Сегодня Ян соображает быстро.
— Я не имею права отвечать на этот вопрос, — говорит Лорье.
— Ладно, кончай, ты всем на свете рассказываешь о расследовании!
— Элиз — не все на свете. Это потенциальная жертва. О, простите меня, я хотел сказать, о…
Я поднимаю руку, как бы говоря: «валяйте дальше».
— А я — потенциальный обвиняемый, да? — в голосе Яна слышится агрессия.
— Ты свидетель, вот и все.
— Но я ничего не видел!
— Ты видел Марион Эннекен.
— Чистое совпадение!
— Больше пока никого не сможешь опознать?
— Это все-таки был не курорт!
— Ладно, но если вдруг что-то вспомнишь… пока.
— Да что он себе напридумывал? — бормочет Ян, когда Лорье уходит. — Что я и с Марион, и с Соней? Что я их убил, потому что они хотели меня продинамить? Как подумаю, в каких переделках мы с ним побывали вдвоем, а теперь он в этой чертовой форме!
Блокнот. Я спрашиваю: «Давно дружите?», и при этом у меня такое впечатление, будто я играю в «Тарзане».
— Мы учились вместе в лицее. Потом ненадолго потеряли друг друга из вида, а потом, когда я приехал тут горбатиться, опять подружились.
«Он тогда с Соней?»
— Нет. Я даже не знал, что они встречались. Об этом ни слова не говорилось. Я узнал от одного инструктора, Пайо. Он сказал мне, что Лорье был в жуткой депрессии из-за барменши из «Мунволка». Роман, о котором судачила вся деревня. Жандарм и шлюха. Теперь, как подумаю, это странно, что она знала Марион, и что обеих убили в течение недели. И, самое главное, не вижу, какая связь с вами. Кроме физического сходства. Ну ладно, хоть они там с собакой, но мне все равно нужно пойти туда, правда. Вас отвезти?
Знаком отказываюсь. Я не хочу двигаться. Уточнение: я не хочу, чтобы меня двигали. Мне кажется, что от малейшего толчка я рассыплюсь на кусочки. Рука ноет, щеку тянет, грудная кость горит. «Моя селезенка стала как у слоненка…». Элиз, звезда комического варьете. Ох, как бы это было здорово! Плясать в марсельском «Альказаре» полураздетой, в страусовых перьях, распевая дебильные куплетики. Я еду наугад в гостиную, выписывая восьмерки, как пчела.
— Звонит ваш дядя! — кричит мне запыхавшаяся Иветт.
Наверное, она нажала на клавишу для усиления звука, потому что сквозь треск я слышу голос дяди.
— Где вы? — спрашивает у него Иветт. — Мы неделю пытаемся с вами связаться!
— Я был в Кракове, теперь я в Италии, в Карраре, по поводу заказа мрамора. Я тоже пытался, вам дозвониться много раз, но все время попадал на автоответчик! — сердито добавляет он.
Черт, никто не додумался сказать ему, что мы переехали из его дома!
— Как там Элиз? — спрашивает он.
— Хм… хорошо, все в порядке, ну, то есть…
— Мне звонил малыш Лорье из жандармерии. Судя по всему, что-то серьезное.
Иветт путается в невнятных объяснениях. Я царапаю в блокноте: «Скажи ему все!» Она протяжно вздыхает и подчиняется. Дядя слушает молча, пока она не доходит до смерти Сони.
— Да, я в курсе, — говорит он тихо. — Расследование как-то продвинулось? — добавляет он.
— Увы, нет! — Иветт приходится кричать, поскольку связь плохая.
— Ничего не слышу! — надрывается он, а в это время я, превозмогая боль, поспешно записываю вопросы, которые хочу задать ему.
Многократные «алло!», и наконец связь нормализуется.
— Я позвоню в жандармерию, — говорит дядя. — И приеду как можно скорее.
Подожди! Быстрее, я протягиваю листочек Иветт.
— «Вы часто виделись с Соней?» Это Элиз хочет, чтобы я у вас спросила, — уточняет она.
— Она иногда звонила, когда я приезжал на выходные. Она чувствовала себя очень одинокой, — добавляет он изменившимся голосом.
— Я продолжаю читать вам вопросы Элиз: «Вы знали, что она употребляет наркотики?»
— Конечно! Все это знали. Я и убедил ее пойти лечиться.
— «Вы знали Марион Эннекен?», — читает Иветт.
Короткая пауза в трубке. И дядя продолжает подозрительно беззаботным тоном:
— Нет, не знал. А что, должен был знать?
— Понятия не имею! — протестует Иветт.
— Слушайте, меня ждут поставщики, да и счетчик крутится! Перезвоню завтра! Элиз, никаких глупостей!
И с этими словами он вешает трубку.
— Он звонил из Италии! Да уж, это ему влетит в копеечку! — с неодобрением говорит мне Иветт.
Я раздраженно комкаю листок с вопросами, оставшимися без ответа. Корочки на ранах трескаются.
— Ну вот, умудрились кровь себе пустить! Боже мой, в четыре года с вами было меньше хлопот!
Ясное дело, тогда я еще верила в Деда-Мороза.
Иветт идет за спиртом и ватой. Готова дать здоровую руку на отсечение — мой дядя знает что-то, о чем мы не догадываемся. Иветт возвращается и относительно ласково промокает мне кисть и предплечье. «На сей раз Франсина продулась!» — сообщает она, убегая к ломберному столику в соседнюю комнату. Кто бы мог подумать, что Иветт превратится в страстную картежницу? Скоро дойдет до того, что меня будут резать в метре от нее, а она не выпустит из рук свое каре тузов.
— Элиз, вы тут?
Нет, я кувыркаюсь на лыжне.
— Элиз? Если вы тут, постучите по колесу кресла, — продолжает Жюстина.
Какой-то злой дух заставляет меня застыть не шевелясь, почти не дыша. К счастью, шум пылесоса мадам Реймон перекрывает звук моего дыхания. Теперь мне приходится напрягать слух, чтобы понять, где в комнате находится Жюстина.
— Тут никого нет?
Если представить себе комнату в виде циферблата, а меня — в виде стрелки, указывающей на двенадцать часов, она сейчас на цифре три, справа от меня.
— Не время для шуток! — напряженно добавляет она.
Я полностью согласна, но мне ужасно хочется побыть злючкой. Я только опасаюсь, что кто-нибудь, кого ни одна из нас не может увидеть, наблюдает за нами с порога. Вот тебя и раскусили, любезная Элиз! Ну, я всегда смогу сделать вид, что дремала.
Жюстина сделала шаг, на что-то наткнулась. На большой низкий стол.
— Ой, ну и наплевать мне!
Она еще немного выжидает. Тишина, ворчание пылесоса в коридоре. Потом — «бип-бип-бип». Телефон! Она, как и я, запомнила расположение кнопок и сейчас набирает номер.
— Алло? Да, это я. Я не могу долго разговаривать… Нет, я еще не уверена, это не так легко! … Хорошо, завтра, в четыре.
Она вешает трубку.
Проходит совсем рядом со мной, я чувствую запах ее духов, вжимаюсь в сиденье, словно хочу слиться со стеной.
— Я знаю, что тут кто-то есть! — вдруг говорит она.
Мое сердце подскакивает метра на три. Она идет вперед, я уже готова к тому, что ее коготки сомкнутся на моей шее, и вдруг она вскрикивает от боли. Столик с мраморной столешницей. Все на него натыкаются. Чертыхаясь сквозь зубы, она нащупывает дорогу.
— О! Мадам Ломбар! Вы ушиблись?
Догадливая мадам Реймон.
— Ничего страшного, я налетела на стол, — спокойно отвечает Жюстина.
— Вот, держитесь за руку, я вас проведу.
Голоса удаляются, а я тем временем еду к телефону, нащупываю его, он летит на пол, я ловлю его на лету. Кнопка «повтор». На моем она справа внизу. Оп-ля! Номер, который она набирала, наверняка высвечивается на дисплее. Но что мне с этого? Я поворачиваю кресло, включаю движок и еду в гостиную. Первая попытка не удалась: врезаюсь в стену. Вторая чуть лучше: я врезаюсь в кого-то.
— Ай! Осторожно!
Юго. Я протягиваю телефон, как нищенка — свою кружку.
— Хотите кому-то позвонить?
Начинается! Я трясу телефоном перед его носом, скорее! Номер вот-вот погаснет. Он берет трубку, машинально читает: «06. 09. 18. 26. 33». Я записываю номер в блокноте.
— Хорошо, я вам наберу… О, не отвечает, там автоответчик. Хотите оставить сообщение?
Протягиваю руку, давая ему понять, что хочу послушать. Он прикладывает трубку к моему уху Электронный голос сообщает, что абонент недоступен, и что я могу оставить сообщение. Отдаю трубку Юго.
— В другой раз попробуем, — говорит он. — Извините, я должен подготовить сеанс гидротерапии для Жан-Клода.