— …В антракте он меня спрашивает, не помогу ли я им с трансформаторным маслом.

— Вот жук, ради этого пригласил?

— Конечно. Я повернулась и ушла.

— Совсем?

— Как бы не так. Забралась на галерку и досмотрела.

— И куда им столько масла?

— Шутишь — тысяча трансформаторов.

Андрей вдруг представил себе, сколько цистерн масла поглощают аппараты станции. Но тотчас его внимание отвлек очкастый мужчина с толстым портфелем под мышкой. Он громко кричал своему собеседнику:

— В этом районе ни одного магазина! Мы оборудовали его холодильниками. У нас вентиляция!

— Товарищ абонент, в этом районе еще мощности нет, — уныло повторял его собеседник. — Подождите год.

— Смешно. Год! Смешно.

Разговор происходил у двери с надписью «Отдел приключений». Андрей понимал истинный смысл этих слов, но, посмотрев на унылого сотрудника этого отдела, улыбнулся. А жаль, что действительно не существует на свете такой отдел увлекательных, волнующих приключений!

И вдруг эта смешная надпись как-то по-новому осветила и его приход в лабораторию, и путешествие по зданию Управления. Да, и в его жизни началась пора неожиданных, удивительных событий. Начиналась, впрочем, не очень-то удачно, встретили его неприветливо… Того ли он ждал?.. А впрочем, ничего страшного не произошло. Посмотрим, как они будут выглядеть, когда дойдет до дела. Толком в осциллографе разобраться не умеют…

Он шел по высоким сводчатым коридорам, поднимался по лестницам, минуя какие-то залы и застекленные галереи, чувствуя себя уже не гуляющим наблюдателем, а разведчиком. Каждый шаг открывал новое, каждый встречный мог оказаться соратником или противником.

…Вот наконец и технический отдел. Ну что ж, зайдем представиться.

Сумерки затянули углы опустевшей комнаты. Утих шум в коридорах, смолкли телефоны, а они все еще сидели и никак не могли наговориться, наглядеться друг на друга.

— Так вот какой ты стал, Витька!

— Какой?

— Растолстел, солидный.

— А ты все растешь, вымахал с высоковольтную мачту. И чего тебя вверх тянет, Андрюха?

Они не виделись после окончания института. В студенческие годы были друзьями, хотя часто ссорились, а под конец, на пятом курсе, и вовсе разошлись. Тогда им казалось, что навсегда. Андрей Лобанов собирался остаться в аспирантуре. Виктор Потапенко ушел на производство.

Никто не понимал, почему профессор Одинцов предложил остаться в аспирантуре Андрею Лобанову. Лучшим студентом в группе считался Виктор. На защите главный инженер одной из электростанций сказал:

— Дипломный проект Потапенко — не ученическая работа. Наша станция получила инженерное решение одного из насущных вопросов.

Весь факультет тогда гордился Виктором. Недаром преподаватели единодушно отмечали его способности. Учеба давалась ему легко, не в пример Андрею. У Андрея было несколько любимых предметов, но и в них его интересовало только противоречивое, неясное. Когда лектор говорил: «Тут, товарищи, существует несколько мнений, явление это мало исследовано», Андрей усаживался за книги или оставался по вечерам в лаборатории. Неизвестное вызывало в нем бурный протест и нестерпимое любопытство. Большей частью его постигали неудачи. Неясное окончательно запутывалось, и, даже получив какие-нибудь результаты, он не мог объяснить их.

— А помнишь твое открытие с дугой? — спросил Виктор, и они захохотали.

Это случилось после того, как профессор Одинцов бросил неосторожную фразу: «Электрическая дуга — самый яркий источник света и самое темное до сих пор место в теории газового разряда».

Андрей счел своим долгом немедленно заняться дугой. Слепящее электрическое пламя гудело в его руках. Он растягивал его, дул на него, помещал в магнитном поле. Через несколько дней у него начали слезиться глаза, но он продолжал опыты. Однажды, устроив дугу между ртутью и углем, он обнаружил, что ртуть в ванночке забурлила и поднялась фиолетовым конусом навстречу углю. Он переменил полюса — под острием угля на ртути возникла воронка. Что бы это значило? Он пошел в библиотеку, перелистал капитальный труд по электрической дуге. О подобном явлении не говорилось ни слова. Тогда он понял, что открыл нечто новое и важное. Почему важное, он еще не знал.

