Мы пошли в трехэтажное здание общежития и поднялись по короткой лестнице на первый этаж. По пути я держалась за отполированные деревянные перила. Сьюзен протянула мне ключи.

— Надеюсь, завтра мы начнем с нуля.

— Да, жду с нетерпением, — сказала я искренне. Неважно, как, но напишу статью.

Она улыбнулась и направилась к лестнице.

— Завтра под дверью ты найдешь маршрут, — бросила Сьюзен напоследок.

Ого, маршрут? Вот, что называется «организация мероприятия».

Я захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, оглядывая комнату, потом медленно прошла вперед. Все было декорировано в том же стиле, что и лобби. Чудесный вкус. На двойных дверях, выводящих на балкон, где стояли два кресла, висели рекламные постеры. В ванной комнате была красивая ванна на ножках, с золотой арматурой и декоративной плиткой вдоль стен, обрамляющей фарфоровую раковину. Я буквально упала на мягкую кровать с белыми подушками и одеялом, и стала набирать сообщение для Стивена.

Кейт : Я в порядке, если тебе интересно.

Стивен: Ты соображаешь, который у нас час?

За день мне уже вытрахали мозг, так что останавливаться я не намеревалась.

Кейт : Ты меня любишь?

Телефон сразу зазвонил.

— В чем дело, милая?

— Ты меня любишь?

— Конечно.

— Ты знаешь, где я и что делаю?

— Ты за городом, на задании.

— Я тебе не долбаный тайный спецагент, Стивен. Я говорила тебе, куда поехала, но ты, как обычно, не слушал.

— Ты далека от меня.

— Я? – он меня изумил.

Он вздохнул.

— Да. С тех пор, как умерла Роуз, и тебе стал сниться этот сон – гребанный странный сон – и ты стала бредить этим бездомным чуваком из метро, как будто ты в его секте. Я не знаю, что с тобой происходит. И не осуждал бы тебя, если бы это твое помешательство было мимолетным, но это длится месяцы.

— Я…

— Нет, слушай. Мы разные, Кейт, мы всегда такими были. Все идет наперекосяк уже давно.

— Погоди. Ты что, даешь мне отставку, ты, козел? Ты бросаешь меня?

— Слушай…

— Нет, ты слушай, Стивен. Боже, как ты можешь быть таким бессердечным? Роза мне снится не во сне, это гребаный кошмар, и я иногда просыпаюсь и понимаю, что этот кошмар – реален. Она умерла, как и моя мама. И не вернется ко мне, но ее одинокая беспросветная жизнь – вот что мучает меня снова и снова. Я – все, что у нее было. Она умерла, и, кажется, что никогда и не жила. Я была в ужасе оттого, что могу закончить так же, но думала, что у меня есть ты, которого, как я понимаю, у меня никогда и не было.… Все к черту. — Я успокоилась, Стивен продолжал молчать. — Неважно, потому что теперь ты мне не нужен. Я скажу тебе, почему слушаю того бездомного в метро. Потому что он прав. Я – это все, что у меня есть.

Я заплакала, но так, чтобы Стивен не услышал. Потом заговорил.

— Ну, я думаю, все сказано, Кейт, — сказал он очень спокойно. Равнодушие сквозило в каждом слоге.

Я сглотнула.

— Скажи мне честно. Ты, правда, думаешь, что любишь меня?

— Я не знаю.

— Ну, теперь-то ты точно должен знать, — мой голос сорвался.

— Прости, — сказал он тихо.

— Это твой ответ?

Я не стала ждать, что он скажет, и нажала на отбой, ощущая себя больше одураченной, чем огорченной. Слезы высохли. Я не была шокирована тем, что потеряла Стивена, но я потратила два года жизни на человека, который меня не любил. И, судя по всему, я его тоже. Замерев, я уставилась на тонкую щель в стене, и тут услышала три быстрых стука в дверь. Дрожь пробежала по телу, я вскочила и почти бегом кинулась к двери, распахнув ее почти драматическим жестом. На пороге стоял пожилой мужчина с подносом. Если бы это был Джейми, я бы не раздумывая прыгнула в его объятья.

— Ужин, мэм.

Я отступила в сторону и позволила ему поставить поднос на обеденный столик в углу комнаты.

