватит. К черту!

Я должен заниматься своим делом.

Борисов умолкал и, выждав некоторое время, подступал с другой стороны:

— На Пролетарской установлен генератор с водородным охлаждением.

Любопытная штука.

— Плевать я хотел на генератор! Нужен он мне, как корове седло.

Отцепись от меня со своими воспитательными приемчиками.

Поостыв, он ворчливо, невзначай бросал:

— Генератор-то, наверно, какой-нибудь старый приспособили?

— Новенький. Последний выпуск, — невозмутимо сообщал Борисов.

— Ты коварный искуситель, — сдавался Андрей. «Искуситель» всяческими способами заставлял Андрея присматриваться на станциях к людям.

Должность энергетика была, по его словам, самая главная должность на земле. Энергетики давали людям свет, тепло, силу, — это была их продукция.

Бесстрашно и умно управляли они напряжениями в сотни тысяч вольт, гигантскими машинами, где бушевали потоки воды, раскаленный пар под давлением в десятки атмосфер. Их профессия требовала непрерывного общения со смертельной опасностью.

Чем лучше они работали, тем незаметней выглядел их труд.

Попадая на станцию, Андрей забывал о словах Борисова. Со всех сторон его влекли к себе всевозможные реле, моторчики, регуляторы. Среди них встречались его давние институтские приятели. Он обнаруживал их на станционных пультах, в жаре котельных, у занесенных снегом затворов плотин, в трансформаторных будках. Иногда он с трудом узнавал их. На пульте Пролетарской станции он отыскал регулятор напряжения, про который ему твердил Борисов. Когда-то в аспирантуре Андрей участвовал в конструировании этого регулятора. За толстым стеклом, пощелкивая, изящно кланялись рычажки, вертелись зубчатки. Малиново светились радиолампы сквозь решетчатый футляр.

Но что-то чужое появилось в приборе. Лак потрескался, помутнели никелированные части, сбоку торчали какие-то грубо приваренные щитки неизвестного назначения.

Андрей невольно потер ладонь, нащупывая следы ожога. Это случилось еще в институте, когда, налаживая прерыватель прибора, он, одурев от долгих неудач, схватился за включенный провод.

— Где ж тут прерыватель, что-то я его не вижу? — спросил он у дежурного инженера.

Тот лениво ткнул пальцем в сторону радиоламп. Андрей заглянул сквозь дырочки футляра и ничего не понял.

Он вспомнил слова Борисова и спросил, где Краснопевцев. Оказалось, что этот дежурный инженер с припухшим сонным лицом и есть Краснопевцев.

— Куда же вы убрали прерыватель? — повторил Андрей. — Я знаю, что он был, я сам работал над этим регулятором.

— Добрый регулятор, — дипломатично заметил Краснопевцев.

— Значит, не очень, раз прерыватель убрали, — начиная злиться, сказал Андрей. — Для чего вы это сделали?

— А без него много лучше, — спокойно ответил Краснопевцев.

Пока он объяснял, почему «выкинул» прерыватель, лицо и вся фигура Андрея изображали поочередно сначала недоверчивую усмешку, потом стыд, потом шумный восторг. Действительно, лучше и проще. Однако Андрей был не новичок в науке, он знал цену подобной простоте.

— До чего ж у вас мило получается, — покачал головой Андрей. — Взяли да выбросили. Вы мне, как говорится, очки не втирайте. Много пересчитывать пришлось?

Наконец ему удалось чуть-чуть растормошить этого увальня. Краснопевцев достал клеенчатую тетрадь, исписанную вычислениями.

— Помаленьку у нас начинают заниматься автоматикой, — заговорил он.

— Несколько институтов запрягли в эту колымагу. Недавно приехал автор одной схемы. А наши релейщики тоже вроде меня кое-что подправили в его устройстве.

Так вы бы видели, в какую амбицию ударился этот деятель. Мол, как смеете без моего ведома, тоже, мол, исследователи. Так что разные авторы бывают. С вашим братом ухо держи востро.

Расчеты Краснопевцева отличались той завидной инженерной простотой, которой так недоставало самому Андрею. Опираясь на метод Краснопевцева, следовало бы вообще пересчитать весь регулятор.

— Ого! — оживился Краснопевцев. — Вы шутите!

— Обязательно пересчитайте. Чрезвычайно любопытно может получиться.

Сонная дымка снова затянула лицо инженера. Глазки его спрятались за припухшими щеками.

— Кто? Я? Куда там! Времени нет. Я дежурный инженер, тут ничем отвлекаться нельзя.

Он подошел к панелям, строго осмотрел приборы, постукал согнутым пальцем по стеклу амперметра. На все доводы он отвечал так, как будто Андрей уговаривал его заняться какой-то забавой, — У нас так повелось, — спокойно приговаривал он, — там, где начинается дежурный инженер и начальник цеха, там кончается собственно инженер.

Спор их прервался приходом лысого круглолицего человека.

— Товарищ директор… — начал было рапортовать Краснопевцев, но директор махнул рукой:

— Оставь ты, ради бога, я отдохнуть пришел. Краснопевцев представил Андрея.

— Калмыков, — сказал директор и, усаживаясь в кресло, устало вытянул ноги. — Калмыков второй и последний. В армии меня так звали. Я ростом не вышел, в строю замыкающим стоял. Был у нас в роте еще Калмыков первый. А я, значит, Калмыков второй и последний. Чего смеетесь? Мне это было хуже острого ножа, мало что второй, так еще и последний. Ну теперь, слава богу, у меня есть еще Калмыков третий и не последний… — Он благодушно похохатывал, радуясь возможности поболтать.

Разозленный упрямством Краснопевцева, Андрей слушал болтовню Калмыкова с неприязнью. Лысина сияет, толстый подбородок дрожит, сразу видно — человек самодовольный и хвастун.

— Ну так как же? — в десятый раз обратился Андрей к инженеру. Уж больно не хотелось ему отступиться.

Вместо ответа Краснопевцев, хитро щурясь, передал Калмыкову содержание их разговора. Калмыков оглядел Андрея и промолчал.

— Вас это не интересует? — иронически спросил Андрей. Калмыков жалобно вздохнул:

— Не везет мне сегодня. Сбежал с диспетчерского, чтобы не ругаться, и попал в полымя. Пойдемте лучше на солнышко. И он двинулся к дверям, ведущим на трансформаторную площадку.

На открытом бетонном балконе стояли великаны трансформаторы. Солнце поблескивало на лакированных ребристых изоляторах, под серыми стальными кожухами слышалось довольное басовитое жужжание.

— Ох и славно! На таком молодом солнышке самое время нагорать. — Калмыков расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук, блаженно подставляя солнцу черноволосую грудь.

— Ладно, — сказал Андрей в спину Калмыкову, — мы сами пересчитаем регулятор. Мы включим его в свою тематику. Но вам должно быть стыдно.

— А вам? — спросил Калмыков. — На пасху и в аду грешников не мучают.

— И после этого вы смеете упрекать ученых… Калмыков потер лысину жестом полной безнадежности.

— Разрешите, я вам байку одну расскажу. — Он вежливо взял Андрея под локоть и повел вдоль площадки, стараясь держаться солнечной стороны.