Может быть, на этом принципе можно построить двигатель? Или насос? Ему некогда было сейчас раздумывать о таких мелочах. Он снова помчался в лабораторию, включил рубильник. Он видел то, чего никто никогда еще не видел. Ух, какое это было восхитительное чувство!

Необходимо было немедленно, сейчас же с кем-нибудь поделиться, иначе бы он взорвался от восторга. Он поехал в общежитие.

— Одевайтесь! — закричал он с порога. — Витька, Костя, — открытие!

Поехали в лабораторию.

И Виктор и Костя привыкли к восторгам Андрея, поднять их с кровати было нелегко.

— Жалкие личности… Открытие, понимаете вы? — Андрей, захлебываясь, рассказал о своем опыте. — Конечно, это произошло случайно. Так ведь все великое находилось случайно.

— Какая скромность, — сказал Костя.

Назавтра они втроем пригласили в лабораторию Одинцова. Фиолетовое солнце забегало по тусклой поверхности ртути.

— Видите бугорок? — замирающим голосом осведомился Андрей.

— Вижу, ну и что из этого? — черство спросил Одинцов. Не замечая его тона, Андрей объяснил:

— Я обнаружил это вчера случайно.

— Это явление было открыто Александром Ильичом Шпаковским в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году, — сухо сказал Одинцов. Он оглядел поникшего Андрея и без всякой жалости добавил: — Случай идет навстречу тому, кто ищет его не вслепую.

— Удар в челюсть, — объявил Виктор после ухода Одинцова. — Тысяча восемьсот пятьдесят шестой год, чуть-чуть опоздал.

— Иди к черту! — неуверенно сказал Андрей.

— Оп еще ругается. Осрамил нас только… Эх ты, Архимед!

— Ничего страшного. Подумаешь. Факт, что у тебя есть наблюдательность, — утешал Костя Исаев. — Держи нос выше. Глаза вот ты испортил, это хуже.

И он повел притихшего, упавшего духом Андрея в амбулаторию.

Такого рода «открытий» было немало. Неудачи огорчали Андрея, но быстро забывались. Ему нравился самый процесс исследования. Он сомневался, проверял, выдумывал всевозможные опыты.

Он прибавлял к электромагниту виток за витком, менял толщину проводов, менял все, что можно было менять, и своими руками выводил формулу. Она возникала в точности такая, как в книжке, — длинная, многоэтажная. Каждая ее цифра, каждая буква были запечатлены не только на бумаге, по и на руках — ожогами и ссадинами, оживали в бегущей по шкале стрелке, запоминались навсегда.

Приходила сессия, и Андрей многие предметы сдавал кое-как, еле увертываясь от грозящих двоек. Нет, Андрей не был примерным студентом.

Виктор тоже не отличался усидчивостью, но он схватывал, как говорится, на лету, у него все получалось как-то легко, красиво и весело. Он не кичился своими способностями, все любили его и удивлялись, почему Одинцов предпочел Лобанова.

Темой дипломного проекта Одинцов дал Андрею расчет одного прибора, работа была в основном теоретическая. И получалось так, что Виктор возвращался со станции перемазанный, усталый и заставал Андрея в кровати с книжкой.

— Бездельник ты, брат, — раздраженно говорил он. С этого и началось их взаимное охлаждение.

Виктора обидел выбор Одинцова. Собственно, Виктор не собирался оставаться в аспирантуре, но его задело предпочтение, оказанное Лобанову.

Они ухаживали за подругами-студентками педагогического института: Виктор — за Лизой, Андрей — за Ритой. Однажды в присутствии девушек Виктор принялся высмеивать Андрея.

— Разумеется, носить за Одинцовым портфель да указку не тяжело, и пальчики не испачкаешь, — язвил он. — Инженер — это для тебя низковато. А мы, брат, славы не ищем. Мы идем работать.

Они поссорились.

На выпускном вечере, когда собрались в общежитии всей группой, Виктор, задиристо поглядывая на Андрея, предложил: