– В самом деле? – Марджори обратилась к Конраду, которого снова передернуло. – Тогда, Конрад, нам хотелось бы взглянуть на планы, верно?

Головы Стрэттонов согласно закивали.

– Они у меня дома, – нехотя сообщил ей Конрад, – и я мог бы как-нибудь принести их тебе.

Марджори кивнула.

– Скажем, сегодня к вечеру? В четыре. Идет? – Она посмотрела на часы. – Боже! Мы же совсем опоздали к ленчу. Очень напряженное утро. – Она поднялась на свои маленькие ножки. – Полковник, поскольку наша отдельная столовая на трибунах, как мне представляется, вышла из строя, не могли бы вы организовать что-нибудь подходящее для нас на понедельник? Мне кажется, большинство из нас приедет.

Роджер еще раз ограничился обещанием, что займется этим.

Милостиво улыбнувшись, Марджори величественно проследовала к выходу и отдала себя предупредительным заботам Марка, который тут же умчал ее с ипподрома.

Все разъехались в относительном молчании, Конрад взял с собой пунцового от злости Ярроу, мы с Роджером спокойно завладели полем битвы.

– Старый боевой топор! – с восхищением проговорил Роджер.

Я вручил ему чеки на зарплату. Он посмотрел на подпись.

– Как только вам это удалось? – изумился он.

Вторую половину дня Роджер провел с электриком ипподрома, чьи люди восстановили энергоснабжение по всему сооружению, за исключением центральных трибун. Видимо, Роджер предусмотрительно отключил цепи, которые не вышли из строя сами по себе.

– Нам не хватало еще пожара, – сказал он. Канавокопатель заваливал землей траншею с тяжелым кабелем в толстой изоляции, протянутым к стоянке машин членов клуба, чтобы дать электричество для освещения, электропечей и холодильников в большом шатре.

– На ипподроме нельзя забывать о шампанском, – без тени шутки проговорил Роджер.

На развалинах прибавилось следователей, они установили леса и по кирпичику разбирали завалы. В одном месте они установили длинную, высотой футов шесть ограду вместо протянутой полицейскими ленты, отмечавшей границы кордона.

– Охотники за сувенирами могут растащить ценнейшие вещественные доказательства, – сказал мне один из следователей. – Дай им волю, толпа, которая нахлынет сюда в понедельник, заткнет за пояс пираний.

Я спросил одного из них:

– Если бы вы взялись просверлить штук тридцать дырок в стене, вы бы выставили кого-нибудь на шухере?

– А вы как думали? – он на миг замолчал. – Конечно, нужно иметь в виду, что когда сверлят, то в большинстве случаев трудно сказать, откуда идет шум. Сверление, знаете ли, очень обманчиво. Вы можете думать, что сверлят за стеной, а на самом деле это на сто ярдов от вас, и наоборот. Я хочу сказать, если кто-нибудь и слышал сверление, он, во-первых, мог бы не понять, откуда идет шум, а во-вторых, не придал бы этому значения, если учесть размер этого здания.

Только Роджер, подумал я, понял бы, что здесь что-то не так, услышав сверло, но Роджер находился дома за полмили от того места, где можно было бы что-нибудь услышать.

Я взялся за свой мобильный телефон, все еще лежавший в джипе Роджера, и попробовал дозвониться до друзей по студенческой юности, чтобы навести справки о Ярроу, но почти все номера молчали. Жена одного из старых однокашников сказала, что передаст Картерету мой номер, но, к сожалению, он сейчас в Санкт-Петербурге. Разговаривал я и с очень юной дочкой, сказавшей, что папа больше с ними не живет.

Расположившись в кабинете Роджера, мы обсудили, куда и как поставить большой шатер и две большие палатки, обещанные Роджеру. В одной должны были переодеваться жокеи-мужчины, в другой решено было установить весы и выделить место для обслуживающего персонала. Обе палатки мы разместили в непосредственной близости от скакового круга, в нескольких шагах от конторы Роджера, и решили, что если убрать загородку между конюшнями и стоянкой машин для членов клуба, то публика сможет свободно проходить в главный шатер. Это значило, что лошадей придется выводить на круг, обходя его, но Роджер заявил, что все это можно решить.