— Ризотто с трюфелями и бутылка Пино Нуар 2009 года выпуска. С наилучшими пожеланиями от шеф-повара Марка Страферса и Р. Дж. Лоусона.

— О, круто! – я истерически расхохоталась. Удача вдруг повернулась ко мне лицом. Официант бросил на меня испуганный взгляд, пока откупоривал бутылку и наливал вино в бокал.

— Наслаждайтесь, мэм, — сказал он и исчез за дверью.

Как только официант ушел, снова рухнула на постель, обливаясь слезами. Я думала о Стивене и попыталась припомнить хоть один хороший момент в наших с ним отношениях. За исключением моментов, когда он трахал меня, нагнув над стиральной машинкой в подвале, ничего и не вспомнилось, но это вряд ли было счастье. Оглянувшись назад, я поняла, что, в общем-то, наши отношения всегда были редкостным дерьмом.

Розе он никогда не нравился. Она называла его «холодной рыбой». Я подумала о сне, который припомнил мне Стивен. Вскоре после того, как умерла Роза, я стала изводить себя размышлениями о жизни. Если у тебя нет семьи, и ты не знаешь, кем были твои родители – можно считать, что тебя вообще нет.

Я смотрела в зеркало и не узнавала себя. Я могла снова и снова задаваться вопросом о том, кто я, и осознание того, что не знаю ответа, повергало меня в панику. Я хотела бы задать Розе эти вопросы до того, как она умерла, но не успела. Все, что у меня осталось – несколько фотографий и совсем немного информации о том, кем были мои родители, дедушки и бабушки, но этого оказалось недостаточно, чтобы представить себе их жизнь. Если их не существовало, то и меня не было, и именно в этот момент я стала видеть сны, от которых сходила с ума.

Хоронили Роуз в закрытом гробу, но в моем сне он был открыт, и она лежала там, совсем не похожая на себя прежнюю. Во сне Роуз была одета в белое, хотя не носила его ни при жизни, ни после смерти. Наряд выглядел как свадебное платье, с длинными рукавами и сатиновым корсетом, но Роуз никогда не была замужем – как и моя мама, она жила своей одинокой и замкнутой жизнью. Я подходила к ней, ощущая рядом с собой чье-то незнакомое присутствие. Я наклонялась и смотрела на Роуз. Она лежала там мертвая и казалась совсем молодой. Длинные медно-красные волосы спускались на плечи и придавали ангельское выражение ее лицу. Как будто ей снова исполнилось двадцать. Я никогда не видела ее такой молодой, но все же понимала, что это лежащее передо мной тело и есть моя Роуз.

Когда я поворачивалась, чтобы посмотреть на стоящую рядом фигуру, что-то меня останавливало. Какая-то невидимая сила не давала мне этого сделать. Это тот момент во сне, когда вы пытаетесь сделать физическое усилие, но ваше тело вам этого не позволяет. Все, что я знала — эта фигура давала мне покой одним своим присутствием. Наверное, это была мама, или отец, или Бог. Снова поглядев в гроб, я замечала какое-то движение, робкое и легкое. Наклонялась ближе. Губы Роуз двигались, но я видела, что это дается ей очень тяжело – ведь челюсть ей для похорон закрепили так, чтобы рот оставался закрытым. Глаза Роуз широко открывались, губы двигались, пытаясь открыть рот, это было ужасно.

- Она жива! Помогите ей! – кричала я, но моего голоса не было слышно.

Наконец, ей удавалось открыть рот. Выражение лица Роуз было нетерпеливым. Она отчаянно пыталась мне что-то сказать, но я не слышала слов. Все, что я могла услышать – это звуки сердцебиения, и в этот момент я просыпалась.

Каждый раз мне хотелось иметь хоть еще одну секунду этого сна. Я вспоминала его снова и снова, отчаянно пытаясь понять, что она хотела сказать мне. Ее мертвое тело, лежащее в гробу и пытающееся поговорить со мной, было страшным видением. Но мне хотелось бы быть чуть ближе, чтобы ее услышать, потому что я знала – ее шепот может изменить мою жизнь навсегда. Если бы я только поняла ее…

Может, она пыталась предупредить меня насчет Стивена. И это было ее последнее желание, она просила меня указать ему на дверь. А может быть, просто может, она послала мне Просто Боба, чтобы тот напомнил мне о том, что я – это все, что у меня есть.