– Ребекка! – в какой-то момент воскликнул он, хлопнув рукой себя по лбу. – Жокеи-женщины! Куда мы их денем?

– А сколько их?

– Две или три. Самое большее шесть.

Я соединился с Генри, оставил на автоответчике сообщение, что мне нужны любые боковые приставки к палаткам. «Еще пришли что-нибудь красивенькое, – добавил я. – Пришли-ка замок Спящей Красавицы, нужно повеселить здесь людей».

– Здесь ипподром, а не ярмарка, – испугался Роджер.

– Это же Пасха, – напомнил я ему. – Это же день восстановления доверия. Это день, когда забывают о бомбах, день, когда чувствуют себя в безопасности, день, когда просто отдыхают. Те, кто придет сюда в понедельник, не будут вспоминать о страшном несчастье, которое произошло за этой новой оградой. – Я помолчал. – И мы разожжем огни над всем этим местом и сегодня, и завтра ночью и выставим у конюшен и букмекерской столько сторожей, сколько только можем собрать.

– А расходы?! – поразился Роджер.

– Проведи понедельник как следует, и Марджори оплатит охрану.

– Ну и зараза же вы, вы это знаете? – Он почти легкомысленно улыбнулся и собрался бежать к своим электрикам, но зазвонил телефон.

– Алло, – ответил Роджер.

Потом: «Да, миссис Биншем» и «Сейчас же, конечно, конечно». После чего повесил трубку.

Новость, которую он передал мне, заключалась в следующем:

– Она говорит, что Конрад с Ярроу сейчас у нее, они показали ей свой проект, и она хочет, чтобы мы сняли здесь, в конторе, копию.

– И Конрад согласился? – поразился я.

– Похоже, да, при условии, что мы запрем копию в сейф.

– Изумительная женщина, – сказал я.

– Каким-то образом она держит Конрада на крючке. Я это замечал и прежде. Стоит ей нажать, как он сникает.

– А, все они шантажируют друг друга!

Он кивнул.

– Слишком много вокруг них тайн, хорошо оплаченных или хорошо замазанных.

– Приблизительно так же выражается и Дарт.

Роджер показал на дверь комнаты своего секретаря:

– И копировальная машина, и сейф здесь. Конрад с Ярроу уже идут сюда.

– В таком случае я испаряюсь, – сказал я. – Подожду в вашем джипе.

– А когда уйдут – обратно к своему автобусу?

– Если не возражаете.

– Давно пора, – коротко бросил он, открывая мне дверь, и я заковылял прочь от его конторы.

Я кое-как боком протиснулся в джип, откуда наблюдал, как приехали Конрад с Ярроу, которые привезли с собой огромных размеров папку, и как потом они уехали с недовольными, красными физиономиями.

После их ухода Роджер принес снятые копии в джип, и мы вместе стали их разглядывать.

По его словам, планы были на трех больших листах с синими линиями на бледно-серой бумаге, но из-за того, что копировальная машина меньше по размеру, они получились как будто сжатыми и с черными линиями. На одном листе был план первого этажа. Другой представлял собой вертикальную проекцию всех четырех сторон. Третий походил на беспорядочное переплетение тоненьких, как нитки, линий, образующих трехмерный план здания.

– Что это еще такое? – удивился Роджер, а я, нахмурившись, склонился над этим листом. – В жизни не видел ничего подобного.

– Это аксиометрический чертеж.

– Чего-чего?

– Аксиометрическая проекция – план здания в трех измерениях, что намного проще, чем мучиться с подлинными перспективами. Вы поворачиваете план под любым углом и продолжаете вертикали дальше… Простите, что забиваю вам голову, – извинился я. – Вы сами напросились.

Роджеру легче было разобраться с проекциями.

– Батюшки, – сказал он, – так ведь это какой-то стеклянный параллелепипед.

– Не так-то плохо, совсем даже неплохо. Незаконченно, но неплохо.

– Ли!

– Извините, – сказал я. – Как бы там ни было, я бы не стал его строить в Стрэттон-Парке, а возможно, и вообще в Англии. Эта штуковина просится в тропики, где необходимо мощное кондиционирование воздуха. Но в здешней местности здание не обещает быть ультракомфортабельным.